Читать книгу Житомир-Sur-Mer. Паломничество Негодяя - Владимир Д. Дьяченко - Страница 12

В ожидании Литеры, которая собиралась отвести меня в гостиницу, я попытался самостоятельно разобраться в топографии коридоров. Довольно скоро заблудился и случайно вышел к боковым кулисам сцены. Утренняя репетиция закончилась. По сцене ходила Олимпия, просчитывая шаги и геометрию будущих сцен и передвижений. Заметив меня, сразу подошла. Она уже не была безжалостным громовержцем. Немного уставшая, озабоченная чем-то своим женщина близкого ко мне возраста.

– Хотела сказать вам… – взмахнула руками в пространство, как будто разгоняя перед собой туман. – Во время репетиции я всегда как…

Она перестала разгонять туман и просто посмотрела мне в глаза. Чуть наклонив голову, снизу вверх. Щиты гоплитов остались, но за ними больше никто не прятался. Другая женщина. Или другая игра. Или вообще не игра никакая.

– Рабочий момент. Я понимаю.

– Когда что-то не получается, ведешь себя идиоткой.

– Получается прекрасно.

– Да бросьте…

Я покачал головой. Сравнил то, что видел, с течением воды. С горением огня. Сказал еще что-то честное. Назвал, по аналогии с полифонией, полибалетом.

– Вы разбираетесь в балете?

– Нет. Я увлекся как зритель. И, когда мы встретились в зале, я хотел сказать, что…

– Я же извинилась… – гоплиты вновь приподняли щиты.

Хм… Олимпия. Я ответил, что извинения приняты, и мы поцеловались. Она – как бы в знак благодарности за мои слова, я – как бы в знак ответной благодарности за то, что она создала возможность эти слова произнести. Но, на самом деле, мне просто очень захотелось поцеловать ее. Не так, как любому мужчине вообще, хочется целовать женщин, и даже не тем поцелуем, который пробивает мозги женщины осознанием, что теперь ее секс с этим мужчиной неизбежен, а поцелуем, который приглашение к игре, которая сама себе уже чем-то секс. Нам кажется, что наши души где-то соприкоснулись? Неплохо. А что скажут наши тела? Правда, интересно… Так давай попробуем друг друга?!

Мы стоим, держась за руки, и смотрим друг на друга. Не в глаза. Лоб, щека, скула… Во всем я вижу дефекты. Шея… Следы времени, которые она со сводящей с ума откровенностью от меня не прячет, оставляют ее совершенно беззащитной, более нагой, чем полная обнаженность юной женщины с идеальным телом. Нельзя проникнуть в женщину глубже, чем наблюдая ее несовершенства. Наверное, я смог бы по этому лицу, этой шее воспроизвести историю ее жизни. В таких жестоких и возвышающих дух деталях, что… Ну, это если бы меня интересовала конкретика. Но меня, и эта идея овладевает мной все больше, интересует совсем не история этой женщины. А ее ближайшее будущее, точнее, краткий его эпизод, в котором мне может выпасть заглавная роль. Совершенно ясно, она чувствует ко мне что-то похожее, и, небрежно дунув на упавшую поперек лба прядь, она подводит итог прелюдии к новому поцелую бесподобной и безответственной, но многое оправдывающей аксиомой:

– Мне так нравится целоваться.

Я снова наклоняюсь к ней. Соскальзываю расслабленными губами по щеке, вдоль линии волос, к шее, замираю на апексе самого совершенного изгиба на женском теле. Пробую ее запах… О-ох, ты…

Оххх… А теперь он пробует меня на вкус. Губы чуть приоткрыл, прижал плотнее, теперь немного напряг. Легкий вдох, и его губы становятся влажными от испарины, покрывшей мою кожу.

Ее тело, помимо ее воли, отзывается сложной химической реакцией. Новый пульс, новое дыхание, новая температура и куча других параметров, которые мне по боку. Просто два тела обменялись сигналами и расшифровали их…

Мое тело, помимо моей воли, отзывается на его касания сложной химической реакцией и изменениями, на которые мне плевать. Просто два тела обменялись сигналами и расшифровали их: ставлю на кон все, что имею и что планирую получить от жизни, ради того, что она открывает мне в этот данный момент.

С меня можно уже сейчас снять всю нижнюю часть одежды. Я прямо здесь готова получить от него свой номер, который все равно никогда не узнаю. Какой-нибудь пятьдесят девять. Или семьдесят три. Или даже двести восемьдесят семь. А может быть, романтичный восемнадцать… Стоп! Какие восемнадцать? Игра закончится, я стану двести девяносто девятой, но он-то точно попадет в мой самый поганый список. Хотя какие к черту списки, у меня же их нет – я женщина. Так неужели все это ради пары стонов и десятка судорог, которых я пережила уже сотни?.. И которые прямо сейчас, прямо вот в эту секунду миллионами переживают миллионы женщин по всей планете? А не пошел бы он… Зрелую женщину не так легко уговорить на искрометный раунд за кулисами. Можешь порхать, как бабочка, но пчелой буду я! И я не согласна на три аккорда! Хочу симфонию со сложной оркестровкой. Хотя бы органную фугу. Но тогда уж в исполнении мастера.

Господи, отпустило. Только немного душно. Какое счастье, что я умею так быстро ставить мозги на место. У меня в кабинете есть кондицио…

– Наверное, это так классно… – робко говорит он мне прямо в шею. И отстраняется.

Оу… Брюки еще на мне! Новый поворот? Игра продолжается?! Вот только чертов мяч тоже на моей половине… Что бы такое сказать, чтоб не спровоцировать его, но и не оттолкнуть?..

– Что-о… – рефлекторно произносят мои губы, без выражения, на выдохе.

– Наверное, это классно, ебать такую бабу как ты?

…И стихия захватывает. Это как отдаться длинной волне, пологой, широкой до горизонта, мягко и бережно, но неотвратимо несущей тебя к бесконечному в обе стороны, пустынному пляжу с розовым песком. К его розово-песчаным дюнам.

– Откуда мне знать?..

– Хочешь, расскажу тебе?

Стоп! Да, я хочу. Только не сейчас. Только не здесь, в пыльных кулисах, как персонажи фарса. Но как?! Если он не остановится, я же сделаю все сама… Здесь и сейчас. Сделаю, получу свой номер… А потом перегрызу ему горло! А потом насажу его голову на кол и выставлю перед фасадом театра.

– Сегодня вечером, – спасает он свою жизнь и ставит многоточие.

Так неужели опера?! Понятно, с приставкой рок… Вечером вместе возьмем первые аккорды, и жанр станет понятен. А до тех пор я буду представлять, как он думает и думает обо мне и представляет, представляет меня в разных позах. Вольных, даже развратных, но полных офигенной эстетики.