Читать книгу Годен к нелётной погоде - Александр Мирошниченко - Страница 6

Казалось, что после всех перипетий, неприятности оставят Палыча. Но народная мудрость предупреждает: от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

И угодил Палыч в следственный изолятор краевого центра, где ожидал апелляцию на приговор энского городского суда по делу об авиационном происшествии, по которому получил пять лет лишения свободы.

А началось всё с подготовки к обычному полёту. Был в энской эскадрилье рейс в отдалённый район края. Требовалось доставить груз в одну из золотодобывающих артелей. Маршрут полёта проходил через горный хребет, так что место назначения было труднодоступным даже для авиации.

Именно поэтому артельщики стимулировали пилотов дополнительной оплатой – привозить больше груза за рейс. Если зимой это не составляло особого труда, то в тёплое время года нужен был скрупулёзный анализ условий и точный расчёт.

В тот день, который привёл Палыча на скамью подсудимых, он стоял в плане на этот рейс с командиром Сергеем Ихотиным.

Серёга – парень хороший, но лишнюю копейку, все знали, не упустит. Да и сам он об этом говорил, объясняя, что три дочери, жена и тёща заставляют его работать исключительно на лёгкую промышленность. Так, в СССР называли отрасли экономики, отвечающие за одежду, парфюмерию и прочие женские штучки.

Посмотрев погоду, Палыч понял, что высокая температура, направление ветра и возможная кучево-дождевая облачность не позволят взять груз больше разрешённого.

Ихотин пытался переубедить, мол, и не в таких условиях приходилось двойную загрузку через перевал таскать. Но поняв бесполезность своих стараний, дал команду заправить самолёт, а сам пошёл на склад.

В ведомости, принесённой Сергеем, груз значился 1200 килограммов – максимально допустимый вес.

Конечно, были сомнения у Палыча, но не самоубийца же, в конце концов, командир, чтобы в таких условиях перегружать машину.

Оказалось, что иногда желание заработать перебарывает здравый смысл.

И если утром в ещё прохладном воздухе самолёт резво набирал высоту, то ближе к полудню требовалась всё большая мощность двигателя.

– Мы точно только тонну взяли? – спросил Палыч и посмотрел на Ихотина.

– Сколько надо, столько и взяли, – ответил Сергей, не отрывая взгляда от приборов, и в очередной раз вытер ладони о брюки.

До безопасной высоты оставалось несколько сотен метров, когда холодная воздушная масса, заполнив долину севернее перевала, обрушилась навстречу летящему Ан-2 мощнейшим нисходящим потоком. Вариометр, указывающий вертикальную скорость, сначала показал прекращение набора, а затем его стрелка закрутилась, показывая стремительную потерю высоты.

Увеличение мощности двигателя до взлётной лишь сделало процесс падения управляемым. Палыч только теперь боковым зрением увидел, как непристёгнутого командира прижало к потолку пилотской кабины, и он смешно пытается дотянуться до штурвала. Столкновение со склоном стало неминуемым.

Понимая, что значительный крен только усугубит ситуацию, Палыч небольшим доворотом направил самолёт в ущелье, где запас высоты позволил избежать столкновения и приземлиться на крохотную площадку. Чиркнув о макушки деревьев, колёса коснулись неровной поверхности короткой поляны, но очень скоро Ан-2, обладая ещё хорошей скоростью, левым крылом ударился о толстый ствол дерева, развернулся и о большой валун разнёс хвост.

Самолёт остановился в нескольких метрах от обрыва, который раньше не был видим.

Какое-то время Палыч сидел неподвижно, пытаясь осознать произошедшее. От непривычной тишины зазвенело в ушах. Палыч отстегнул привязные ремни и потряс за плечо Сергея. Тот был жив и громко застонал.

– Ты как?

– Болит рука и нога. И тяжело говорить, – ответил Ихотин.

Палыч осмотрел самолёт на предмет угрозы пожара и поймал себя на мысли, что развороченная груда металла, бывшая совсем недавно воздушным судном, не вызывает никаких эмоций. Потом переместил командира в салон и при помощи толстой ветки и оборванного провода зафиксировал его ногу. Рука была цела, но боль в плече указывала на вывих. Сам Палыч отделался ссадинами.

Далее нужно было передать сигнал бедствия. Но аккумулятор самолёта разбился, а аварийной радиостанции на борту не оказалось. Это означало, что искать их будут долго, а с учётом места приземления, были сомнения, найдут ли вообще.

И пришлось организовывать спасательные мероприятия. Сначала Палыч решил оценить имеющиеся ресурсы. Открыть неприкосновенный запас, именно для таких случаев и предназначенный, оказалось проблематичным. НЗ хранился в наглухо запаянном цинковом ведре, откупорить которое удалось с большим трудом лишь часа через два.

Первым, что увидел Палыч внутри, оказался специальный ключ для вскрытия этого контейнера. В другое время можно было бы пошутить, но сейчас, кроме злости никаких иных эмоций не возникло.

А ещё неприкосновенный запас содержал метров десять рыболовной лески с одним крючком без блёсен и грузил. Почему-то именно наличие последних веселило Палыча на практических занятиях. Сейчас было не до смеха. Также в комплекте оказался свисток и инструкция, в которой особенно порадовали два пункта.

Первый гласил: «Спирт использовать только для дезинфекции» (естественно, что кроме упоминания, ничего не указывало на его наличие). А второй, порадовавший пункт, рекомендовал: «Первые два дня желательно воздержаться от приёма пищи».

Положение становилось всё более незавидным. Оставаться на месте не имело смысла. Найти их с поискового борта можно только случайно, если пролететь строго над ущельем. Радиосвязи не было.

Значит, нужно выходить самостоятельно. Километров через двадцать они окажутся на местности, где уже есть вероятность успешно обозначить себя сигнальной ракетой, если увидят или услышат поисковый борт.

Перед уходом Палыч осмотрел остатки самолёта в поисках съестного, но нашёл только пачку печенья, оставленную, скорее всего, предыдущим экипажем, и накладную с отметкой общего веса груза 2029 килограммов. Всё найденное было помещено в планшет. Затем Палыч оставил записку о планах, хорошо понимая, что вряд ли кто-то её прочтёт.

Потом из двух больших веток и чехла от двигателя сделал салазки, на которые перетащил командира. Тот оказался грузным, но пока спускались под уклон, тащить было несложно.

Часа через четыре захотелось пить. Спустя ещё некоторое время начал одолевать голод.

«Первые два-три дня воздержитесь от приёма пищи», – повторял себе Палыч.

Заночевали, где застала темнота, которая накрыла лес мгновенно, как только солнце зашло за горы. Перед сном Палыч поинтересовался самочувствием Сергея и немедленно отключился.

Утром была роса, и наконец-то удалось ненадолго утолить жажду. Ихотин, проснувшись, попросил пить и есть. Палыч намочил носовой платок, положил его на пересохшие губы Сергея. Потом взял печенье, пережевал и полученную мякоть также размазал по губам своего коллеги. Тот жевать не мог из-за перелома челюсти.

Днём продолжили движение, делая передышки, в которые Палыч оставлял командира, а сам обходил окрестности в надежде найти следы человека или хотя бы большой поляны, где их могли бы заметить поисковые воздушные суда или самолёт авиалесоохраны.

На третий день именно в такой момент Палыч услышал шум вертолёта и побежал туда, где оставил Сергея, чтобы выпустить сигнальную ракету. Но не доходя до него, увидел, как что-то мелькнуло и вспыхнуло меж ветвей. Это Сергей попытался выстрелить и попал в ствол дерева. Ракета срикошетила и упала рядом. Больше ракет не осталось.

Ругаться сил тоже не было.

Сергей плакал.

– Ты не оставишь меня? – спросил Сергей сквозь слёзы.

– Ты, сука, на суде ещё должен рассказать, как две загрузки взял и чуть не угробил нас, – без эмоций ответил Палыч.

– Я скажу, я скажу. Всё скажу, – быстро заговорил Ихотин. – Ты же помнишь, у меня три дочки.

На четвёртый день натолкнулись на родник. Здесь Палыч оставил командира, чтобы обойти окрестности. В полукилометре он увидел настороженные силки и сел, прислонившись спиной к дереву, ждать охотника. Очень хотелось пить, но уходить от места, где может оказаться спасение, он побоялся. Губы пересохли, и Сергей облизал их влажным языком. Потом облизал свой нос, щетину на щеках и даже уши.

И, наконец, проснулся от прерывистого дыхания в ухо. Небольшой пёс вылизывал лицо, виляя хвостом от радости встречи с ещё одним человеком. Другой человек, хозяин собаки, стоял поодаль. Увидев, что Палыч открыл глаза, спросил:

– А где второй?

Палыч только показал головой направление и прохрипел:

– У родника.