Читать книгу Урод - Александр Верт - Страница 21

Лилайна не понимала, как ей жить дальше. Комната, которую она привыкла уже считать своей в этом замке, казалась ей нестерпимо холодной. Яркий свет солнца, падавший на пол с высокого окна, только дразнил ее, заставляя безмолвно смотреть на отблеск света на полу, машинально гладить пса и совершенно не слышать Элли, голос которой превратился в единый фон.

«Добро пожаловать в ряды уродов!» − звучал в ее сознании голос принца, только плакать она уже не могла, бездумно подчиняясь всему, что от нее хотели, даже послушно легла спать, когда Элли уложила ее.

Легла, но не уснула, продолжая наблюдать.

Ей в очередной раз вспомнился Гэральд, только уже без надежд, а с отчаянным понимаем, что называть себя невестой теперь − она права не имела.

Когда стало тихо, и ночь погрузила дворец в безмолвие, она осторожно встала.

Раф поднял голову, но она заговорила с псом очень тихо, не давая тому подать голос.

− Не шуми, малыш, и прости меня, − приобняв пса левой рукой, она коснулась его макушки своим лбом. – Прошу тебя, отпусти меня сейчас.

Пес жалобно заскулил, но положил голову обратно на ковер у кровати.

− Спасибо, Раф, − прошептала мягко принцесса.

Взяв со стола нож, которым пару часов назад Элли резала яблоки, Лилайна тихо вышла из комнаты, чтобы скрыться в библиотеке. Та была совсем рядом и за все время, что принцесса была во дворце, именно в библиотеке она никого не встречала и теперь рассчитывала, что там ей никто не помешает.

Подойдя к первому большому окну, она взглянула вниз на залитый лунным светом двор. В глаза сразу бросилась дорожка, по которой она прошла в сопровождении Ли в тот день. В глазах появились слезы, но она еще больше поняла, что права, и должна сделать то, что решила совершить.

Сделав глубокий вдох, она приставила нож к животу чуть выше пупка.

− Ну и что ты собралась делать? – спросил внезапно холодный голос принца.

Лилайна отшатнулась от окна, машинально пряча нож. Он стоял у стеллажа, без трости и без свечи, появившись, словно бес, из мрака ночи.

− Драматизма было недостаточно? – спросил он, шагнув к ней.

− Не смейся надо мной. Я лишилась чести. Как мне жить с этим?

− Ах, это.

Он остановился у самого края полосы света, но Лилайна уже поняла, что он стоял перед ней без маски и потому выходить на свет не хотел.

− Хочешь сказать, что твоя честь определяется состоянием влагалища и больше ничем?

Лилайна отступила еще на шаг, роняя нож.

− Нет, ну что ты, если ничего другого в тебе нет − то конечно; только нож ставь между ребер слева − чтобы наверняка.

Она сделала еще один шаг и уперлась в стену, закрывая лицо левой рукой, стараясь не разрыдаться вновь, особенно при этом жестоком человеке.

− Не говори так, ты меня совсем не знаешь, я…

− Да что тебя знать, − сообщил принц совсем близко.

Лилайна опомнилась, убрала руку от лица, понимая, что за этот миг он преодолел освещенное пространство совершено бесшумно и теперь стоял перед ней.

− Если жизнь для тебя совсем ничего не значит, то ставь нож вот сюда.

Он больно ткнул ее пальцем слева над грудью, попав как раз между ребер.

Лилайна заплакала и вновь хотела закрыться рукой, но он внезапно поймал ее руку, наклонился и коснулся губами ее губ. Это было так неожиданно и так нежно, что она не смогла сопротивляться, да и не хотела. Чувствуя странный искаженный рубцами рельеф губ, она понимала, что ее нежно обнимают крепкие руки и невольно ответила на этот легкий, трепетный поцелуй. Вкус яблок с вишней на ее губах смешался с ярким мятным вкусом его губ, но вместо попытки сделать этот миг страстным, он отстранился и прижал ее к себе.

− Я не знаю, что сказать, чтобы тебе стало легче, − признался он, гладя ее волосы. − Но береги свою жизнь − она важнее всяких глупостей о чести и правилах. Поверь мне, я это хорошо знаю. Тебе надо радоваться, что ты жива.

Лилайна жалобно заплакала, вцепившись в его рубашку.

− Но это все так мерзко, так стыдно, ты ведь сам сказал, что я противна тебе…

− Мало ли, что я сказал, я же не отказываюсь от тебя.

Он гладил ее волосы, целовал ее макушку и просто позволял ей плакать на собственной груди, а когда она чуть успокоилась, заговорил:

− Скоро будет суд, и тебе придется там быть.

Она дернулась, но он не отпустил ее, крепче прижав к себе.

− Тебя будут спрашивать обо мне, и ты должна говорить правду.

− О тебе? – удивилась Лилайна. – Причем здесь ты?

− Судить-то будут меня.

Она отпрянула, сожалея, что тут слишком темно, чтобы различить хоть какие-то черты его лица.

− Почему?

− Слишком долго объяснять, сама поймешь.

Ничего не понимая, Лилайна опустила голову и задрожала.

− И еще: я хочу, чтобы ты завтра ночью пришла ко мне.

Лила задрожала, поднимая глаза, но ничего не спросила.

− Я хочу, чтобы ты увидела, как Мо станет женщиной.

− Зачем? Я не хочу ничего видеть.

Она хотела убежать, но он перегородил ей путь рукой, мягко касаясь ее подбородка и щеки.

− Я не знаю, чем всё закончится, не знаю, что будет со мной через пару дней, но я хочу, чтобы прежде ты поняла, что сама ты женщиной не стала. Тебя унизили, обидели, сделали больно, но не раскрыли. Ты меня не поймешь, пока сама не увидишь.

− Ты всё еще хочешь, чтобы я была твоей? − спросила она дрожа.

− Хочу, − признался Антракс, целуя ее в шею чуть ниже уха, − но я не сделаю ничего без твоего желания, обещаю.

− Но делаешь прямо сейчас, − с вызовом ответила она.

Он убрал руку и отступил.

− Вот так-то лучше, − усмехнулся он горько. – Иди отсюда и ложись спать, пока я снова не начал говорить тебе гадости.

Она обернулась, взглянула на его силуэт в темноте ночи, вздернула нос и шагнула к двери, но он все же схватил ее за руку и, резко притянув к себе, вновь поцеловал. Быстро коснулся губами ее губ, как прикасаются в пустыне к сосуду с водой, и тут же отстранился, выдыхая.

Лилайна набрала полную грудь воздуха, но так и не нашла, что ответить.

− Ну давай, соври, что ты этого не хотела! – заявил он первым.

Она не ответила, быстро убегая. Сердце ее бешено билось, а голова кружилась, но всё, о чем она думала мгновение назад, исчезло из ее головы, сменившись смесью раздражения и волнения. В голове снова был Антракс и слишком нежные его прикосновения, такие бережные, каких никогда не было в ее жизни. Это ее задевало, но чем больше она злилась, тем сильнее горели ее губы от привкуса мяты.