Читать книгу В шаге от бездны. Том 1 - Алексей Лужков - Страница 8

Изящный трехмачтовый флейт, сбавив скорость, грузно заходил в Гвингаэльскую гавань. Над грот-мачтой судна дерзко развевалось знамя с парящим белым соколом на небесно-голубом фоне. На вантах суетились матросы, хватко сворачивая марсели и брамсели. Их подстегивал громоподобный окрик боцмана. На судне царила суета, которая бывает только при заходе корабля в порт. По палубам беспрестанно сновали туда-сюда озабоченные мореходы: перетаскивали груз, возились со шкотами и фалами, крепили концы.

Погода в гавани стояла отличная, отнюдь не свойственная ветреному и дождливому Бурегону. Дувший с запада легкий бриз резвился в снастях такелажа и весело бросался солеными брызгами. Мягкие лучи уходящего солнца придавали белоснежным парусам корабля розоватый оттенок. Над сушей уже собирались грозного вида тучи, но на море царили тишина и покой. Меж мачт с пронзительными криками сновали чайки, приветствуя снижающее ход судно.

– Шевелитесь, ленивые засранцы! – ревел боцман. – Когда прибудем в порт, мне не хочется краснеть за Вас перед капитаном и его светлостью графом. Живее, ублюдки, морского червя вам в задницу!

Матросы засуетились быстрее. Путешествие от Вестриджа до Гвингаэля заняло всего неделю, но нервов потрепало основательно. Капитан изо всех сил старался угодить важному пассажиру, поэтому боцман драл с подчиненных три шкуры. От него страдала вся команда, начиная рулевым и заканчивая корабельным котом. Изрыгая бездну ругательств, боцман носился от бака до юта, и ни одна мелочь не могла укрыться от его дотошного взгляда. То узлы у него недостаточно крепко увязаны, то рында плохо начищена. Плохо в его понимании означало то, что ему не удалось побриться с помощью отражения в треклятом колоколе. Досталось даже тихому как мышь коку, который на привередливый взгляд боцмана жалел масла для каши.

Флейт медленно скользил по темным, белопенным волнам, приближаясь к земле. Столичный порт теперь можно было разглядеть во всех подробностях. У пирсов замерли сотни кораблей самых разных форм и размеров. Легкие каравеллы, юркие боты, могучие галеоны и боевые каракки бросали свои якоря в Гвингаэльской гавани, пребывая со всей известной ойкумены. На верфях, пахнущих свежей древесиной и смолой, в поте лица трудились над ремонтом старых и постройкой новых кораблей. Поднимались бесконечные вереницы пакгаузов, в тени которых притаились сараи, лавки, трактиры и публичные дома. Тысячи людей шумели в порту, разгружали товары, торговали. В этом пропахшем рыбой и дегтем бедламе можно было встретить самых разных путешественников: знаменитых мореходов Праудланда, утонченных идальго из Мехтии, богатых купцов из Бродмарка и Истфалии. Тут же, у причалов, дежурили размалеванные девки всех известных рас, готовые предложить свои услуги изголодавшейся по женской ласке матросне. Стража безуспешно отгоняла жриц любви, но те лишь хохотали, заголяя перед служителями порядка срамные места и помахивая красными шапками9.

За портовой круговертью, с мостика, наблюдал важный пассажир, ставший причиной усердия боцмана. Этим достойным человеком (и, по мнению матросов, совершенно излишним балластом) был наследник Фелиссии и владыка острова Вестридж – Мартин Эберлинг из Фалькберга.

Беспокойный гость соколом взирал на гвингаэльскую гавань, и на его тонких губах играла легкая улыбка. В ореховых глазах светился почти детский восторг, хотя Мартин Эберлинг уже перешагнул за грань молодости – этой осенью ему исполнилось тридцать три года. Подбоченившись, граф подставлял худощавое лицо прохладному ветру, иногда утирая брызги с высоких скул.

Своим туалетом граф оказал бы честь любому столичному приему. Длиннополый, черный кафтан с двойным воротом и узкими, расширенными к запястью рукавами выглядел так, словно не бывал в долгом путешествии. Темные, зауженные брюки, заправлены в высокие, до ослепительного блеска начищенные сапоги. Под кафтан надет жесткий вест, черный с серебряным узором, и белая рубашка с воздушным жабо. Голову Эберлинга прикрывала лихо заломленная треуголка, а на поясе висел палаш с позолоченной, корзинчатой гардой.

– Надеюсь, Гвингаэль готов принять Сокола из Фалькберга, – с усмешкой сказал капитан Рэкхэм, незаметно подошедший к знатному пассажиру.

– Хорошо бы обошлись без пушечного боя, – проворчал Мартин, не отводя взор от берега.

Сокол из Фалькберга, повторил про себя Эберлинг – это гордое прозвище он получил много лет назад во время восстания барона Людвига фон Брогга, более известного под кличкой Мясник. Его мятеж стал наиболее кровавым в истории Рейнланда, а сам фон Брогг прославился чудовищными деяниями. В те черные годины Эберлинг сполна испил чашу войны. Ему казалось, что еще вчера он скакал во главе тяжелой кавалерии, рубил головы врагов или корпел над картами вместе со своим учителем – прославленным стратегом Теодором фон Виндельбрандтом. Стоило напрячь воображение, и Мартин мог учуять дым пожарищ, сырую вонь застенков и жаркий, кровавый смрад поля битвы. Исчезли портовые склады – вместо них Эберлинг видел черные башни замка Верминштайн, у стен которого сложили головы тысячи храбрых мужей, в отличие от Мартина, не получившие громких прозвищ.

Восстание фон Брогга закончилось гибелью кровожадного барона, а Мартин к занятной кличке приобрел целую гору скверных воспоминаний. С тех пор минуло десять лет, и все эти годы Эберлинг провел в тени, избегая лишнего внимания. Сокол из Фалькберга со здоровой долей иронии коллекционировал слухи, ходившие вокруг его персоны. Мартина считали затворником, чудаком, годным лишь на подозрительные эскапады. То он внезапно отправлялся в странные морские экспедиции с праудландскими судами, то ездил в далекий Гальптран, к самой границе Великих Пустошей, где участвовал в раскопках у Исполиновых столпов. Сплетничали о таинственной болезни, которую он подхватил на далеких островах Осколочного архипелага, и о том, что он отринул истинную веру, уподобившись гнусным язычникам Лика Демона. Одно время им интересовался Орден Наследия, склонный проверять досужие басни, но могучие рыцари остались с носом, не найдя доказательств отступничества.

Вскоре Мартина окончательно сняли со всех счетов, чему он был только рад. Чудак из Фалькберга – шептались за его спиной острословы. Вертопрах – со смехом говорили дворцовые интриганы. Стерлись из памяти его ратные подвиги, политические амбиции и успехи в искусстве. Даже отец Мартина – благородный Уильям Эберлинг, маркграф Фелиссии – на вопросы о сыне лишь махал рукой и тяжко вздыхал. Его единственный наследник не проявлял интереса к политической жизни королевства. Уильям, перед тем как его сразила тяжелая болезнь, видел Мартина своим приемником на посту Маршала Рейнланда, но упорный отпрыск только смеялся над его увещеваниями.

Сегодня же ему было не до смеха. Эберлинг возвращался в Гвингаэль, дабы заменить хворого отца на Ассамблее Высоких баронов и принять участие в торжествах по случаю годовщины Конрада Благодетельного. Мартин считал Ассамблею сборищем крикунов, а чествование умершего двести лет назад человека попросту глупым, но отказать отцу значило подставить под удар честь семьи. О иных же, куда более важных причинах своего приезда в столицу, Эберлинг не распространялся.

«Гордость Фелиссии», скрипя шпангоутом, неторопливо пришвартовалась. Матросы ловко перекинули к пирсу сходни. Капитан, грустно улыбаясь, пожал руку Мартина. От крепкой хватки морехода кожаные перчатки графа тихо скрипнули.

– Вот и все, ваша светлость.

– Скучно получилось, – улыбнулся в ответ Эберлинг. – Были у нас приключения с сюжетом поинтересней.

– Что, верно, то верно. Скажу Вам, как на духу, не больно хотелось бы их повторить.

Мартин кивнул:

– Мне тоже, мой друг. Вы последуете за мной в столицу?

– Ни в коем случае, – поморщился морской волк, поглаживая желтый от табака ус, – от Гвингаэля меня тошнит, да и «Гордость» лучше держать наготове. Мало ли чего…

– Думаете, мне скоро придется уносить ноги? – граф продолжал улыбаться, но в его глазах не было веселья.

– Упаси вас Вознесенные от такой оказии!

– До встречи, капитан. Если боги будут милосердны – свидимся!

Рэкхэм фыркнул:

– На богов рассчитывать… У меня, кстати, осталась бутылка того рома из Мериадана…

Граф Вестриджа в притворном ужасе закатил глаза:

– Только не это. В прошлый раз я блевал дальше бушприта.

Рэкхэм громко, искренне захохотал:

– Лучше и не скажешь, ваша светлость. Ну, до встречи.

– Удачи, капитан.

Мартин Эберлинг чуть вразвалку направился к сходням. Его люди сгружали поклажу и готовились ступить на грешную землю. Конюший Эберлинга отсалютовал хозяину, приложив ладонь к матово блестящему нагруднику. Меж пальцев на графа уставился выгравированный геральдический сокол.

– Вольно, Дирк, – остановил его Мартин. – Все готовы?

– Все.

– Пепла спустили?

– Да. Лошади готовы.

– Нас кто-нибудь встречает?

– Трутся у сходен какие-то павлины. Верховые.

Мартин смерил взглядом встречавших. Шестеро воинов из гвардии регента. Все в ярких, темно-фиолетовых накидках, кирасах поверх колетов и открытых бургиньотах. С ними был молодой человек в ярко начищенном панцире и тяжелом, с множеством складок, золотом плаще. Он пристально наблюдал за разгрузкой, неловко поправляя ножны, явно ему мешавшие.

– Я же говорил – павлины, – повторил Дирк, презрительно фыркнув. – Вон тот, сопливый, уже минут пять теребит рукоять своей зубочистки. Видно, любит он это дело – потеребить что-нибудь.

– Ты бы повежливее с ним. Это младший сын Готфрида фон Венцзлафа.

– Да? И как ты догадался?

Мартин принялся загибать пальцы:

– Герб на алом чепраке – черная драконья башка. Значит, из фон Венцзлафов. Очень молод, чертами сходен с отцом. Достаточно для скороспелых выводов?

– Вполне.

– Зная мою репутацию при дворе, им стоило послать придворного паяца, – хмуро закончил Эберлинг.

Пока Мартин и его гвардеец высмеивали свой почетный эскорт, из толпы на пирсе донесся призывный женский голос:

– Эй, сладенький, не хочешь покувыркаться с симпатичной фройляйн?

Молодой фон Венцзлаф испуганно обернулся. Ярко накрашенная дебелая деваха, нагло выставила на всеобщее обозрение свою грудь, оттянув вниз декольте. Крупные, коричневые соски бойко торчали, завладев вниманием юноши. В толпе кто-то заулюлюкал.

– Пшла вон! – рыкнул на «фройляйн» один из гвардейцев. – Если не запахнешь свое вымя, прикажу высечь тебя на глазах твоих товарок.

Девка поспешно растворилась среди портового люда. Юный фон Венцзлаф проводил ее голодным взглядом.

– Как есть, теребит все без разбору, – шепнул на ухо графу Дирк.

Мартин хмыкнул:

– Можно подумать, ты не теребил в его возрасте.

Дирк осклабился:

– Еще как! Да и сейчас от случая к случаю.

– Тебе жениться надо, – укорил его Эберлинг.

– Так ведь одно другому не мешает. Тебе, кстати, тоже не помешает найти бабу, а то будешь как этот сопляк ножны в руках наяривать.

– Заткнись уже наконец. Мысли как у недоросля!

Эберлинг бодро сошел по трапу. Почувствовав под ногами твердую землю, он прошелся вдоль борта, разминая привыкшие к качке ноги. Крутые бока «Гордости» влажно блестели в багряном сиянии заката. Носовая фигура – крылатая сирена со змеиным хвостом – косилась на него беспокойным взором. У Эберлинга возникло нехорошее предчувствие, что он видит корабль в последний раз. Сняв треуголку, Мартин помахал ей капитану Рэкхэму. Морской волк вяло отдал честь, приложив пальцы к полям шляпы.

– Э-э-э… граф? – окликнул Мартина, высокий, почти мальчишеский голос.

Эберлинг с ног до головы осмотрел юношу. Стоит отдать должное, парень сидел на своей рыжей кобыле как влитой. Симпатичен, строен, голубоглаз, щеки впалые как у отца, а вот взгляд кроткий как у серны. Не было в нем тлеющей ярости свойственной Готфриду фон Венцзлафу, которого во времена бродмаркской кампании прозвали Бешеным Быком.

– Мартин Эберлинг из Фалькберга. С кем имею честь разговаривать?

Мартин из вежливости сделал вид, что не узнал своего собеседника.

– Очень приятно, граф. Дитмар фон Венцзлаф, сын Готфрида, барон Магдфеста. К Вашим услугам. Волей регента и моего отца меня послали встретить Вас и сопроводить в Гвингаэль.

– Это честь для меня, эдель10. Но давайте отбросим наши звучные титулы и будем обращаться друг к другу по именам. У нас впереди дорога, пусть и не особо долгая, а в пути этикет не самая нужная вещь.

Дитмар скользнул взглядом по лицу Эберлинга. Внимание юноши привлек рваный шрам, разделявший правую бровь графа на две неровные половины. Будто опомнившись, юноша смущенно кивнул:

– Как вам будет угодно эдель… Мартин.

– Отлично! Тогда не будем медлить.

Командир гвардейцев запоздало обратился к графу:

– Сэр Виллем Колгер, герба Трех Соек, лейтенант гвардии его высочества регента.

– Очень приятно, – без всякой приязни поздоровался Эберлинг. Лицо Колгера, подчеркнуто отстраненное, было жестким, костистым, словно выточенным из дерева.

– Нам велено охранять Вас до прибытия в Старую рощу.

– Замечательно, – Мартин не скрывал сарказма.

Граф Вестриджа ловко вскочил в седло. Серый конь приветственно заржал, радуясь грядущей прогулке. Мартин ласково потрепал холку Пепла и скормил ему зеленое яблоко, заблаговременно извлеченное из седельной сумки. Буланый жеребец Дирка с завистью покосился на угощение, но так и не дождался подобной любезности от своего хозяина.

– Вы взяли с собой мало людей, – заметил Дитмар, пересчитав сопровождение Эберлинга.

– Угу. Никогда не любил большую свиту. Десяток человек меня вполне устраивает.

– Не боитесь?

– Нет. От судьбы не уйдешь. Смерти не важно, сколько с тобой человек. Один или сто, она всегда найдет свою жертву.

Дитмар поморщился:

– Недобрые у Вас мысли, граф.

– Зато правдивые.

Гвингаэльская гавань кипела жизнью. Пробираясь сквозь беспокойное столпотворение, отряд двинулся в сторону столицы. Их сопровождали резкие выкрики чаек и людской гвалт. Сумерки накинули темный саван на небесную твердь. Портовые улочки, узкие и кривые, запылали фонарями, а вдали, на мысе Айзенстранд, смотритель возжег пламя маяка. Но сгустившийся мрак не был помехой портовой кутерьме. Уже слышались из трактиров хмельные, непристойные песни. Распутные девки выстроились у питейных заведений, ожидая сговорчивых клиентов. Мутные личности разбойного вида выползали из своих логовищ, выискивая подгулявшего негоцианта или матроса.

Мартин глубоко вдохнул давно знакомые запахи. Вонь стухшей рыбы, теплой смолы и отсыревшей пеньки смешались с запахами человеческих тел, моря, специй и рома. Аромат, который не понять сухопутному человеку. Разум и тело Эберлинга всегда оставались на твердой земле, но сердце принадлежало морю. Его мерно вздымающимся волнам, соленому воздуху и свищущему в парусах ветру. Маркграф Уильям как-то пошутил, что его сына следовало прозвать Рыбой из Фалькберга. Мартин улыбнулся, вспоминая раскатистый смех отца. Старик пролил на себя стакан вина, потешаясь над собственной незатейливой остротой.

Оставив суматошную гавань, всадники выехали на широкую Портовую дорогу. Вдали темнели бесформенные силуэты рыбацких деревень и дешевых постоялых дворов. Эберлинг пристально всматривался в ночь, но так и не смог разглядеть стен Гвингаэля. Столица будто закрылась от него черной занавеской, не желая выставлять напоказ свои тайны и пороки. От созерцания Мартина отвлек недовольно фыркнувший Пепел – скакуну не нравилась холодная грязь, прилипавшая к копытам.

Дитмар поравнялся с графом. Тревожное выражение его лица не прибавило Эберлингу настроения.

– Граф, – обратился юноша. – Как давно Вы в пути?

– Неделю. Ничего особенного. Я отплыл, как только получил известие от отца.

– Вы слышали о чуме?

Мартин поправил съехавшую на лоб треуголку:

– Конечно. Вестридж та еще дыра, но новости туда доходят регулярно. Луну назад мы получили сообщение, что в столице обнаружены первые очаги заражения. Вскоре я вышел в море, и теперь не знаю, какая тут обстановка. Собственно, насколько все серьезно?

Молодой барон нервно сжал губы:

– Вы не представляете насколько. За месяц погибли тысячи. Эта чума косит людей без разбора. Я в жизни столько мертвецов не видел. С улиц не успевают убирать трупы…

– Погодите, – перебил Мартин. – Неужели все так запущено?! Мы только что были в порту, и я не увидел никаких признаков эпидемии. Я бы сказал, там весьма оживленно.

– В этом и проблема, граф. Чума свирепствует только в самом городе. Ну, еще в Застенье. Она не распространяется дальше.

– Чушь собачья! Эпидемия либо есть везде, либо это не эпидемия. Барон, вы хоть раз видели чуму в действии?

Дитмар помотал головой.

– Я видел. Жуткая хреновина. Когда в Фелиссии завелась такая вот зараза, не было спасения никому. Несколько городов почти вымерло. Люди заражали друг друга в независимости от места проживания и своего положения. Порт закрыли, целые кварталы стояли закрытыми, чтобы избежать дальнейшего распространения заразы. А Вы говорите мне, что чума не выходит за границы городских стен?

– Именно. И люди не заражают друг друга за пределами столицы.

Эберлинг промолчал. В словах парня не было ни грана логики. Или Мартин сам ничего не смыслит в заболеваниях.

– И как это определили?

Дитмар виновато повел плечами.

– По совету мэтра Лаферта провели экс… эск… – юноша смущенно улыбнулся, не выговорив мудреное слово.

– Эксперимент, – подсказал Мартин.

– Да. Медики вывезли одного зараженного в соседнюю деревню на востоке.

– И?

– Ничего. Местных крестьян заставляли чуть ли не целоваться с хворым, но никто не заболел.

– И не одного завалящего бубона?

– Нет. Больной вскоре умер, но в деревне все остались здоровы.

– Это ничего не доказывает, – попытался возразить Эберлинг из чистой вредности, – всякое бывает.

– Эксперимент провели несколько раз, в разных местах. Как Вы понимаете, все то же самое. Больной умирает, остальные вполне здоровы.

Мартин недоверчиво хмыкнул:

– Что предпринимает Орден и Академия Белой Руки?

Дитмар вздрогнул. С тех пор, как зашло солнце, резко похолодало. А может, юноша просто боялся говорить на скользкие темы?

– Работают. Как и экзекуторы, – невесело улыбнулся фон Венцзлаф.

Мартин понимающе кивнул:

– Они уже наверняка кого-то обвинили и разжигают костры. Кто на этот раз? Алые колпаки? «Искаженные», заклинатели тени или коварные праудландцы?

Барон сгорбился в седле:

– Послушать, так виноваты все. Орден и Церковь Вознесения объявили чуму делом рук Тени. Всех злонамеренных пособников скверны тащат на костер. Неважно, тихий ты травник, дитя, родившееся с хвостом или заграничный купец с недозволенной книгой, все едино. Огонь. Гранд-клирик призвал корчевать зло во всех его проявлениях.

– А регент и Совет? Неужели они допустили эту резню?

– Им некуда деваться. Народ требует найти виновных. Адепты Белой Руки пообещали скорое исцеление, так что теперь главное найти ответственного за эпидемию. В городе уже были выступления против власти регента и Верховного Совета. Спрашивают, как допустили и куда смотрели, когда коварные чернокнижники накладывали проклятье на великий город… Безумие, одним словом.

Парень был прав. Чистое безумие. Не зря Эберлинг держался подальше от столицы. Мартин окликнул Дирка:

– У тебя остался ром?

– А то!

Конюший отстегнул от пояса флягу и перекинул ее Эберлингу. Сделав несколько больших глотков и удовлетворенно крякнув, Мартин протянул флягу Дитмару.

– Угощайтесь.

Фон Венцзлаф с сомнением посмотрел на сосуд.

– Что здесь?

– Согревающее. Или Вы хотите приехать в нашу чумную столицу в обмороженном виде?

Юноша принял флягу и неуверенно отхлебнул из узкого горлышка. Поперхнувшись с непривычки, он дикими глазами уставился на Эберлинга.

– Благодать, – осипшим голосом протянул он, – огонь, а не напиток.

– Дирк, ром остается у нас, – заявил Мартин телохранителю.

– А мне?

– Тебя, мой друг, согреет вера. В этом городе она снова в моде.

Мартин принюхался. В воздухе ясно ощущался запах мертвечины и горелой плоти. Тяжеловесные стены Гвингаэля вынырнули из тьмы, сверкнув дозорными огнями. Еще более черные, чем окружающая ночь, они казались гребнем какого-то неизвестного чудовища. Надеясь попасть в город до закрытия ворот, к стенам устремились вереницы медлительных купеческих обозов и компании запоздалых путников. По обеим сторонам дороги выросли первые дома. Бесчисленные деревушки и села срослись в единый пригород, для простоты названный Застеньем. Здесь уже ощущалось присутствие чумы. Попадались забитые двери и окна, встреченные на пути жители не выказывали той бесшабашной веселости, царившей в порту, хотя острый слух Мартина уловил звуки лютни и свирели из придорожного трактира.

– Где сжигают трупы? – спросил Мартин у барона.

– На юге, недалеко от Скотных ворот. Оттуда и доносит «ароматы».

Домов становилось больше. Все плотнее ютились они друг к другу, под сенью черных стен Гвингаэля. Осунувшиеся двухэтажные строения, с растрескавшейся штукатуркой и сырыми подтеками на стенах, в отсветах придорожных фонарей выглядели заброшенными и мертвыми. В стеклянных глазницах застыла угрюмая обреченность. В таких домах наверняка должны водиться призраки, сиротливо завывающие в пустых, безжизненных комнатах.

– Здесь по-прежнему обитает всякий сброд? – спросил Мартин.

Дитмар отвлекся от созерцания ветхой колокольни:

– Да, насколько мне известно.

Студеный, пробирающий до костей ветер, принес с собой очередную волну мертвецкого смрада. Фон Венцзлаф зажал нос.

– Вы давно в столице, Дитмар? – спросил Мартин.

– Неделю. Никак не могу привыкнуть к этой вони.

– То ли еще будет, – посулил Эберлинг, прикрывая рот белым, кружевным платком с монограммой.

– Вы думаете?

– Знаю.

Унылые, сгорбленные хибары продолжали тянуться на протяжении всего пути. Казалось, их порченые временем и сыростью фасады сами мучаются от какого-то страшного недуга. В подворотнях мелькали силуэты людей – Мартин чувствовал на себе внимательные, не предвещающие ничего хорошего, взгляды. Оно и понятно: местные запуганы болезнью, и вид пышущего здоровьем аристократа вызывал естественную зависть. И ненависть.

– Послушайте, Дитмар. Нам обязательно ехать в город сейчас? Время позднее, ворота наверняка закрыты. Может, стоит дождаться утра?

Фон Венцзлаф неопределенно покачал головой.

– Не знаю. У меня есть грамота, подписанная лично регентом. Ворота нам откроют в любом случае.

– И Вам хочется ехать ночью через весь город, по такой ужасной погоде? Да бросьте. Минута-другая, и может начаться дождь. После морской прогулки у меня нет желания попадать в водную стихию еще раз. Давайте уже кинем якорь в какой-нибудь гавани. Вы знаете здесь приличные заведения?

– Откуда?! Напомню, я тут всего неделю и пока не успел ознакомиться с достопримечательностями.

– Расстроили Вы меня. Дирк!

– Что случилось? – всполошился конюший.

– У меня нет желания ехать в город. Не в такую темень, и не в такую погоду. Ты помнишь здесь какой-нибудь трактир?

– Десять лет прошло, – задумался Дирк, – но, думаю, «Старый Погребок» еще стоит. Он ровесник самого Застенья, и вряд ли за последние годы что-то изменилось. Поехали?

– Оно приличное? – забеспокоился Дитмар.

– Самое приличное в этом свинарнике. Молодые дворяне часто посещают его, в поисках приключений и запретных удовольствий.

– Можно подумать, запретных удовольствий мало в Гвингаэле, – заметил Мартин. – Веди нас.

Вмешался лейтенант Колгер:

– Извините, ваша светлость, но у нас приказ сопроводить Вас до поместья, нам следует продолжить путь.

Дитмар вопросительно посмотрел на Эберлинга.

– В задницу! – выругался граф. – Ваш приказ – это Ваши проблемы. Можете подтереться им, если он у Вас в письменном виде. Я устал и замерз. И барон фон Венцзлаф тоже. Можете уезжать отсюда к чертовой матери, мы едем в трактир.

В голосе Мартина появились капризные нотки, свойственные избалованным аристократам.

– Простите, Ваша светлость, мы поедем с Вами, – хмурясь, отступил Колгер.

– Как Вам угодно. Только постарайтесь не изгадить мне настроение своим присутствием. Видят Вознесенные, от него и так мало, что осталось. Дирк, веди нас!

Возглавляемая Дирком кавалькада, свернув с тракта, проскакала по одной из боковых улочек. Размокшая почва, густо замешанная с испражнениями, чавкала под копытами лошадей. Жители Застенья, разбуженные шумом, робко выглядывали из окон, освещая сальными огарками бледные лица. Исхудалые и болезненные, они напоминали оживших мертвецов, поднятых по воле злобного некроманта. По спине Мартина пробежали мурашки. Изнуренный вид обитателей Застенья всколыхнул старые воспоминания о застенках Мясника. Плен, пытки, сотни казненных и искалеченных, окровавленный Дезмонд, подвешенный в главном зале Верминштайна… Сейчас не время ворошить ужасы прошлого.

Остались позади заброшенные выселки и свежее, пропахшее гарью, пожарище. Путники ехали среди чахлых яблонь, меж которых жалостливо ныл тонкоголосый ветер. Бежавшая среди пожухлой травы дорожка вела к фахверковому дому, что коротал свои дни в компании облетевшей черемухи. Гонт на конусообразной крыше рассохся и выгнулся, неровные стены зияли ранами облупившейся штукатурки. Старая деревянная вывеска медленно качалась на ветру, натужено скрипя. Рядом с трактиром стоял каменный колодец, на крыше которого дремали две черные вороны. Разбуженные шумом, птицы с возмущенным карканьем улетели в ночь. Из ближайшего леса, будто бы в ответ, донесся волчий вой.

– Волки еще остались в здешних лесах? – удивленно спросил Мартин.

Дитмар скорчил гримасу:

– И здоровущие. Отец недавно убил одного. Уродливая тварь. К тому же «искаженный».

– И в чем это выражалось?

– Как часто, граф, Вы видели волков с двумя рядами зубов и костяным гребнем на холке?

Подтверждая пророчество Эберлинга, зарядил сильный дождь. Как стрелковый залп он обрушился на землю крупными ледяными пулями. В отдалении послышался шум грома; где-то далеко на востоке сверкнула зарница. Гроза, к счастью, шла стороной, зацепив Застенье лишь краешком.

Эберлинг и его спутники подъехали к трактиру. Из ярко горящих окон кабака доносился нестройных хор голосов. Колченогий лакей в поношенной ливрее выскочил из-под навеса, смешно приволакивая ногу. Осветив клиентов бледным светом фонаря и отметив их состоятельность, он подобострастно склонился:

– Милости прошу, сиятельные господа! Выпить, заночевать?

– Угу, – высокомерно кивнул Дирк, – и перетрахать всех шлюх. Прикажи позаботиться о лошадях.

– Будет исполнено, Ваша светлость. Сей момент. Эй, лентяи!

Трактир встретил гостей теплом, запахами еды, табачного дыма и перегара. Заведение было приличным, насколько мог быть приличным трактир в Застенье. В зале уютно потрескивал камин, огороженный кованой оградкой. Деревянный пол тщательно надраен и отливал восковым блеском. Стены покрывала аляповатая роспись на охотничий мотив. Под перекрестиями потолка висела украшенная металлическим декором люстра с двумя десятками толстых свечей.

Посетителей насчиталась пара дюжин, и почти все мертвецки пьяны. Как и рассказывал Дирк, в основном они были молоды, одеты в камзолы кричащих цветов и имели знатное происхождение. Пьяные голоса то там, то здесь, выкрикивали здравницы. Весь женский контингент трактира, кроме официанток, был занят ублажением гуляющих дворян. На зависть портовым девкам, кабацкие мамзели обладали смазливыми мордашками и носили чистые платья.

– Сколько гостей! – воскликнул трактирщик, – милости прошу, благородные эдели!

Подобно всей своей породе, хозяин заведения был тучен, имел раболепный вид и заискивающе смотрел в глаза клиентам. Отличали трактирщика роскошные усы, торчащие над верхней губой колючей щеткой. Вытерев руки о чистый передник, он простер их к свободным столам.

– Располагайтесь, мест на всех хватит. Комнаты подготовят на втором этаже, если надумаете заночевать. Главное ни о чем не беспокойтесь!

Мартин и фон Венцзлаф сели отдельно, заняв стол у камина, а Дирк тем временем насел на трактирщика, уточняя сумму за достойный ужин и постой. Остальные разбрелись кто куда. Гвардейцы регента обособленно уселись в обширном эркере рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. Свои промокшие плащи бравые представители власти отдали на просушку, и теперь они, словно боевые знамена, свисали с бельевой веревки, натянутой в душной кухне.

– Так-с, – протянул Мартин, – перво-наперво нужно согреться.

К гостям подошла официантка – миленькая, зеленоглазая девушка с игривыми веснушками на бледном личике и рыжими волосами до пояса. Одетая в синее платье с глубоким декольте и белый передник, она заметно выделялась среди остальных работниц заведения. Сверкнув улыбкой, девушка поставила перед гостями кувшин горячего вина и три бокала.

– От хозяина. Чтобы согреться, – пояснила официантка.

– Как предусмотрительно! – воскликнул Мартин. – Это воистину приличное место с людьми, знающими толк в годном обхождении. Дорогая моя, в вашем трактире есть музыканты?

– Да, но они сейчас отдыхают. Благородные господа их сегодня умучили.

– Насмерть? – Мартин обворожительно улыбнулся. Девушка смущенно покачала головой:

– Нет, что Вы. Они просто ужинают и пьют вино на кухне.

– И Вознесенные им в помощь. А сейчас, золотце мое, запомни, чем хотят отужинать усталые путешественники.

Мартин делал заказ, для удобства загибая пальцы. Официантка кивала, запоминая снедь: разбойничье жаркое с перцем и луком, жареный цыпленок в кисло-сладком соусе, пшеничный хлеб, соленья, сыр, кровяная колбаса. Немного подумав, он добавил масло и мед.

– Солнце мое, как только этот кувшин опустеет, принеси нам вместо вина нортландской водки, хочется чего-то покрепче.

Мартин посмотрел на молодого барона и присоединившегося к ним Дирка:

– У кого-нибудь будут возражения, дополнения?

Оба синхронно покачали головами.

– Нет? Значит, быть по сему, – он снова обратился к официантке, – давай, милая моя, растормоши кухонных неучей.

Блеснув ровными, фаянсовыми зубами, девушка побежала на кухню передавать заказ. Дирк демонстративно проводил ее взглядом, особенно уделив внимание покачивающимся бедрам. От Мартина не ускользнуло, что молодой фон Венцзлаф тоже засмотрелся на симпатичную девчонку.

– Господа! – Мартин быстро разлил вино по кубкам. – Предлагаю выпить!

Он встал. Сотрапезники последовали его примеру. Бросив взгляд на четверку подгулявших дворян за соседним столом, Мартин громко, на публику, провозгласил:

– Во имя Вознесенных и за здоровье его высочества регента Эриха фон Денау!

Эберлинг не успел допить, как соседи разразились площадной бранью.

– В задницу регента!

– Чтоб его Отверженный под хвост трахнул!

– Этот хлыщ имеет наглость пить за здоровье извращенца!

Мартин, не обращая внимания на ругань, сел. На его лице застыло сконфуженное выражение. Понизив голос, он обратился к Дитмару:

– С каких пор упоминание его высочества вызывает столь бурное неприятие?

– Уже несколько месяцев, – полушепотом ответил молодой барон. – Редкий случай, когда знать и простонародье придерживаются одного мнения.

– Чем их так прогневил регент?

Дитмар немного подозрительно посмотрел на Мартина:

– Граф, мне право странно такое слышать. Я понимаю, Вестридж отдаленная провинция, но и там наверняка слышали о скандалах, окружающих правителя.

Мартин виновато пожал плечами:

– Последнее время я вел достаточно уединенный образ жизни и не следил за политикой. Так в чем же дело?

Дитмар отпил из кубка:

– О регенте ходят отвратительные слухи. Его обвиняют в мужеложстве, насилии над малолетними и, хуже того, есть устойчивое мнение, что регент увлекается оккультизмом.

Мартин приподнял бровь:

– Интересный сюжетец. Как на это реагирует Орден и Церковь Вознесения?

– Никак. Пропускают мимо ушей.

– Значит, большая часть слухов брехня. Орден никогда не упустит возможности взять за задницу дворянина, связанного с черной магией. Особенно, если он занимает высокий пост. Великого магистра хлебом не корми, дай только показать, кто на деревне главный.

Соседи не могли оставить тост Мартина без ответа. Тучный мужчина в расстегнутом камзоле и запятнанной рубахе поднял кубок, метнув в Эберлинга ненавидящий взгляд:

– Во славу Вильгельма Ревенфорда, истинного защитника королевства!

Его собутыльники одобрительно заревели. Эберлинг поджал губы:

– Дитмар, не просветите меня, давно ли в тавернах Рейнланда пьют за герцога Вольфшлосса, именуя его столь звонким титулом?

Юноша презрительно глянул в сторону поклонников Ревенфорда:

– С тех самых пор, как он обвинил регента в бездействии и прилюдно заявил о политическом бессилии Верховного Совета. С неделю назад, герцог произнес весьма жизнеутверждающую речь на Ассамблее. Он обвинил верховников в потакании капризам слабого правителя и перечислил все их неудачи, начав с завышенного налогообложения гильдий и заканчивая чумой. Вел себя как настоящий герой, одним словом. Благодаря статьям в «Гвингаэльском вестнике», о его выступлении знает любая собака. Теперь в каждом втором трактире поднимают чарку за здоровье герцога.

– Прискорбно слышать. Подобные выступления зачастую ведут к политическому хаосу. Вспомните Людвига фон Брогга.

Мужчины выпили, а вино закончилось. Дирк поднял кувшин, и расторопная рыженькая официантка забрала его. Вскоре она принесла бутыль нортландской водки и чистые стаканы. Дирк сноровисто разлил спиртное.

– Коли в этом городе тосты говорить опасно, будем пить без них, – конюший приподнял стакан. В молчании собеседники ополовинили посуду. Громко рыгнув, Дирк извлек из кошеля трубку и принялся набивать ее пахучим гальптранским табаком.

Дитмар плыл на глазах. Водка ударила ему в голову:

– Дирк, позвольте у Вас спросить. В каком звании Вы состоите?

Телохранитель графа почесал щеку, заросшую пепельной щетиной:

– Я капитан гвардии его светлости, его конюший и эмиссар.

– Капитан?

– Буду честен, звание я себе сам присвоил, – Дирк усмехнулся.

– Вы рыцарь?

– Нет. И не стремлюсь, – небрежно пробурчал он, раскуривая трубку.

– Но почему?! – возмутился юноша. – Это почетное звание, уважение общества, лен, в конце концов. Неужели Вы не хотите его получить?

– Нет.

– Я поясню, – вмешался Мартин, – у нашего Дирка есть некоторые предубеждения против рыцарства. Он мог им стать не менее десятка раз, но всегда отказывался. Можете называть это прихотью.

Фон Венцзлаф недоуменно воззрился на Дирка:

– То есть получается, Дирк, э-э-э, как бы это сказать…

– Неблагородного сословия, – подсказал Мартин. – Сиволапая деревенщина.

Самозваный капитан поперхнулся дымом:

– Вот уж позвольте! Я не какой-то там серв или шкуродер, а вполне себе голубой крови.

Мартин с кривой улыбкой наблюдал за реакцией фон Венцзлафа.

– Тогда кто же Вы? – допытывался юноша.

Гордо выпятив грудь, Дирк закончил:

– Сын шлюхи!

Эберлинг громко захохотал, прикрывая рот платком. Дитмар выглядел обиженным:

– Не смешная шутка, – осуждающе сказал он.

– Это не шутка, – уже серьезно ответил Дирк, выпуская кольца дыма. – Я в самом деле сын трактирной потаскухи. Но могу Вас уверить, отец мой был рыцарем. Так что толика дворянской крови во мне есть.

Фон Венцзлаф промолчал, тупо уставившись в стакан. Мартин хлопнул его по плечу:

– Не печальтесь, барон. Если попривыкнуть к хамским манерам моего друга, он окажется вполне сносным малым. И, коли мы выяснили тайну его происхождения, позвольте мне задать вопрос Вам.

– Всегда буду рад ответить, – просиял юноша.

– Он немного бестактный.

– Спрашивайте.

– Сколько вам лет, Дитмар?

Юноша, и без того красный от выпитого, запунцовел еще сильней.

– Шестнадцать.

– Тогда я все-таки скажу тост, – Мартин поднял стакан. – За Дитмара фон Венцзлафа, самого благородного и разумного юношу среди тех, которых я знаю.

– Перестаньте, граф. Право, это лишнее.

– Почему? Посмотрите на наших соседей. Вы не опустились до их уровня, напиваясь в трактирах и крича здравницу интриганам. Это явно говорит о Вашем разуме. Что до благородства, Вы, зная о низком происхождении моего друга, не стали фырчать и выражать недовольство. Разве это не благородно и тактично? Мне, в самом деле, очень приятно выпить за Вас.

– Вы очень добры! Тогда ответ, – Дитмар расплылся в улыбке. – За Мартина Эберлинга, благородного графа Вестриджа. И его храброго друга Дирка.

Дирк шумно закряхтел:

– Первый раз за меня пьет настоящий барон. Аж всплакнуть захотелось.

Конюший вытер воображаемую слезу.

– Полно вам язвить, Дирк, – усовестил его фон Венцзлаф. – Я от всей души.

Официантка расставила тарелки со снедью. Благоуханные ароматы заполнили носы оголодавших путников. Дальнейшее застолье проходило в тишине, нарушаемой только звуком пережевываемой пищи и звоном стаканов. Жаркое исчезало с поразительной быстротой. Наплевав на этикет, Дирк макал хлеб в плошку, подчищая остатки густой подливы. Сытно рыгнув, он тут же принялся за колбасу, то и дело поглядывая в сторону кухни в ожидании цыпленка.

– Прошу меня извинить, – чуть пошатываясь, Дитмар встал, – мне надо отлучиться.

Он направился к выходу.

– Уссался, его светлость, – прокомментировал Дирк, пережевывая крепкими, желтыми зубами кусок колбасы.

– Хватит скалиться, – одернул его Мартин, – он неплохой парнишка.

– Только вот он – сын Готфрида. Ума не приложу, как у Быка мог такой сынок уродиться.

Мартин устало посмотрел на капитана:

– Это как раз не удивительно. Бык всю жизнь либо в походах пропадал, либо на Ассамблее воду мутил. Ему было не до парня. Кровь сильная штука, но воспитание отнюдь не маловажно.

Дирк в который раз разлил водку по стаканам:

– Одного не пойму, зачем тебе все это понадобилось. Трактир, пьянка, расспросы. Ведь ты и так все прекрасно знаешь. Решил прикинуться дурачком?

Эберлинг вытер губы застиранной салфеткой:

– Отчасти, Дирк, отчасти. Подумай сам: стоило мне сегодня прибыть в поместье, и тут как тут появились бы деятельные любители развести грязь. В первую очередь, отец юного Дитмара. Устроив этот незапланированный банкет, я узнал немало интересного. Пусть не нового, но все же весьма полезного, особенно когда тебе вещает пьяный и восторженный молодой человек. Во-вторых, посещение подобного заведения дало мне неплохой срез настроений среди молодого поколения. Юноши часто повторяют слова отцов, так что теперь мне более-менее понятна расстановка сил на Ассамблее. И последнее. Все, о чем мы сегодня говорили, почти в точности предсказал Виндельбрандт еще месяц назад, а, значит, дела идут нужным курсом.

– Все, кроме чумы, – поправил Дирк.

– Да, но предсказывать моровое поветрие задача оракула, никак не политика.

– Что будем делать дальше?

– Выпьем еще.

Дирк закатил глаза:

– Я вообще.

– Приедем в город. Встретимся с местными интриганами и заговорщиками. Прочувствуем, куда дует ветер. Власть совета пошатнулась, бароны, не смотря на эпидемию, как стервятники слетелись на добычу. Ребенку понятно, что на Ассамблее теперь несколько фракций. Одну из них возглавляет или, по крайней мере, в ней состоит Вильгельм Ревенфорд. Не зря же он так развыступался. Во втором сборище, безусловно, главенствует Бык. Он всегда лезет в любые конфликты, неважно, политические или военные. В конце концов, не просто так он послал своего сына встречать нас. Меня считают ненормальным чудиком, но голосами Эберлингов так просто не раскидываются. Думаю, есть кто-то еще, но это не так важно. Главное, как я уже упоминал, все идет по плану. Виндельбрандт снова оказался прав.

Дирк побарабанил пальцами по столу:

– Ты уверен, что тебе нужно ворошить этот гадючник?

– Решение принято.

Вернулся Дитмар, растрепанный и потный. Его изрядно заносило:

– Эдели, выпьем?

– Конечно, – конюший подвинул к парню его стакан.

Юноша выпил. Мартин и капитан последовали примеру барона.

– Вы знаете, – Дитмар порывисто ухватил себя за мокрую челку. – Знаете, мне так все надоело. Неделя прошла, а я уже ненавижу столицу. Отец всегда держал меня подальше от двора…

– Как и мой, меня, – вставил Мартин.

– …и был прав. Выгребная яма. Людская помойка. Ненавижу. Стоило мне приехать, как куча народа попыталась запихать язык мне в задницу. Лизоблюды. И все ради того, чтобы заслужить доверие моего папаши… Мартин, Вы первый человек с кем я откровенно разговариваю. Возможно, я ошибаюсь, но Вы хороший человек. Простите меня, – речь фон Венцзлафа становилась все бессвязней.

– Не переживайте, Дитмар. Столкновения с грязными реалиями окружающего мира всегда болезненны. Поверьте моему опыту. Вы привыкнете.

– И стану таким же подонком как остальные?

– Как говорил мой старый учитель: в политике невозможно остаться чистым, но не обязательно превращаться в законченную сволочь.

Юноша затуманенными глазами посмотрел на Мартина. Последний стакан точно был лишним.

– Учитель? Вы о Теодоре фон Виндельбрандте?

– О нем.

Дитмар восхищенно присвистнул:

– Я слышал, что Вы были его воспитанником…, но, черт возьми, он ведь легенда!

– Преувеличение, мой друг, обычное преувеличение. Виндельбрандт ученый, воин, стратег – но легенда, это уж, помилуйте.

– О нем часто говорят при дворе.

Эберлинг повертел в руках стакан:

– Надеюсь, только хорошее?

– Как сказать. Мне показалось, его боятся. Отец, например, маскирует страх под шутками и своим извечным презрением, но при упоминании графа всегда старается переменить тему.

Рыжая официантка принесла второй бутыль и долгожданную курятину. Дирк вкрадчивым движением обнял ее за талию:

– Мы так и не узнали, как тебя зовут, милая?

Девушка аккуратно убрала его руку:

– Грета, – собрав пустую посуду, она немедленно удалилась.

– Вот так всегда, – посетовал Дирк, – стоит мне что-то спросить, как бабы разбегаются.

– Просто руки не надо распускать, – дал совет Мартин.

Дитмар о чем-то усиленно размышлял:

– Извините, граф, но Вы позволите задать вопрос о Вашей семье?

– Я к Вашим услугам.

Фон Венцзлаф немного помялся:

– Отец рассказывал, у Вас есть сестра.

– Предположим.

– Не подумайте ничего плохого, но мне говорили, она скоро прибудет сюда, в столицу.

Лицо Эберлинга превратилось в посмертную маску. Глаза загорелись нешуточной злобой.

– Что? Вы не ошибаетесь?

– Мне так сказал отец. Он переписывался с маркграфом, и тот ответил, что направляет свою дочь в Гвингаэль. Она ведь где-то моего возраста?

– Ровесница, – машинально ответил Мартин.

– Зачем маркграф так поступил? В городе чума, упаси Эмунт Защитник, если девушка заболеет.

– Не знаю, – Мартин протер лоб салфеткой. – Должно быть отец принял решение после моего отплытия.

– Возможно, он отправил письмо в Старую рощу, – предположил Дирк, – кто-то же должен встретить здесь Катрин.

– Возможно.

Мартин замолчал. Он старался не подавать виду, насколько его шокировало непродуманное решение маркграфа. Чума, возможные конфликты среди знати, беспокойство простолюдинов – а он посылает Катрин в эту клоаку! Эберлингу было вполне понятно желание отца выдать дочку замуж, но не в то время, когда в столице бушует эпидемия! И, тем более, за отпрыска Готфрида! Переписка между старыми товарищами, о которой так неосторожно упомянул юный Дитмар, ясно давала понять, кто станет будущим мужем Катрин.

Эберлинг собрался с мыслями. Не стоит разводить панику. Чуму пока оставим в покое, а вот о политических преимуществах стоит подумать. Здраво рассуждая, молодой фон Венцзлаф стал бы сестре неплохим мужем, а его отец – серьезным подспорьем для единственного брата Катрин. Все это шло в разрез с планами Теодора и его собственными, но любую схему всегда можно доработать и изменить.

Мартин открыл бутыль. Водка мутной струей заполнила стаканы:

– Предлагаю тост! За мою сестру Катрин, самую прелестную девушку Рейнланда!

Дитмар и Дирк с энтузиазмом чокнулись с ним.

– Когда Ваша сестра приедет, Вы не могли бы меня представить ей? – раскрасневшись еще больше, спросил фон Венцзлаф.

– Всенеприменнейшим образом, – Эберлинг опять похлопал юношу по плечу.

– Вы очень обрадовали меня… Мартин.

– Да какое там, – отмахнулся граф.

Дирк, приметив свободную девицу, засобирался:

– Эдели, я вынужден покинуть Вас, по всей видимости, та дама ищет себе кавалера.

Мартин, оценив девку, напутствовал:

– Смотри, чтобы дама, не наградила тебя какой-нибудь забавной болячкой.

– Я буду аккуратен на входе.

Махнув на прощание, Дирк направился к своей избраннице. Та встретила его появление кокетливой улыбкой и ненавязчивой демонстрацией груди в глубоком вырезе платья.

– Никогда не понимал, – сказал Дитмар.

– Чего?

– Страсть мужчин к продажной любви.

Эберлинг едва заметно улыбнулся.

– С возрастом поймете. Или, если будете любить свою будущую жену, не поймете никогда. Отмечу, что и в таком случае бывают исключения.

– А Вы, Мартин?

– Что?

– Вы ведь до сих пор не женаты. Почему?

Граф пожал плечами:

– Трудно сказать. Сначала юношеское желание досадить отцу. Потом отсутствие интересных партий. Итог предсказуем: я привык быть один и уже не задумывался о женитьбе. Но, как Вы понимаете, барон, испортить себе жизнь, я всегда успею.

– Неужели не было девушки, способной разжечь в Вашей груди любовный огонь? – настаивал Дитмар, почему-то перейдя на книжный слог. Мальчик явно балуется рыцарскими романами, усмехнулся про себя Эберлинг.

– Была такая девушка. Ее звали Агнет. И она умерла, – Мартин отвернулся. – Давайте оставим этот разговор до лучших времен.

Юноша еще некоторое время посидел, часто моргая. Наконец, он аккуратно встал, придерживаясь за край стола.

– Прошу простить меня, граф, но, кажется, я мертвецки пьян.

– Ничего страшного. Идите, ложитесь. Дирк договорился о постое. Спросите у трактирщика, где ваша комната, и идите.

– Я извиняюсь, но силы покинули меня.

– Не оправдывайтесь. Спите спокойно.

Юный Дитмар фон Венцзлаф поклонился, и, покачиваясь из стороны в сторону, пошел к стойке. Золотой плащ, промокший под холодным дождем, сырой тряпкой болтался за его спиной.

Мартин остался один. Налив полный стакан, граф выпил обжигающую жидкость. Он привык к одиночеству, но и среди пьяного веселья кабака не чувствовал себя чужим. Он рассеяно следил за кутежом, прислушивался к обрывкам разговоров. За десять лет многое изменилось, так что молодая дворянская поросль была лучшим проводником в мире слухов, заговоров и политических анекдотов.

– Извините…

Мартин потряс головой. Напротив, него стояла рыжая официантка:

– Вы себя хорошо чувствуете?

– Не волнуйся, милая, я в порядке.

Мартин снова было, погрузился в свои мысли, но краем глаза заметил, что девушка осталась.

– Чего тебе надо, золотце?

Девушка слегка помялась:

– Я, наверно, неправильно поняла, но мне показалось, что я Вам понравилась?

Эберлинг с теплотой улыбнулся:

– Посмотрел бы я на того, кому ты не понравилась, тотчас бы вызвал на дуэль.

Грета легким движением ладони коснулась обветренных пальцев Мартина.

– Хотите познакомиться со мной поближе?

– Не сегодня, моя дорогая.

Она поклонилась:

– Как Вам будет угодно, Ваша светлость.

Выписывая бедрами завлекательные па, Грета оставила Эберлинга. Толстяк за соседним столом криво улыбнулся:

– Вот и зря! Деваха – огонь!

Мартин одарил его надменным взглядом, но ничего не сказал.

Граф не стал засиживаться. Вскоре он поднялся к себе в комнату, оставшись там наедине с бутылкой вина. Не снимая одежды, Эберлинг устроился на затхлом белье. Отпив прямо из горлышка, Сокол из Фалькберга наконец позволил себе расслабиться. В его голове продолжал кружить бесконечный водоворот мыслей. Отец, сестра, учитель – будто сговорившись, они мелькали перед глазами, как игральные карты в руках шулера. Опустошив бутылку, Эберлинг погрузился в тревожный сон, полный странных, волнующих видений.