Читать книгу Незаконные похождения Max'a и Дамы в Розовых Очках. Книга 2 - Afigo Baltasar - Страница 8

Внемля говоримым Дамою сокровенным, тихим, но преисполненным силы и чувства словам, усатый майор погрузился в мрачный колодец небытия. Часть выговариваемых Дамой в Розовых Очках реальных слов, как будто бы смешалась со словами из накатившего на майора умного сновидения; и он уже не знал наверняка – говорила ли в реальности все те откровения о религии Велга, или то было лишь игрой разума при умной грезе. Дух майора поглотила тьма, а вслед за ней он осознал себя снова, как будто во плоти, стоящим средь огромного каменного столба, основанием уходящего во мрачную бездну и окруженного лишь одной, сияющей белым светом пустотой, пустотой, да ветром, жестоко дующим отовсюду и норовящим сбить его с ног, столкнуть с сего жуткого пьедестала.

Вглядевшись внимательней, прямо перед собой он увидал, как на подобном его собственному каменном столбе, пред ним возникла Велга. Уговаривать майора прыгать навстречу появившемуся с горизонта кристаллу ей пришлось совсем недолго, – в памяти военного сильно было ещё воспоминание об упавшем под воздействием силы кристалла боевом вертолёте. Да и само, переживаемое майором в сей миг приключение, было столь реалистично, но вместе с тем и непохоже ни на что видимое прежде, хотя жизненный опыт его был велик, и повидал он много, что, не мудрствуя лукаво, не споря и не обманывая себя тем, будто всё это лишь видение или галлюцинация, он быстро согласился с реальностью происходящего, и, повинуясь приказу Нагваля, сделал решительный шаг в бездну, прыгнув навстречу, сверкающему перед ним, громадному как дом кристаллу-проводнику, тут же унёсшему его осязаемую как тело душу в лабиринт призменных граней своей идеальной конструкции, и воплотил после в новое бытие, в бытие незнакомого ему человека, человека весьма молодого, по сравнению с возрастом самого майора, и красивого, противоположной его собственной внешности красотою – высокого и белокурого, того азирийско-арийского типа внешности, к которому принадлежали многие партийные бонзы Азирии и сам президент Керенский.

Сей юноша, в теле коего и оказался дух майора, сознание имел весьма развитое и практичное, поэтому мыслил он преимущественно цинично и даже ленностно, будучи начисто лишённый способности о чём-либо мечтать или грезить творческими грёзами, что, даже для прямого и категоричного склада ума майора, тут же воспринялось, как какой-то недостаток, вызывающий в опыте здравого смысла нашего воина угрозу – как окружающему миру, так и самому себе, особенно от неспособности сего юноши осознавать ответственность за совершаемые своекорыстные поступки, эмоционально окрашенные в цвет серой чёрствости и прохладно-голубого равнодушия ко всему вокруг, не касающегося собственных его интересов.

Согласно чуждому нашему герою-военному мыслительному процессу, и одет был молодой человек этот соответствующе внутренней своей сущности – в аккуратно выглаженные и словно вылизанные языком от любой пыли и грязи, строгий и скромный серый деловой костюм, голубую сорочку и чёрные брюки, с выглядывающими из под отутюженных стрелок домашними туфлями, самого классического из всех возможных стилей, а в целом – элегантно.

Глянув в зеркало, рядом с которым находилось в сей миг тело этого юноши, майор наш саркастично обозвал самого себя, взирающего светло-голубыми, надменно безжалостными глазами, из под аккуратно уложенной на широком лбу янтарно-пшеничной чёлки, призраком белокурого денди, удивляясь сочетанию в сем облике черт элегантности и подчёркнутой невзрачности – той внешности, о которой можно сделать только уравновешенно спокойное замечание, автоматически вписывая её обладателя в ряд нормальных и правильно живущих людей, не отметив никаким эмоциональным штрихом, способным составить суждение о его характере.

Итак, поправляя детали своей элегантной, но скромной внешности, юноша смотрел через зеркало на свой силуэт, тогда как майор, принужденный взирать на то же, куда направлен был взгляд приявшего его дух тела, лихорадочно созерцал любые доступные периметру взора детали, элементы окружающей юношу обстановки, к которой сам он давно привык, но которая была в новинку, поселившемуся в нём, параллельно с собственным, духу путешественника в нагвале.

Первое, что отметил для себя майор, осмотрев обратный фон отражённой в зеркале комнаты, это оглушающую пустоту жилого помещения, будто созданного специально, чтобы содержать в своей чистой от эмоций обители соответствующее наполнение – безликое и классически строгое человеческое тело.

Комната, в коей находилось тело юноши была не пуста совершенно, а лишь наполнена самыми необходимыми предметами обихода – аккуратно расставленными по углам и вдоль стен элементами мебели, смотрящейся новой, будто только что купленной, современной электронно-бытовой техникой, содержащейся в том же строгом боевом порядке, что и на витрине магазина – с приклеенными к дисплеям и панелям управления этикетками фирм производителей. Вместе с тем в плане украшений или любых тёплых сердцу пустяковых сентиментальностей, комната эта смотрелась безукоризненно свободной от отражаемого вовне внутреннего бытия её обитателя – будто склеп покойника или офис тоталитарной корпорации менеджеров.

Тут, неожиданно для исследующего новое пространство майора, во внутреннем кармане пиджака юноши деловито затрезвонил сотовый телефон, проняв высокое и худое тело его идиотской заунывной мелодией, распространяющей в окружающее звуковое пространство настроение глупой озабоченности, мелодии, вполне гожей, как на эстрадный шлягер для домохозяек, так и на мотив нравоучительной бардовской песни о смысле жизни в её бессмысленности – мотив, предназначенный настраивать человека на лад той морали, что поддерживают пуритане и мещане и вообще – все, уверенные в правильности своих взглядов на что угодно люди.

– Александр?… – с вкрадчивой вежливостью обратился к белокурому юноше мягкий мужской баритон позвонившего.

– Да, я вас слушаю… – с покорной деловитостью и вежливостью подчинённого, услышавшего голос шефа, откликнулся юноша.

– Вы готовы сегодня сотрудничать с нами? – так же вкрадчиво, но уже с какой-то задоринкой, продолжил разговор оппонент, что, по своему выражению очень напомнило майору Мудаеву об отношениях вожатых и подчинённых в скаутском лагере.

– Я всегда готов к сотрудничеству, уважаемый Виктор Викторович! – подобострастно и бодро, но, одновременно приглушённо, явно контролируя громкость звучания своего голоса, ответил юноша.

– Замечательно, Александр, замечательно! Я рад, что могу быть уверенным в Вас и рассчитывать на Вашу поддержку! Наша организация, со всей искренностью, по достоинству оценит Ваши заслуги! Надеюсь, Вы уже получили полагающееся Вам прежнее вознаграждение без каких-либо препятствий и трудностей? – обрадовано вылил на юношу поток лести, говоривший из трубки, вызвав в невольно присутствующей при их разговоре душе майора искреннее отвращение к столь навязчивой и неприкрытой любезности, добивающегося своей цели грубыми методами льстеца.

– Да, спасибо! Я уже получил перечисленную на мой счёт текущую сумму в зачёт оплаты последнего репортажа… – с сухой благодарностью официального деятеля, сгладил услышанную лесть юноша, и, посмотрев в зеркало с выправившим его фигуру в видную стать достоинством профессионала, приложил к голубому воротничку рубахи полосатый серо-голубой галстук.

– Прекрасно, Александр, прекрасно! В таком случае, я буду на связи, ожидая Вашего нового, очередного отчёта в течение этих суток! – продолжая придерживаться льстивого и бодрящего тона рекламного агента, выдвинул условия дальнейшего взаимодействия, названный Виктором Викторовичем оппонент, вызывая своей навязчивой и лживой манерой разговора уже и скуку, в томящемся под строгими одеждами юноши, усатом майоре, резонно решившим считать услышанный разговор, не более чем тривиальной деловой беседой старшего и младшего специалиста в какой-то, промышляющей в мегаполисе области.

– Завтра, приблизительно в полночь, я постараюсь отправить на Ваш сайт очередное видео. Надеюсь, всё обойдется без эксцессов, и разочаровывать Вас мне не придётся! – неожиданно изменив тон, с бесстрастного официального, на издевательски насмешливый, разумно согласился юноша, заставив уставшего от формализма беседы майора вдруг насторожиться, при услышанном диссонансе сухо обсуждаемого предмета переговоров, окрасившегося вдруг в тон подозрительной скаредности.

– Я буду ждать с нетерпением и надеждой увидеть что-то весьма впечатляющее! – в тон юноше, неожиданно изменил интонацию голоса и сам оппонент, произнося эту фразу с каким-то издевательским дополнительным смыслом, явно недоговаривая сути обсуждаемого предмета. Причём, выговаривая слова, Виктор Викторович как-то неприятно, словно проголодавшийся без меры гурман, зачавкал, сглатывая, обуявшую его некстати, и компрометирующую прежней официоз некоей животной чувственностью и пристрастием, слюну.

– Да, уверен, что в ближайшие сутки наш грешный чародей не заставит скучать даже самого дьявола! – обнажив за издевательски насмешливым тоном откровенный наглый хохот, сверкая в отражение зеркала рядом ухоженных белоснежных зубов, задорно уверил чавкающего оппонента юноша, призывая майора быть максимально бдительным к не раскрываемой сути беседы, и интригуя его дух с новой силой.

– Да, пожалуй, только дьявол способен наслаждаться подобным зрелищем, видя в этом лишь развлечение… но, наша с вами задача, Александр, – нещадно обличать грешников во их же благо, ибо, говорит Всевысший: приемлю к себе через страдание и муки, дабы каялись… и ещё говорит он: своих наказываю, ибо не чужда доля ихняя небесная… – вызывая в майоре кардинальное недоумение относительно утаиваемой сути беседы, вдруг изрёк из трубки, вновь изменившийся до неузнаваемости голос Виктора Викторовича, говорящего уже тоном назидательного нравоучителя, если и позволившего себе чавкать минутой прежде, то уж верно – по единой лишь причине крайнего голода, а не какой-нибудь сладострастной мысли, как показалось изначально майору.

На этой его фразе, подкреплённой белокурым юношей невнятным, но согласным в своей интонации бурчанием, разговор их был окончен, и телефон снова водрузился в недра скромного делового костюма, непривычно сидящего на, непривычном для майора, высоком и худом, новом собственном теле.