Читать книгу Свадебное путешествие Гиацинта - Эллин Крыж - Страница 12

Наутро, когда родители вернулись в замок, дети уже встречали их дома, весёлые и отдохнувшие. Все следы ночной прогулки, в виде беспорядка на кухне и верёвок, свисающих из окон, были заблаговременно уничтожены.

– Как спектакль? – вежливо спросили “детки”.

– Отличная опера. Такая музыка – прямо мурашки по коже. Но всё-таки, “Травиата” – это для взрослых, – решили родители.

– Почему? – спросил Розанчик.

Герцог Джорджоне пояснил:

– Понимаешь, это такая психологическая драма: о Любви, о смерти, о самопожертвовании, о тщете мирской суеты и роскоши, в общем, хорошо, что вы остались дома…

– Да, – согласно кивнула Далия. – Вам бы не понравилось, особенно молодожёнам, – она добродушно улыбнулась Виоле и Гиацинту. Они ответили такой же милой улыбкой. Герцогиня Далия спросила:

– А как у вас здесь? Всё было спокойно?

– Здесь всё было спокойно, – заверил Гиацинт. – “Бандиты” постоянно находились в поле моего зрения…

“Бандиты” – Джордано и Розанчик фыркнули и переглянулись. “Ясно, здесь всё было спокойно, нас же не было”, – говорили их взгляды.

Герцог Джорджоне внезапно сказал, когда они у же завтракали всё вместе в столовой:

– Знаете, что, cari amici,[56] у меня есть предложение…

Все взоры обратились к нему, герцог продолжал:

– В порядке компенсации, за то, что мы провели ночь в гостях, а вас бросили дома… (при этих словах по некоторым лицам пробежали ироничные тени)… так вот, предлагаю сегодня совершить небольшое путешествие всем вместе.

– Куда? Когда? На чём? – моментально посыпались вопросы.

– Это секрет. Узнаете всё после обеда, даже позднее…

Розанчик обиженно насупился:

– А это для всех секрет, или только для нас?

Правитель Тосканы засмеялся:

– Для всех, не волнуйся.

– Нам также пока ничего не известно, – заверила маркиза Матиола.

– Надеюсь, сюрприз будет приятным? – осведомилась Далия.

– Думаю, да, дорогая.

– О! Я кажется догадываюсь… – она шепнула что-то на ухо мужу.

Герцог подтвердил её догадку.

– Ты угадала, моя дорогая. Только не выдавай меня, пусть будет сюрприз.

От этой таинственности гости так разволновались, что позавтракали с утроенным аппетитом, на радость хозяйке дома.

До вечера все гуляли по городу. Это нельзя было в полном смысле назвать “по городу”, скорее – “над городом”. Они прогуливались по Коридору Вазари, проходящему поверх домов Понте Веккио. Этот коридор, длиной почти в километр, соединял Палаццо Питти, Палаццо Веккио и Галерею Уффици. И вот друзья гуляли по самым знаменитым музеям города, не выходя на улицу и не ступая на землю.

Они побывали в маленькой церкви Санта Феличита, под которой Коридор Вазари превращался в балкон. Оттуда в старину Великие герцоги Медичи слушали мессу, будучи невидимыми для остальных прихожан. Из окон Коридора открывался прекрасный вид на реку Арно́ с многочисленными мостами, на набережную, на далёкие черепичные крыши и купола соборов. Стены Коридора были увешаны собранием великолепных картин, в основном автопортретами великих художников прошлых эпох и картинами исторических битв.

Из Коридора Вазари гости попадали в знаменитый музей искусств – художественную галерею Уффици, построенную также по проекту Вазари в 1570-х годах. В ней теперь собраны иконы, картины, скульптуры выдающихся мастеров. Друзья видели и “Мадонну на троне” кисти Чимабуэ и Ботичеллиевскую “Мадонну с гранатом” и “Весну” и “Рождение Венеры”, само собой, тоже. Картины Рафаэля, Леонардо да Винчи, “Тондо До́нни” со Святым Семейством работы Микеланджело и другие произведения.

Из Галереи Уффици по тому же Коридору Вазари можно было пройти в Палаццо Веккио – главный дворец Флоренции, его ещё называют Дворцом Синьории.

Это здание – резиденция правительства Флорентийской Республики с XIV века. Само правительство называлось “Синьори́я”. Администрация мэра Флоренции до сих пор находится здесь, и Палаццо делла Синьория, собственно – рабочий кабинет герцога Тосканского и его министров.

Гости побывали во многих залах прекрасного дворца, в том числе и в Большом Зале Пятисот, как называют огромную комнату, где во времена Республики заседал Большой Народный Совет. Из всех залов верхнего этажа им больше всего понравился великолепный зал Лилий. В нём по стенам на лазурно-синем фоне блистали бесчисленные золотые лилии.

Из окон Палаццо они видели статуи на площади Синьории. Среди них мраморный “Давид” Микеланджело, а в боковой ложе – обещанный бронзовый “Персей с головой Медузы”, работы Бенвенутто Челлини.

В общем, до обеда гостям хватало развлечений и ожидание сюрприза было не таким томительным. Но обед прошёл и близился вечер. Наконец, часов в восемь вечера, герцог Джорджоне предложил всем гостям отправиться вместе в ним на прогулку, где он и представит им долгожданный сюрприз. Они радостно последовали за герцогом. Впрочем, к большому сожалению, последовали не все. Синьора Далия, единственная знавшая сущность сюрприза, осталась дома. Она сказала, что так устала после вчерашнего посещения театра и последующих торжеств в особняке Сантолина, что желала бы слегка отдохнуть. Тем более что вернутся гости по её предположениям никак не раньше утра, а она не в состоянии странствовать всю ночь.

Итак, пожелав герцогине доброй ночи и сами рассчитывая на то же самое, гости покинули Дворец Георгин и миновав Палаццо Питти и площадь Счастья, по Виа Маджо, то есть по улице Мая прошли на набережную Арно́, прямо к Мосту Святой Троицы. Они не перешли мост, а спустились по каменной лесенке на берег к самой воде. Там были построены непонятные навесы, похожие на длинные деревянные ящики, высотой до полтора метра. В этих “ящиках” хранились лодки.

Герцог подошёл к самому большому навесу и открыл два замка́ на его боковой стенке. Мальчишки помогли ему откинуть крышку “ящика”. Весь верх и боковая стенка поднялись на шарнирах и остались открытыми. Внутри под навесом пряталась длинная узкая лодка с высокой загнутой кормой и богато украшенным форштевнем. Все с восхищением рассматривали её. Герцог потянул за канат привязанный к железному кольцу на носу лодки, и она легко скользнула по наклонному настилу в изумрудные воды Арно́.

– Знакомьтесь, это “Фиорелли́на”,[57] – Джорджоне сделал приглашающий жест.

– Боже, настоящая венецианская гондола! – восхищённо воскликнула маркиза.

Джордано широко раскрытыми глазами смотрел на отца:

– Папочка, это её ты привёз прошлой зимой?

– Откуда такая красота? – спросила Фиалка.

Джорджоне был весьма доволен произведённым эффектом. Он рассказал историю “Фиореллины”.

– Это действительно настоящая гондола, построенная лучшими мастерами Венеции. У нас в Венецианской лагуне есть небольшая вилла – Вилла дей Фиори.[58] Я в прошлом году был по делам в Венеции и заказал тогда эту лодочку. А полгода назад, зимой, мы перевезли её на Арно́. Так что, она венецианка, но с гражданством Флоренции. Прошу, господа, располагайтесь.

Гондола была двенадцати футов в длину, и восемь человек легко разместились в ней. Большая, напоминавшая по контуру изящный стручок фасоли или плод банана, гондола легонько покачивалась на воде. Она была чёрного цвета, с красными обводами бортов и кормой. Гордо приподнятый нос “Фиореллины” украшал позолоченный гребень и резные цветы, также покрытые золотом. На загнутой словно носок турецкой туфли корме, красовались золотые продольные полоски, сходящиеся вместе на узком краю кормы, где находился небольшой позолоченный шарик, вырезанный из дерева. На “Фиореллине” не было специальной надстройки или навеса с балдахином, имитирующих каюту. Она имела две скамейки в центре, где могли разместиться человек шесть и две банки на носу и на корме, где должны были располагаться гребцы.

Гондоле также полагались два длинных чёрных весла с красными ручками. Первыми вызвались грести мальчишки – Розанчик и Джордано. Остальные разместились так: на одной скамье герцог Провансальский и Матиола, на другой – герцог Тосканский и Фиалка. Гиацинт и Виола устроились на полу между скамейкой и кормовой банкой.[59] Джордано взял носовое весло, паж – кормовое и они отчалили от берега.

Правда, вскоре гребцам пришлось поменяться местами, ибо Розанчик первый раз в жизни держал в руках весло и грёб им так рьяно, что лодка рыскала в разные стороны с риском опрокинуться. В конце концов, Гиацинт заявил, что Розанчик уже пару раз покушался снести им головы веслом и на третий раз, пожалуй, достигнет успеха в этом предприятии. Розанчик обиженно хмыкнул и перешёл на нос гондолы – там всё-таки не рулевое весло. На корме, как более опытный встал Джордано, и дело пошло на лад.

“Фиореллина” легко скользила вниз по течению. Они мирно проплыли под аркой моста Понте алла Карайа. Близился вечер. Небо на горизонте алело. Проплывали мимо дома́, фонари на набережной и купола далёких церквей и соборов. Уже через пятнадцать минут они, миновав Понте Витториа покинули центр Флоренции и плыли меж зелёных берегов западных пригородов. Дома́ скрылись, заслонённые кронами роскошных олив, растущих по берегам Арно́. Лишь вдалеке мелькали черепичные крыши и горы Тосканы.

Чем ближе к вечеру, тем более густые синие и фиолетовые тени опускались на горы. Арно впереди гондолы всё больше напоминал расплавленную золотую лаву. Казалось, чёрные борта “Фиореллины” с лёгким шипением, словно угли проходят сквозь пламя, растворённое в реке. Все зачарованно смотрели на золотистые искры, рассыпающиеся от каждого взмаха весла. Говорить было не о чем, гости предпочитали молча слушать вечернюю песню Арно́. В ветвях олив над водой щебетали птицы, где-то в горах откликалось эхо колокольчиков – пастухи загоняли домой овец и коз. Они уплыли довольно далеко от города – мили на три. Надо возвращаться.

“Фиореллина” развернулась и пошла против течения. Её корма, даже если бы не была золотой и красной, стала бы такой от последних лучей закатного солнца. Джордано отдал весло Гиацинту, а сам взял носовое. Розанчик, довольный, что может наконец отдохнуть и спокойно любоваться закатом, уселся на корме; Виола передвинулась выше и теперь сидела на кормовой банке, поджав ноги и глядя, как расходится фестонами вода за кормой “Фиореллины”. Они возвращались в город.

Русло Арно́ снова стало шире, вдоль каменной набережной зажглись большие светло-жёлтые фонари, похожие на виноградные грозди, растущие вверх. На каждом витом столбе росло по два или четыре светящихся шара.

Флоренция встретила их фейерверком разноцветных огней: окна домов, цветные вывески, кружевные, освещённые изнутри силуэты церквей, дворцов и колоколен, со множеством окошек самых разных форм. А значит, и со множеством огоньков.

– Ну просто Венеция! – мечтательно воскликнула Фиалка. – Если бы впереди не светился огненным драконом Понте Веккио, можно представить, что мы на Большом Канале в Венеции и скоро за поворотом возникнет огромный Дворец Дожей. Слышатся песни гондольеров…

Герцог Джорджоне сделал обещающий жест:

– Это вполне исполнимо, дорогая Фиалка, – и обращаясь ко всем, добавил: – Друзья, думаю, мы можем полностью воссоздать весь образ Венеции здесь, на Арно́. Пожалуй, кроме Дворца Дожей… А вот баркаролу мы вполне могли бы спеть.

– А играть на чём? – спросил Гиацинт, стоя на корме. – Или будем петь “а капелла”?

– Зачем, – с улыбкой возразил герцог. – Здесь есть всё необходимое. Остановитесь на минутку.

Гребцы притормозили и подняли вёсла. Герцог перешёл на корму и попросил Виолу и Гиацинта на секундочку сойти с кормовой банки. Они так и сделали. В досках кормового отсека был устроен ящик, где обычно хранится съёмный навес гондолы, канат, чтобы ошвартовывать лодку, багор, которым гондольеры удерживают свои челны, зацепившись за кольцо в каменной стенке канала. В “багаже” “Фиореллины” также лежала ткань складного тента и лёгкие стальные трубки каркаса – значит, на ней всё-таки можно установить навес. Кроме того, в ящике нашлись музыкальные инструменты: мандолина и две небольшие гитары. Глаза Джордано сверкнули гордостью:

– Папа, ты обо всём подумал! Здо́рово!

Он отложил себе мандолину, оценивающе обвёл взглядом окружающих… Взял по гитаре в каждую руку и обернулся к Гиацинту:

– Тебе которую?

Гиацинт указал подбородком:

– Эту. В левой руке.

– Держи!

Гиацинт подхватил гитару за гриф и боком сел на скамейку, ближе к корме. Джордано спрятал в ящик вторую гитару и взял мандолину.

– А грести опять мне?! – взвыл Розанчик. – Или, может, девчонки возьмут вёсла?

Матиола замахнулась на него веером:

– Бунт на корабле?! А ну брысь на нос и сиди тихо, не то брошу за́ борт!

– Господи, это у вас семейное! – проворчал паж, покосившись на Гиацинта. – Чуть что – за́ борт! С кем я связался?…

Под общий хохот Розанчик перелез на нос гондолы.

– Не плачь, – утешил его Джордано. – Лови, будешь отбивать ритм.

Розанчик поймал на лету какую-то блестящую штуку, которая мелодично звякнула. Это было что-то вроде маленького бубна: на крестообразной рамке с изящной длинной ручкой подвешены были словно ягоды облепихи маленькие круглые колокольчики. Они хрустально зазвенели, когда паж легонько тряхнул рамку.

Матиола продолжала командовать, правда, вполне дипломатично:

– Я полагаю, теперь честь вести “Фиореллину” принадлежит Вам, Ваше Сиятельство, – обратилась она к Джорджоне.

Герцог Тосканский галантно поцеловал ей руку и поднялся на корму.

– Та-ак, девочки, я думаю, вам вполне по силам носовое весло, – обратилась маркиза к дочкам.

– Обеим вместе? – спросила Виола.

– Зачем, по очереди.

– Да, мамочка.

Виола смиренно сделала реверанс, хотя на качающейся лодке это не так-то просто. Оперевшись на руку герцога Провансальского, она перескочила скамейку и взлетела на переднюю банку. Гондола закачалась.

– Фиалка! Сестрица Триколор! В Неаполе ты тоже умела грести, насколько я помню, – позвала сестру Виола. – Нечего бездельничать, давай сюда! Командуйте отплытие, Ваше Сиятельство. – Виола подняла весло.

Герцог Джорджоне выразил полное одобрение:

– Дорогая графиня, сразу видно, что у Вас солидный морской опыт. Вёсла на́ воду! Вперёд!

“Фиореллина” плавно развернулась и пошла вперёд, в сторону Понте Веккио. Стало уже совсем темно. На западе чуть не цепляясь за шарик на корме гондолы, повис тонкий серп молодого месяца, сам похожий на лодку. “Флорентийская Венеция” переливалась огнями.

– Что будем петь? – спросил Гиацинт, настроив гитару. – Такое, чтобы все знали…

– “Ласточку”, – предложил герцог Провансальский.

Он назвал очень известную старинную баркаролу – песню гондольеров. Но её пели на любых лодках Италии и Южной Франции. Вообще-то, официально она называлась “Венецианская ночь”, но все знали её как “Ласточку” из-за слов припева. Песня была переведена и на провансальский диалект и на неаполитанский, но второй припев пелся обязательно на чистом итальянском.

Гиацинт кивнул отцу:

– Только для Вас, герцог. Джордано – готов?

Граф Георгин махнул рукой:

– Давай!

Зазвенели струны мандолины и гитары, им ответил серебряный хор колокольчиков и размерено, в четыре четверти, в такт движениям вёсел полилась песня:

Виола, не переставая грести, сразу включилась в итальянско-провансальское трио и пела куплет вместе в Джордано и Гиацинтом. Припев пели все. Даже Розанчик, которому музыка как предмет изучения казалась сложнее, чем китайский язык, очень неплохо подпевал в общем хоре и ни разу не сбился с ритма, аккомпанируя колокольчиками мандолине и гитаре. Гиацинт, улыбаясь, вполголоса запел второй куплет, Виола и Джордано вторили ему:

Хор подхватил припев. Его повторили несколько раз. Музыканты ещё раз проиграли припев без слов и спели две последние строчки с долгой ферматой на словах: “All mi… Amore!”,[60] и заключительный аккорд отразился эхом от стен домов на набережной.

Все счастливо засмеялись. Им просто нравилась прогулка по “Ночной Венеции”, которая под музыку стала ещё более изумительной, чем раньше.

– Ещё! Пойте ещё! – потребовала Фиалка Триколор.

– Ну и монашка! – хмыкнул Розанчик, и тотчас получил подзатыльник. – Эй! Я пожалуюсь Пассифлоре! – возмутился он, поправляя свою шляпу.

– Когда она вернётся из экспедиции в Конго, – уточнила развеселившаяся Фиалка. – Только зря, орден мадемуазель Пассифлоры песни и смех не запрещает, если это не во вред душе.

Матиола не выдержала:

– Смотрите, как красиво! Совсем как у нас в Неаполе. И звёзды кружатся… Нет, тут нельзя молчать!

Она встала во весь рост в лодке и хорошо поставленным контральто запела:

Гиацинт тут же заиграл аккомпанемент песни на гитаре и снизу сияющими глазами глядя на Матиолу, подхватил слова на итальянском:

Матиола удивлённо вскинула брови, но, по-видимому, согласилась на дуэт, потому что без задержки включилась в мелодию, и повторяющуюся строфу они пели вместе.

“Однако! – думала маркиза, присев на скамейку напротив Гиацинта и не переставая петь вместе с ним. – Тембр голоса у этого чудовища, по крайней мере, очень красивый. Но нагле-ец!!”

Джордано изо всех сил старался подавить смех, который просто кипел в нём при виде этой сцены, и не выпустить из рук мандолину. Фиалка снизу потянула Виолу за платье:

– Боже мой! И мамочка когда-то хотела его убить?!

– Она и сейчас недалека от этого желания, – шёпотом ответила Виолетта, продолжая машинально работать веслом и глядя на шикарный дуэт тёщи и зятя. – Да… они спелись!

Фиалка хихикнула:

– Самое смешное, что и в буквальном смысле – тоже. Только послушай!

Матиола вмешалась в их беседу:

– Девочки, про Неаполь поём все вместе!

Дочери послушно подхватили очередной куплет:

Мелодия “Санта Лючи́и” ещё долго была слышна между небом и рекой. В конце слова “Санта Лючия!” подпевали все вместе, а заключительную, бесконечно долгую ноту маркиза пропела сама, стоя, под неистовый вибрирующий перезвон мандолины и колокольчиков. Все аплодировали, даже гребцы:

– Браво, мадам маркиза! Брависсимо!

Матиола польщённо улыбалась.

Только на рассвете, когда Арно стал перламутрово-розовым от первых лучей солнца, “Фиореллина” причалила к берегу возле моста Святой Троицы. Над рекой дрожал лёгкий утренний туман. Герцог Джорджоне первым спрыгнул на берег и пришвартовал гондолу. Подал руку Матиоле. Джордано и Розанчик уснули – Фиалка осторожно разбудила их, и они, спотыкаясь о скамейки, выбрались на берег.

Виола тоже спала. Гиацинт вынес её на руках. В ответ на жест отца: “Я помогу”, – он с собственнической интонацией резко мотнул головой:

– Не дам! Моя!

– Дикарь! – усмехнулась Матиола, ласково взглянув на него.

Виолетта открыла один глаз, однако милостиво позволила мужу нести её до самого дворца – по всем лестницам Сада. Перед входной дверью Дворца Георгин, она уже вполне явно открыла глаза и обвила его шею двумя руками.

– Спи дальше, – приказал Гиацинт. – Не то брошу здесь, обманщица!

– Давно заметил?

Он улыбнулся:

– Ещё на набережной. Так что, спи спокойно, не уроню.

Герцог открыл дверь, и мраморный замок принял ночных путешественников в свои объятья.

Стараясь не шуметь, все разошлись по своим комнатам, чтобы поспать несколько часов до завтрака, а потом рассказать синьоре Далии о чудесах флорентийской Венеции.