Читать книгу Расколотые небеса - Юлия Борисовна Шипилова - Страница 1

Шел уже первый час ночи, когда Артур Гридж засобирался домой из теплых объятий женщины, в которой даже самый близорукий человек не опознал бы законную жену Артура. Интрижка, начавшаяся пару месяцев назад, еще не утратила первой свежести, и только долг заставил мужчину покинуть гостеприимное ложе. Гриндж старался заезжать сюда почаще, с самого дня их встречи в баре отеля, где он остановился после очередной ссоры с женой. Уютное, погрязшее в перманентном беспорядке жилище в его глазах представляло привлекательную альтернативу холодным простыням и раздельной спальне, ожидающим дома. Гридж не испытывал особых иллюзий по поводу кажущейся неосведомленности супруги о похождениях второй половины, но не считал нужным беспокоиться. В конце концов, Падма была не первой его любовницей, и, если уж на то пошло, не самой скандальной. Артур давно наплевал бы на приличия, но удерживали дети – десятилетняя Лана и восьмилетний Виктор, которых чиновник ежедневно лично провожал в школу вместо предпочитающей утренней сон жены. В семействе Гриджей совместный завтрак оставался единственной традицией, и мало что на свете стоило того, чтобы ею пожертвовать. Формы Падмы определенно не относились их числу, сколь хорошо сохранившимися и волнующими они не были.

В угоду манерам, а скорее, чтобы придать банальному, в общем-то, адюльтеру, элемент новизны, Гридж пораньше отпустил охрану, и сам сел за руль машины. Мощный мотор уверенно нес его по тускло освещенным улицам, распугивая немногочисленных прохожих. Пешком сенатор вряд ли бы решился пройтись в одиночку по этому району, но толстый слой стали служил хорошей защитой от опасности, прячущейся в темноте запутанных переулков. Человек чувствительней, пожалуй бы, поежился при виде источавших неприязнь ко всему живому стен, составлявших большую часть окраины города, но Артур давно уже отрастил толстую шкуру. Как человек, не способный воспринимать красоту, он с равным равнодушием относился и к самым уродливым жизненным проявлениям.

Яркие фары дорогой машины освещали расстилающуюся дорогу далеко вперед, поэтому внезапно появившеюся из-за темного угла фигуру Гридж заметил издалека. Он не сразу сбавил скорость, рассчитывая, что спугнутый шумом автомобиля странный пешеход отойдет на обочину, но тот, остановившись посреди дороги, и не думал двигаться. Расстояние между ними быстро сократилось до отметки, близкой к критической. Выругавшись грязно сквозь зубы, сенатор ударил по тормозам. От резкой остановки машину немного развернуло. Противный звук шин по дрянному асфальту послужил дополнительным раздражителем для и без того натянутых нервов чиновника. Перед его воображением в одно мгновение пронеслись живописнейшие картины неприятных последствий возможного столкновения.

– Ты, что, совсем слепой? – трясущимися от злобы руками Гридж опустил стекло. Усиленная шоком ярость булькала в горле, ища выход, – Какого черта встал посреди дороги?

Разрезающий темноту свет не позволял разглядеть лицо прохожего, но донесшейся от неясного силуэта голос показался сенатору смутно знакомым.

– Господин Гридж? – незнакомец приблизился к автомобилю и оказался невысоким щуплым парнем в темных джинсах и серой толстовке с капюшоном, – Не ожидал увидеть вас в этом районе.

С тех пор, как сенатор в последний раз видел молодого человека, прошло несколько лет, однако, чтобы узнать предполагаемого незнакомца не требовалось долгого путешествия по омутам памяти. Темно-русые волосы и зеленые глаза достались юноше от матери, но за резкими чертами худого лица с очевидностью проступал образ отца.

– Лоренс Антрейт, – еще не успевший по-настоящему удивиться неожиданной встрече, пробормотал Артур. Ему всегда казалось, что имя Лоренс не слишком подходило сыну бывшего Президента, и время только доказало его правоту. В своем возрасте младший Антрейт все еще напоминал подростка, совсем не соответствуя высокопарному имени, – Что ты делаешь здесь посреди дороги? Я чуть было тебя не задавил!

Отчитывая Лоренса, сенатор не мог подавить мелочного удовлетворения. С ехидной жадностью и все растущим ощущением превосходства разглядывал он сына бывшего противника. Даже спустя столько лет с тех пор, как Артур последний раз видел Президента, ростки ненависти к Кристиану Антрейту не завяли в душе чиновника. Он с немалым удовлетворением отметил, что из беззаботного, безжалостного в своем счастье ребенка Лоренс превратился в довольно ординарного молодого человека. Ни простая одежда, ни сам факт нахождения в таком районе в столь поздний час, не говорили в пользу того, что юноша ведет жизнь, достойную наследника Антрейтов.

– Прошу прощения, – Лоренс наклонился к окну, предоставляя собеседнику возможность хорошенько рассмотреть себя, – Я просто задумался и, видимо, отключился от реальности. Машины редко проезжают в этом районе посреди ночи.

– Впредь будь осторожнее, – заметно смягчившимся тоном отозвался Гридж, как того требовала простая вежливость. «Небось обкурился или чем похуже накачался, – между тем злорадно подумал он, – А ведь кто-то в свое время возлагал на старшенького большие надежды. Видел бы теперь парнишку папаша, если все еще жив, конечно».

– Прошу прощения, – погруженный в воспоминания многолетней давности, Артур не сразу сообразил, что Лоренс обращается к нему, – Ваш дом расположен прямо в центре, так ведь? Вы меня не подбросите, если не трудно? Здесь ужасно сложно поймать такси даже днем, не то, что ночью.

Артур волевым усилием прервал поток приятных мыслей. Он не испытывал огромного желания делить пространство с кем-то вроде Лоренса Антрейта, но небольшое путешествие предоставляло уникальную возможность побольше разузнать о величине упадка ненавистного семейства. Кроме того, хоть Гридж никогда бы в этом не признался, определенная его часть просто не решилась возразить против просьбы, высказанной человеком, так похожим на того, кто совсем недавно повелевал половиной мира.

– И зовите меня Реном, – сказал Лоренс, опускаясь на сиденье рядом с сенатором, – Меня никто не зовет полным именем.

«Точно-точно, – вспомнил раздраженный собственной безвольностью Гридж, – Рик и Рен, мы все время шутили, что Антрейты дали своим детям имена, которые звучат, как собачьи клички. Что ж, время показало, что они не ошиблись».

Машина быстро катилась по пустым улицам, и чем дольше продолжался путь, тем сильнее росло недовольство Гриджа. Артур уже успел пожалеть, что согласился на предложение, и решил, что не будет поддерживать вежливую беседу, если младшему Антрейту вдруг придет в голову следовать правилам этикета. Рен, однако, продолжал молчать, и еще недавно думавший держать рот на замке, сенатор не выдержал.

– Как поживает Маргарет? – задал он первый пришедший в голову вопрос. Маргарет была матерью Лоренса и второй, не считая сына, из оставшихся по эту сторону Антрейтов, – Должно быть, нелегко пришлось, когда вы остались одни.

– С тех пор уже немало лет прошло, – равнодушно бросил Рен, словно прошлые события не изменили навсегда его отлаженную, распланированную на годы вперед жизнь, – Мы привыкли жить вдвоем. А что насчет вас, сенатор? Я слышал, вы оказались одним из немногих, чья семья целиком осталась на этой стороне после разлома.

– За исключением пары надоедливых тетушек, – привычно отпустил Гридж дежурную шутку. Похожую фразу ему приводилось слышать в свой адрес уже бесчисленное число раз в самых разных обстоятельствах. Молодой Антрейт оказался таким же банальным, как остальные, – Я каждый день благодарю небеса, за то, что они были так добры ко мне.

– И вам есть, за что, – с холодной улыбкой согласился Рен, – Получить разом и жену, и детей, и любовницу – вы невероятно везучий человек, сенатор.

– Что? – возмущение наглостью юнца быстро сменилось удивлением. Откуда он узнал про Падму? – Что ты несешь?

Лоренс задумчиво посмотрел в окно, не обращая внимания на вопли сенатора.

– Но это, конечно, не главная причина, по которой я убью вас, – добавил он будничным тоном, по-прежнему не отрываясь от непривлекательных видов, так что до Артура не сразу дошел смысл фразы.

В этот момент одновременно произошло две вещи: замерший от неожиданности Гридж резко ударил по тормозам и тут же почувствовал, что в бок ему упирается холодное дуло пистолета. Шины протяжно заскрипели по асфальту, в свете фонаря сверкнула холодная сталь, и на секунду мир замер в тишине, прерываемый только тяжелым дыханием внезапно загнанного в угол человека.

– Ты один из них, – сенатор говорил тихо, но голос звенел ненавистью. Лоренс пожал плечами.

– Они так думают, – он сильнее вдавил пистолетное дуло под ребра Артура, напоминая об угрозе. Движение было для парня явно привычным, – Но ближе к делу, сенатор. Хотите жить – расскажите мне все, что знаете о разломах.

– О разломах? – как ни старался, Гридж не смог сдержать дрожи в голосе, – Вы что же, все грезите о разломах? Вам к ним даже близко не подобраться.

Дуло переместилось к виску сенатора, рефлекторно дернувшегося при прикосновении холодного металла. Глаза Рена опасно потемнели, а рот скривился, словно юноша собирался зарычать, как дикая собака.

– Не твоего ума дело, – прозвучавшая ранее угроза становилась все более зримой, – Мы можем больше, чем ты думаешь, и сейчас нам нужна информация. А теперь говори – если хочешь жить.

– Но я правда ничего не знаю! – первый шок понемногу рассеялся, и на лице сенатора начала проступать животная паника, – Всем заведуют Бертрам и Малый совет, я не вмешиваюсь в их дела! Зачем мне это, ты же сам сказал – моя семья вся осталась на этой стороне!

– Ты должен знать хоть что-то, – настойчивости младшему Антрейту было не занимать, – Не может быть, чтобы все это проходило мимо остального Сената. Вспоминай – или ты не хочешь спасти свою жизнь?

– Я знаю, где они находятся! – в отчаянии воскликнул сенатор. Лоск и важность слетели с него словно шелуха, обнажая дикий ужас и готовность на все, чтобы избежать ожидаемой участи. С трудом сдерживающийся от того, чтобы не промочить штаны, Гридж представлял жалкое зрелище, – Но они серьезно охраняются, обычному человеку туда просто невозможно подобраться.

– Ты говоришь то же, что и твой предшественник, – не проявил интереса Лоренс, – Можешь рассказать что-то более конкретное?

Глаза Гриджа забегали по сторонам. Он судорожно пытался вспомнить хоть что-то достаточно полезное, чтобы спасти его жизнь.

– Я ведь там никогда не был, – умоляюще затянул он, как вдруг едва не подпрыгнул на кресле от радости, – Хотя подожди, я знаю кое-что! Беренсен! Сенатор Беренсен, который когда-то входил в партию твоего отца! После разлома все думали, что он займет место Президента, но тот неожиданно перешел на сторону Бертрама. Говорят, это потому, что ему пообещали вернуть дочь, которая осталась на той стороне! И вернули, вернули, иначе он никогда бы не присоединился к Сенату!

Рука Лоренса немного опустилась, будто он разом лишился сил. Гридж решился слегка повернуть голову, но смысл выражения лица похитителя ускользал от него.

– Что еще ты знаешь об этом? – спросил Рен после недолгого молчания, растянувшегося для замершего в ожидании решения Артура почти в бесконечность, – Где она сейчас?

– Я больше ничего не знаю, клянусь! – Артур заметил перемену настроения, и преисполнился надеждами на благополучный исход, – Послушай, я никому не расскажу об этом маленьком происшествии, обещаю. Я открыл тебе, все что, знал, ты обещал отпустить меня…

– Не думаю, – бросил Рен, и, не глядя, нажал на спусковой крючок. Гридж захлебнулся на последнем слове и обмяк в кресле. Кровь веером брызнула на боковое стекло, стекая вниз густыми струйками. Глушитель погасил звук выстрела, и сонная тишина улицы осталась непотревоженной, равнодушной к разыгравшейся трагедии.

Рен выскользнул из машины, и, убедившись в отсутствии свидетелей, свернул в узкий проулок, куда не проникал свет фонарей. Оставив предусмотрительно протертый пистолет у тела сенатора, Рен двадцать минут блуждал по веренице запутанных улочек, пока не вытащил из кармана телефон и не набрал короткое сообщение. После этого он остановился, прислонившись к стене, и, казалось, уснул, судя по закрытым глазам и размеренному дыханию человека, которого не мучает совесть.

Прошло немного времени, прежде чем ночную тишину прервал рев одинокого мотора. Шум становился все сильнее, пока, сверкнув хромированным боком, рядом с Реном не затормозил мотоцикл. Обтягивающая кожаная куртка не оставляла сомнений, что управляла массивной машиной женщина.

Таинственная мотоциклистка сняла шлем, явив миру молодое лицо с крупными, резко обозначенными чертами. На вид она была лет на пять старше Рена, который воспринял эффектное появление на ночной улице как само собой разумеющееся.

– Как все прошло? – спросила девушка, не покидая сидения, – Удалось что-нибудь выяснить?

Рен оторвался от стены.

– Ничего нового о разломах, – он выглядел витающим в мыслях, и ответил после небольшой заминки, – И кое-что интересное о сенаторе Беренсене и его дочери.

Рен коротко пересказал мотоциклистке содержание предсмертных откровений Гриджа. Когда рассказ подошел к концу, та протяжно присвистнула.

– Босс определенно захочет пообщаться с девчонкой, – убежденно заявила она, раздумывая над услышанным, – Только подумать – человек с другой стороны. Я думала, все, кто побывал в разломах, уже давно покойники. Сенат сразу позаботился об этом.

– Она-то попала туда не случайно, – усмехнулся Рен, – И ей не нужно было затыкать рот, в отличие от других.

– Гляжу, ты и сам не против пообщаться с юной госпожой Беренсен, – поддела мотоциклистка, но не была удостоена ответом, – Ладно, залезай, отвезу тебя домой. Ты уже отчитался перед боссом?

– Прочитает обо всем в газетах, – неразборчиво пробормотал Рен, надевая шлем и устраиваясь позади девушки.

– Ты невозможен, – простонала она, и завела мотор.

Дорога пары пролегала в самый центр города, и скоро темный полукриминальный район сменился суетливой пестротой главных улиц. Из центра они переместились в жилые районы, сплошь состоящие из роскошных особняков, даже не напоминающих гнетущие развалины старого гетто. Два мира объединяли лишь зияющие то там, то здесь пустоты, на месте которых когда-то стояли дома, да тишина, рассеивающаяся с рассветом.

Фыркнув трубой, мотоцикл затормозил перед высокими коваными воротами, за которыми виднелся погруженный в сон старинный особняк. Темнота и густая зелень деревьев скрывали большинство проделанных временем разрушений, но даже в полумраке было видно, что место знавало лучшие времена. Не дожидаясь, пока мотор заглохнет, Рен спустился с сидения.

– Увидимся, – коротко бросил он, возвращая шлем и поворачиваясь к воротам, – Привет боссу.

– Обязательно, – ехидно отозвалась девушка из-под шлема, – И как он только переживет такую честь, – добавила она, стоило приятелю скрыться из виду.

Рен дождался, когда мотоцикл исчезнет за углом, прежде чем войти в дом. Оказавшись внутри, он не стал зажигать свет, чтобы не будить остальных обитателей. Надеждам проскользнуть в комнату незамеченным, однако, не суждено было сбыться. Стоило Рену добраться до лестницы, как кто-то щелкнул выключателем, залив комнату ярким светом хрустальных люстр, висевших под потолком. Как и большинство вещей в этом доме, они явно нуждались в ремонте и чистке.

– Мама? – взгляд Рена моментально выхватил тонкую, кутающуюся в шаль фигурку в конце ступеней, – Почему ты еще не спишь? Тебе вредно переутомляться.

Увидев мать, Рен бегом одолел ступеньки, жестом призвав собравшуюся спускаться вниз женщину оставаться на месте. Та только покачала головой, глядя на запыхавшегося парня.

– Ты говоришь, как будто я какая-то старая развалина, – шутливо обиделась Маргарет. Неподдельное беспокойство в глазах сына вызвало в ней противоречивые чувства, – Я вполне способна дождаться своего ребенка с ночной прогулки, чтобы задать взбучку. Где ты пропадал до двух часов ночи? Мог хотя бы предупредить, что задерживаешься!

Рен ощутил укол вины перед матерью. Визит Гриджа к любовнице произошел внезапно, и, ослепленный представившейся возможностью, он не успел ничего соврать домашним. Теперь, глядя на темные круги под глазами Маргарет, он серьезно пожалел, что не поднял трубку. Его мать всегда отличалась слабым здоровьем и особенно сдала после разлома. Хотя с тех пор прошло немало лет, она никогда так и не смогла по-настоящему оправиться от удара.

– И я абсолютно ее заслуживаю, – искренне покаялся Рен, обнимая мать за плечи и подталкивая к спальне, – Но только завтра, хорошо? Тебе нужно отдыхать, да и я ужасно хочу спать. Прости, что не предупредил, что задержусь. Я помогал Виктории с мотоциклом и немного потерял счет времени.

Рен познакомил мать с подругой, когда та случайно натолкнулась на них на прогулке. Пара с таким чувством спорила прямо посреди толпы, что прикинуться случайными знакомыми не представлялось возможным. Впоследствии это, впрочем, даже сыграло сообщникам на руку – кроме Виктории у Рена по большому счету не имелось друзей, и ее имя служило отличным прикрытием для отлучек, вроде сегодняшней.

– Виктории, – шутливо протянула Маргарет, слабо сопротивляясь напору сына, – Она кажется неплохой девушкой, но меня немного смущает разница в возрасте…

– Сколько раз повторять, мы просто друзья, – уже не в первый раз со злополучного дня повторил Рен, останавливаясь перед дверью спальни. Стоящие в холле часы издали три удара.

– Я рада, что ты нашел друга, – мягко улыбнулась Маргарет, проведя по щеке сына. На фоне ореховой кожи ее рука казалось еще бледнее обычного, – Я знаю, последние годы прошли нелегко для тебя. Мне так жаль…

– Ты ни в чем не виновата, – прервал последнюю фразу Рен, – А теперь спи, хорошо? Увидимся завтра.

Сделав мысленную отметку никогда больше не исчезать без предупреждения, Рен расстался с матерью. Его собственная комната, дань странному упрямству, располагалась в самом конце коридора, как и много лет назад, хотя теперь Рен являлся единственным ее обитателем. Остальные двери давно заколотили – если в первые годы они с матерью и Хельгой, единственной служанкой, пытались поддерживать в надлежащем состоянии весь дом, то вскоре бесславно отступили перед масштабностью затеи. С тех пор коридор пестрел перекрещенными досками, неизменно наводящими молодого хозяина на мысль о кладбище. Он был рад, что мать редко продвигалась от спальни дальше по коридору, и была избавлена от тягостного зрелища.

Добравшись до кровати, Рен кулем рухнул на покрывало, не утруждаясь ванной. Со времен его детства эта комната претерпела самые небольшие изменения, и он мог добраться до постели и с завязанными глазами. Отсюда даже не вынесли вторую кровать – Рен, которому было двенадцать лет, когда Хельга поставила этот вопрос, устроил форменную истерику, и даже матери запретил приближаться к комнате. Напуганные бурной вспышкой Маргарет и служанка уступили, и больше никогда не возвращались к болезненной теме. Рен был благодарен домашним за это.

Он верил, что когда-нибудь вторая кровать им снова понадобится.

***

Стояла уже середина ночи, когда члены Малого совета собрались на экстренное совещание. Судя по потрепанному виду сенаторов, большинство из них уже закончили день в уютной постели и вовсе не рассчитывали на неожиданный вызов. К назначенному времени Малый совет пребывал на обычном месте почти в полном составе, за исключением Августа Бертрама – человека, собственно и созвавшего всех в неурочное время. Бертрам являлся председателем Совета, и обладал достаточным влиянием, чтобы позволить подобное поведение, хотя и удостоился несколько недовольных замечаний. Он не поделился с соратниками причинами сбора, что не мешало скучающим в ожидании мужчинам высказывать самые разные предположения. Тот факт, что Бертрам решил собрать не весь Сенат, а только Малый совет, состоящий из особо приближенных к лидеру людей, стоявших за принимаемыми Сенатом решениями, говорил, что произошедшее было довольно серьезным.

– Я думаю, это как-то связано с деятельностью ФЕ, – высказал догадку прибывший одним из последних молодой сенатор. Он всего несколько лет назад вошел в Совет, сменив на посту умершего отца. Хотя формально сенатор являлся выборным лицом, в итогах голосования никто особо не сомневался. Сын старого Джориса всегда был правой рукой отца, и знал немало секретов, которые не должны были выйти за пределы этой комнаты, – Они в последнее время серьезно оживились. Взять хотя бы то нападение на психбольницу, когда они выкрали доктора Хемминга.

– Глупости, – надменно возразил дородный господин, потирающий подбородок толстыми пальцами. Это был Хилдо Трус, заседавший в Малом совете с самого основания, и считавший данных факт достаточным поводом для бесконечного уважения к своей персоне, – Потеря чокнутого профессора особо не повредит, старик давно уже потерял рассудок, если вообще когда-то был в себе. ФЕ, конечно, нужно раздавить, но это еще не повод собирать нас посреди ночи.

– Я слышал, они застрелили помощника сенатора Галлена, – вмешался в разговор высокий худой старик с едким взглядом. Это был Нильс Стааф, еще один старожил Совета, – Прямо в квартире, а рядом с телом написали «ФЕ». Бертрам велел прессе замять дело, но слухи-то не остановишь.

– Лучше бы они пристрелили самого Галлена! – неестественно расхохотался Трус, неосмотрительно косясь на старика, – От его унылой рожи молоко скисает!

Неуместный взрыв веселья прервало прибытие сенатора Бертрама – высокого человека с манерами и внешностью аристократа, плохо вяжущимися с сопровождающей его славой алчного дельца и безжалостного политика. Стремительно влетевший в комнату Бертрам окинул стол взглядом собственника. Смех резко прекратился.

– Вы, вероятно, недоумеваете, зачем вас собрали здесь, – сенатор с удовольствием опустился на обитый красным шелком стул. В отличие от остальных, Бертрам провел долгий вечер на ногах, что, впрочем, не уменьшило его обычного лоска, – К величайшему прискорбию, вынужден сообщить, что сегодня ночью, не далее, как несколько часов назад, был убит один из сенаторов – Артур Гридж. Застрелен в собственной машине по пути домой.

– Гридж? – на Хилдо Труса новость не произвела особого впечатления, – Это такой слизняк, вокруг которого постоянно вертятся женщины? Что, его жене, наконец, надоели его похождения?

Губы Бертрама слегка скривились в презрительной гримасе, но толстяк не обладал достаточной проницательностью, чтобы понять, какую реакцию вызвал бестактным замечанием. Бертраму было плевать на сенатора Гринджа и всех его любовниц, но он полагал, что существуют ситуации, где необходимо соблюдать приличия.

– Если только его жена не состоит в ФЕ, полагаю, это сделала не она, – негромко произнес Бертрам с вежливой улыбкой. Несмотря на продолжающиеся разглагольствования, последнюю фразу услышали все, включая Труса, который запнулся на полуслове и умолк, неловко заерзав на стуле. В зале повисла тяжелая тишина. Сенатор Бертрам относился к тем людям, которые ценят только собственные шутки.

– Насколько мы можем быть уверены, что это действительно ФЕ? – первым решился заговорить старый Стааф, – Вдруг кто-то в самом деле решил свести личные счеты, прикрывшись чужой личиной?

– Он был убит из того же оружия, что использовалось ранее, – Бертрам благосклонно кивнул на резонное замечание, – Правда на этот раз пистолет любезно оставили рядом с телом. Сомневаюсь, что мы сможем отследить по нему владельца. ФЕ это знают, и играют с нами.

Ответа не последовало – Малый совет мрачно обдумывал услышанное. Бертрам не стал дожидаться, пока кто-то выскажет свое мнение.

– Это объявление войны, господа, – заключил он. Несмотря на грозные слова сенатор выглядел почти довольным, словно все происходящее служило для него отличным вечерним развлечением, – А теперь я готов заслушать ваши предложения.

Он поудобнее устроился на стуле.