Читать книгу Незаконные похождения Max'a и Дамы в Розовых Очках. Книга 2 - Afigo Baltasar - Страница 10

Видеть происходящее за закрытой дверью майор мог без особого труда, всего лишь прислонив, вместе с телом белокурого юноши, свои глаза к встроенному в межкомнатной двери оптическому глазку, расположенному на уровне груди высокого Александра. Терзавшая его тело мгновением прежде ярость отступила прочь столь же внезапно, как и началась истерика из-за пустяка – будто некий оборонительный рефлекс, сработавший при затрагивании запретной темы, темы, ответ на которую заведомо не выдерживал критики, а точнее – не был готов вовсе.

Покуда мать со старшим сыном обменивались эмоциональными репликами, пытаясь оправдать возникшую из ниоткуда проблему навязанного им конфликта, младший её сын – белокурый Александр потушил игравший на его коже огонь багряных красок, раскурив лёгкую сигарету из собственной пачки – классом ниже тех, что остались за дверью в узорной шкатулке старшего брата, и волна прохладной печали за разницу в стоимости обволакивающего лёгкие дыма затопила и мысли о недавней склоке и вообще любые иные чувства, не связанные с предметом настоящего оценивания.

Когда шум за дверью малость унялся, Александр вновь прислонил око к глазку и, услышав вполне житейский и разумный разговор матери с низкорослым Пушкиным о возникшей необходимости отправляться по каким-то делам, дождался, покуда они разошлись по комнатам, чтобы переодеться к выходу на улицу.

Только тогда, высокий и элегантный в осанке сохраняемого настроения оскорблённого достоинства Александр распахнул дверь, и с невозмутимым видом отправился на кухню, готовить себе кофе, одновременно наблюдая за приготовлениями матери и старшего брата к выходу из квартиры.

Принужденный колдовской силой Велги находиться в центре чувств и мыслей белокурого юноши майор ощутил взыгравшую вдруг кровь и участившееся биение молодого сердца высокого и ладного его тела, как будто в предвосхищении какими-то, ждущими скорой реализации тайными намерениями, намерениями, наполненными вожделением и страстью, намерениями, томящимися в ожидании скорейшего ухода стесняющих их домочадцев.

Понимающе хмыкнув в недрах своей, заключённой в юном теле души, майор, без какого-либо осуждения, помня о том, что и сам был прежде молод, настроился на ожидание ухода сожителей по квартире вместе с Александром-младшим, резонно предполагая, что все, испытанные им в сем теле капризы и приступы ярости, реализуются сейчас в элементарном подростковом онанизме, отказывать в котором сам майор не смел себе даже в периоды бурных романов, наполненных любовью и возвышенной поэтикой чистых отношений с женщинами. В этот миг, переживая навязанное его душе томление, майор отступился даже от возникшего в нём осуждения того характера и нрава, с которым вместе, в одной плоти, пережил недавно, оскорбивший его нравственность, искусственно раззадоренный белокурым Александром конфликт со своим старшим братом Пушкиным.

“Очистка тоналя достигается лишь ценой длительной борьбы…” – вспомнились майору слова Нагваля, произнесённые в момент мучительной борьбы с ветром, в пространстве бесконечной пустоты, когда Велга пыталась уверить его в бессмысленности попыток искать в себе точку опоры, полагаясь на житейские представления, а вместо того – предоставить себя опустошающему чувству отрешённости, чтобы стать способным выдерживать битву Силы.

От этого юноши он, будучи взрослым и многоопытным, в своей внутренней борьбе за право называться свободным в суждениях и поступках, но – неизменно – нравственным человеком, не ждал, конечно, каких-то аскетических подвигов или суровой дисциплины в соблюдении кодекса шаблонных общественных норм, наивно требующих блюсти плотскую чистоту, не мараясь в грязи сладострастия к чему-то, кому-то или же самому себе, вне классических отношений с подружкой или невестой.

Поэтому, когда Александр, пользуясь удобным моментом уединённости, в оставленной на его попечение квартире, вдруг заглянул в комнату с красными шторами, заполненную, в некоем гнетущем полумраке, сонмом причудливых деревянных скульптур животных, обнажённых людей и жутких мифических существ с натуралистично вырезанными деталями тел, путешествующий в теле юноши майор ничуть не возмутился сим безобидным вторжением на территорию одного из новых своих родственников, имеющего, верно, какой-нибудь заветный эротический изыск в виде фотографии или видеофильма или ещё какого-нибудь предмета вожделения, коль уж сам антураж сей художественно убранной и таинственно мрачной комнаты, вызывал в госте и чувство легкого смущения и желание узнать больше того, что выставлено со столь нарочитой откровенностью.

Но, жеманные предположения майора на сей счёт, неожиданно для него, вовсе не оправдались, так как, зайдя в комнату-музей, белокурый Александр всего лишь, с каким-то равнодушным хладнокровием в мыслях и остывших внезапно чувствах, с деловитой сноровкой выполняющего свою работу профессионала, поддел и отодвинул чуть в сторону небольшой, незаметно вырезанный из общей формы, кусочек напольного плинтуса, приоткрыв тем самым, спрятанный под деревянной заслонкой, скромный тайничок, куда тут же, выполняя движения с решительной быстротой и точностью, водрузил тот самый, хранимый во внутреннем кармане пиджака возле сердца, прохладный на ощупь, полированный и верно стальной, чёрный предмет, по форме напоминающий портсигар под несколько папирос средней длины.

Запрятав это, так и неопознанное майором, своё сокровище в сей примитивный и далеко не надёжный тайничок, деревянная крышка коего – кусок плинтуса, могла бы быть и понадёжней или хотя бы не иметь столь очевидных зияющих прорех, величиной с добрую копеечную монету, белокурый юноша, скупо думая о каком-то выполненном коммерческом обязательстве, спешно покинул тёмную комнату, оставив, обнажённые в деталях своих тел деревянные скульптуры в компании собственных теней.

Отступившее, после совершения всех этих действий, сладострастное наваждение овладело юным Александром вновь в тот момент, когда он вернулся в свою комнату и настроил компьютер на режим работы.

“Будет онанировать, разглядывая порно, а в тайник он прячет флэшку-накопитель – всё элементарно…” – предположил заточённый в теле юноши майор, придерживаясь собственного разумения, и меряя чаяния молодого и красивого тела на лад своих предубеждений. Но и здесь предположения его вновь наткнулись на неожиданность, когда, вместо того чтобы открыть порочный видеоблог, Александр всего лишь выбрался на сайт с какой-то странной псевдоклассической музыкой, похожей на церковную литургию, принявшись слушать её заунывные звуки с умиляющим благоговением и отрешённостью.

Пока экран монитора был включён, майор, своим вниманием следуя за взглядом юноши, успел прочитать аббревиатуру пользуемого им сайта, узнав о том, что печальные и нудные звуки эти предоставила ко вниманию слушателей некая религиозная организация, использующая логотипом одно из сакральных и мало-упоминаемых имён Всевысшего бога, одно из тех имён вседержителя, о коем столь неласково отзывалась недавно сама Велга в своей беседе-проповеди с анархистами.

Ну, а с выключенным монитором, майор и вовсе оказался запертым во внутреннем пространстве персонального бытия сего, непредсказуемого в своих истинных предпочтениях, молодого человека. Ощущения своей новой природы позволили майору переживать те же эмоции и чувства, кои испытывало и юное тело.

И вот, по прошествии каких-нибудь десяти минут, усатый командир проникся, пронизывающим до самых потрохов, неестественно мощным и совершенно необоснованным чувством неистового восторга, сравнить который мог лишь с обливающей волной роинового кайфа, возникающего после укола в вену.

“Ни хрена себе музончик!” – подумал на это он, и, прислушавшись к мыслям юноши, понял, что они заглохли вовсе, перестав выдавать в мозговой эфир даже те скудные расчётливые чёрствости, которыми оперировал белокурый Александр в рутине текущих событий.

“Транс!” – с восторгом подумал о переживаемой в чужом теле метаморфозе майор, параллельно вспоминая о слышимых им прежде рассказах сослуживцев о неких новомодных компьютерных программах, влияющих на психику и физиологию человека, подобно сильному наркотику. Принюхавшись чужим, но собственным в сей миг носом, он уловил даже характерный, ни с чем несравнимый запах, всё интенсивней издаваемый юношей, который не раз ощущал, общаясь с компьютерными фанатами и представителями современной урбанизированной молодежи. “Так вот почему они так воняют!” – сделал собственное открытие майор, и, желая прочистить нос, в очередной раз пожалел о навязанной переселением в чужую плоть несамостоятельности.

Меж тем, за сим забавным занятием Александр ухлопал добрых пару часов, после чего, видать, насытившись искусственным экстазом сполна, вновь зажёг монитор и переключился на модную игру-«стрелялку», в которой сполна реализовал психические способности, отвечающие за координацию моторно-двигательной системы тела, не шевельнув за очередные три часа ни одним его членом, кроме натренированной до состояния реакции хищного грызуна правой кисти, сжимающей джойстик компьютерной мыши.

Таким образом майор прожил в теле юноши пять условных часов, утомившись невозможностью переключить внимание на какую-нибудь иную – более осмысленную деятельность. И, уже откровенно презрев уважение к персоне Нагваля, проклинал Велгу, заставившую его испытывать весь этот идиотизм пребывания в теле живого человека, расходующего время собственной драгоценной жизни на искусственные удовольствия, лишающие даже права на какие-нибудь антропоморфные проявления – на размышления, например, или фантазии.