Читать книгу Анжелика и дьяволица - Анн Голон - Страница 12

Анжелика взяла свои пистолеты. Какие они легкие и надежные! Пользоваться ими будет удобно, и стреляют они в два раза быстрее любого другого известного оружия.

Она застегнула пояс с кожаной пряжкой, затканной серебряной нитью. В складках ее юбок оружие будет почти незаметно. Инкрустированные перламутровыми цветами и эмалью рукоятки из благородного дерева, а также выполненные с чисто женским изяществом мешочки для запала и пуль будут выглядеть скорее как какие-нибудь невиданные драгоценные вещицы. Анжелика поупражнялась стремительно вытаскивать поочередно пистолеты из карманов и проворно заряжать их. И очень скоро приноровилась к оружию с кремневым замком, бесконечно более практичным, чем любая другая система, но для нее новым.

Теперь, вооруженная, она чувствовала себя гораздо спокойней.

Котенок вспрыгнул на стол и с живейшим интересом наблюдал за ее действиями. Он внимательно следил за движениями ее рук, затем внезапно прикасался к ним лапкой, словно хотел поймать этих проворных и неутомимых зверьков – женские пальцы. И тотчас, как мячик, отскакивал в сторону. Ему удалось завладеть одной пулей, и теперь он катал ее по комнате и надолго останавливался, подняв хвост трубой, перед каким-нибудь ларем или креслом, под которым, как ему казалось, спрятался враг.

Когда, закончив с оружием, Анжелика направилась к поставленным один на другой в углу комнаты сундукам, он принялся кружить возле ее ног. И стоило ей приподнять крышку, юркнул внутрь и утонул в шелках среди безделушек. Его довольная мордочка то и дело выныривала на поверхность, украшенная то лентой, то кружевом. Анжелика весело смеялась над его проделками.

– До чего же ты забавный, похож на шаловливого, худенького и живого мальчишку, каким когда-то был Флоримон… Хватит, не мешай мне… Убирайся…

Раз двадцать она вытаскивала его из сундуков. Но он всегда умудрялся залезть туда снова, порой совершенно незаметно. Анжелика не могла лишить себя удовольствия поиграть с ним, столько в этом котенке было жизни и обаяния. Присутствие резвого зверька приносило ей облегчение. Анжелика думала только о том, что происходило сейчас и приносило ей столько приятных открытий.

Нынче утром, когда она упомянула об элегантности герцогини де Модрибур и, в частности, о ее необыкновенных красных чулках, Жоффрей ответил:

– Несколько пар таких чулок прибыли из Европы с нашими товарами, которые я приказал отнести к вам. Неужто вы еще даже не взглянули?

Там и вправду были прелестные вещицы, способные вызвать восхищение самой требовательной парижанки. Анжелика не обратила на это внимания, когда в воскресенье лихорадочно рылась в сундуках в поисках платья, чтобы достойно выглядеть возле виселицы и эшафота, где будет казнен Колен Патюрель. Тогда ее выбор пал на то черное платье с воротником из малинских кружев с цветочным узором, которые плетут в Бельгии. Но именно его нынче утром позаимствовала герцогиня де Модрибур. Очень строгое, сшитое из прекрасного бархата, оно ладно сидело и смотрелось чрезвычайно богато. Прочие туалеты были столь же хороши: все из отборных тканей, прельщающие новизной кроя, дорогой отделкой. Анжелика растрогалась, обнаружив среди дамских нарядов платья для девочки и два костюмчика на мальчика из плотной шерсти ярких расцветок.

«Как будто Жоффрей сам выбирал. Впрочем, думаю, Эриксон годится лишь на погрузку товаров. Но Жоффрей, должно быть, сохранил в Париже, Лондоне, да и в других столицах, поставщиков, знающих его вкусы и усердно угождающих ему. Что бы он ни говорил и как бы далеко от цивилизованного мира ни жил, Жоффрей остается графом Тулузским. Ах, что за мужчина!»

Вероятно, именно поэтому рядом с ним, изгнанником, лишенным корней и семьи, все продолжали ощущать связь с отторгнувшим их миром.

Благодаря усилиям графа де Пейрака им и в изгнании были доступны самые приятные, самые утешительные стороны уклада Старого Света, его утонченность – все те достижения цивилизации, что уцелели, несмотря на варварство, войны и несправедливости…

Не далее как нынче утром здешние дамы, которые начинали свою новую жизнь в жалких лачугах из плохо оструганных досок на диком, забытом богом побережье, получили дельфтский и жьенский фаянс. И этот подарок представлялся им залогом будущего уюта и благосостояния.

Поглощенная мыслями о муже и его прекрасных идеях, Анжелика порывисто поцеловала одежду, которую держала в руках, – камзольчик для мальчика. Несомненно, Онорина, очень сожалевшая, что родилась девочкой, без всяких возражений его присвоит…

На лестнице послышались шаги.

С сильно бьющимся сердцем Анжелика бросилась к двери.

Он!..

В дверном проеме возник Жоффрей де Пейрак. Его сопровождал испанец с легким деревянным ларцом в руках. Прежде чем откланяться, он поставил ларчик на стол перед Анжеликой.

– Взгляните, что я вам принес, – сказал Пейрак. – Это ларчик для лекарств. Вы сможете хранить в нем свои пузырьки, склянки с притираниями, пакетики с травами и хирургические инструменты. Перегородки можно переставлять по вашему желанию. Я заказал его в Лионе. При отделке этой вещицы мастер счел необходимым поместить на стенки гравюры с изображениями покровителей хирургов, святых Космы и Дамиана, чтобы они помогали вам. И я полагаю, он прав, потому что, коль скоро речь идет о спасении жизни, не стоит пренебрегать никаким заступничеством, не так ли?

– Разумеется, – согласилась Анжелика. – Я очень почитаю Косму и Дамиана и охотно приму их участие в своих заботах.

– А что наряды, которые вы разбираете? Нравятся они вам?

– Бесконечно! Можно подумать, некий вездесущий граф Тулузский оказался там, в Европе, и сам выбирал их.

– Выбирать и рассматривать женские туалеты в их бесконечном разнообразии всегда представлялось мне чрезвычайно занимательным занятием. Смею ли признаться: на Средиземноморье и в восточный период моей жизни я сокрушался об отсутствии в ней этого прелестного безумия – моды, порой не слишком удобной, но так много говорящей о личности тех, кто ей следует! И что за удовольствие я испытываю теперь, когда снова могу наряжать вас!

– Мне очень приятно. Но что мне делать со всеми этими платьями в лесной глуши Вапассу?

– Вапассу – это королевство. А вы его королева. Как знать, свидетелями каких празднеств нам предстоит еще стать здесь в один прекрасный день… Да и нынче мы не обойдены вниманием знатных визитеров. Вдобавок я хочу, чтобы вы ослепили Квебек своей красотой.

Анжелика вздрогнула. Чтобы на драгоценных шелках не остались следы коготков, она подхватила котенка на руки и теперь машинально гладила его.

– Квебек… – прошептала она. – Неужели мы поедем в Квебек?.. Прямо в западню короля Франции? В логово наших извечных злейших врагов, ханжей, церковников, иезуитов…

– Почему бы и нет? Именно там все затевается. Поехать туда? Мне известно, что рано или поздно меня там загонят в тупик. Разумеется, я не желаю подвергать вас ни малейшему риску. Я приду туда со своими кораблями и пушками. Но мне также известно, что французы особенно чувствительны к женской красоте и скорее склонятся перед обворожительной женщиной во всем блеске ее нарядов и красоты, нежели перед военной угрозой. К тому же у нас там есть друзья, люди весьма значительные: герцог д’Арребу, шевалье де Ломени-Шамбор и даже сам Фронтенак, губернатор. Поддержка, оказанная мною Кавелье де Ла Салю, создала, нравится это кому-то или нет, нечто вроде союза между Новой Францией и мною. Мне это только что подтвердил господин Вильдавре.

– Губернатор Акадии? И что же он за человек?

Пейрак улыбнулся:

– Вы его увидите. Вроде Пегилена де Лозена, но с деловым чутьем и дилетантством Фуке и присущим Мольеру критическим взглядом на современников. Да еще гораздо более сведущ во многих науках, чем кажется. Он сказал, что хотел бы видеть в Квебеке именно вас и что ваше присутствие скорее, нежели мое, будет решающим.

– Разумеется, из-за той легенды о прорицательнице, предсказавшей появление Демона Акадии?

Жоффрей де Пейрак пожал плечами:

– Чтобы пробудить страсти толпы, нужна самая малость. Обратимся к фактам. Неодобрение церкви зиждется на мистических основаниях, гораздо более значительных, нежели все мои грядущие завоевания якобы французских территорий. Необходимо развеять эти допотопные опасения.

Анжелика вздохнула. Мир болен, но кто исцелит его? Что на самом деле может противопоставить представлению о жизни, основанному единственно на идее вечного спасения и сверхъестественных силах, холодный металл пушек?

Нет, не силе покорится непримиримая душа Квебека, достойная новорожденная дочь католической, апостолической и римской церкви.

Пришедшие, чтобы принести спасение дикарям и изгнать духа тьмы из языческих лесов Нового Света, жители Квебека сохранили в своих сердцах частичку души крестоносцев былых времен.

– Квебек?.. Лицом к лицу встретиться с этим городом? – Анжелика разволновалась. – Сможем ли мы к зиме вернуться в Вапассу? Видите ли, я утратила привычку к светской жизни, и мне не терпится поскорее встретиться с Онориной.

– Лето и правда короткое. Прежде всего нам придется навести порядок во Французском заливе, однако… Кстати, об Онорине… Представляете, как она будет хороша на охоте в этом дворянском камзоле?

– Так, значит, эти вещи для нее?

– Да, она по-мальчишески дерзка и отважна. Зимой девичьи юбки сковывают ее порывистые движения, и она злится, что не может быть такой же удалой, как Бартелеми и Тома. Эти костюмы – воплощение ее мечты.

– О да, вы сумели разгадать и понять ее!

– Она очень близка и дорога мне, – сказал Пейрак, одарив Анжелику одной из своих странных чарующих улыбок, которые всегда так умиротворяюще действовали на нее.

Анжелика не могла бы выразить радость, которую доставило ей то, что муж так внимателен к Онорине.

Котенок спрыгнул с рук Анжелики и, устроившись на уголке стола, как ни в чем не бывало принялся старательно мыть мордочку.

Анжелика обвила руками шею Пейрака. Упоминание об Онорине еще укрепило силу их любви. Девочка могла бы стать камнем преткновения, а превратилась в залог нерушимости их уз. Вверенное их заботам в годину страданий и горя, слабое беззащитное дитя заставляло их бороться, чтобы любой ценой обеспечить будущее ребенка, научиться обходить таящиеся в них самих ловушки, всегда стараться превзойти себя, чтобы не обмануть чаяния невинной малышки, сумевшей всколыхнуть их сердца. В минуты, когда Анжелику особенно тревожила участь ее бедной незаконнорожденной дочери, мысль о том, что Жоффрей де Пейрак взял на себя заботу об этом ребенке и полюбил его, вселяла в нее уверенность. «Потому, что я ваш отец, сударыня…» Незабываемое мгновение! Никогда так отчетливо, как в ту минуту, Анжелика не осознавала, сколько доброты вмещает сердце этого человека. Тем более что жизнь, а главное, незаурядный ум могли бы сделать Жоффрея нетерпимым, равнодушным, а значит, жестоким.

Граф де Пейрак легко мог бы возвыситься надо всеми одной лишь властью своего влияния, знаний, дерзновенного и изобретательного склада подвижного ума, постоянно стремящегося к усовершенствованию. А он, не обходя своим вниманием бедных и слабых, сохранил непосредственный интерес к жизни и ее радостям, любовь к женщинам и детям, ко всему живому, что заслуживает почитания и любви.

Потому-то подле него всегда так хорошо и покойно. И Анжелика испытывала невероятную радость, что, помимо всех тех, кого она смогла пленить и удержать подле себя, рядом с ней оказался этот незаурядный человек, одновременно несговорчивый и нежный, горделивый и скромный, скрытный, не склонный к откровениям и неохотно впускающий к себе в душу, но надежный и прямолинейный. Это доказала недавняя драма, заставившая их обоих пересилить себя, обнажить свои чувства друг перед другом, чтобы не погубить свою любовь.

Теперь Анжелика испытывала полнейшую уверенность в Жоффрее. Угроза исходила откуда-то извне.

Она провела руками по плечам мужа. Возможность прикасаться к нему, осязать его была ее утешением, ее счастьем. Анжелика со страхом думала о том, как она сможет жить, если лишится всего этого.

Она спрятала голову у него на груди и нерешительно спросила:

– Верно ли, что вам вскоре придется уехать? От вас ждут помощи чиновники из Квебека, блокированные на реке Святого Джона судном Фипса?

Взяв жену за подбородок, Жоффрей поднял к себе ее лицо, чтобы посмотреть в глаза и утешить, успокоить, как печального ребенка.

– Так надо. Не следует упускать случая оказать услугу этим дурням из Квебека.

– Но объясните же мне наконец, почему канадцы так на нас сердиты! – запальчиво воскликнула она. – Почему во мне они видят дьяволицу, а в вас – опасного захватчика французских территорий? Согласно договорам, эти земли принадлежат Массачусетсу, вы получили их на законном основании… Не могут же канадцы претендовать на то, чтобы держать под своей пятой весь Американский континент!

– То-то и оно, что могут, любовь моя! Таковы их притязания, одновременно как французов и католиков… Первейший долг добропорядочного француза – служение Богу и королю, и они готовы умереть за это, хотя их всего горстка в шесть тысяч душ против двухсот тысяч англичан на юге. Отважному сердцу нет преград! Вопреки существующим договорам, они по-прежнему полагают французскими все территории вокруг Французского залива. Доказательство тому – повсеместно сохраняющиеся бесчисленные сеньории и наследственные крестьянские владения, цензивы: Пентагоет с Сен-Кастином, Пор-Руаяль и другие. И всякий год губернатор Акадии прибывает сюда за оброком с этих владений. Столь бесцеремонное мздоимство не по нраву отдаленным подданным короля Франции. Со временем жители Акадии сочли себя независимыми, на манер обитателей Голдсборо. Вот почему Сен-Кастин прибыл сюда, чтобы просить меня взять под защиту разномастных колонистов, населяющих побережье: французов, шотландцев или англичан, каждый из которых в душе полагает себя полноправным хозяином здешних земель.

Разумеется, если этот вопрос обсуждался в Квебеке, я не могу предстать там в ореоле святости и рассчитывать на особое расположение вышеупомянутого губернатора Акадии, тем более в тот момент, когда он прибыл собирать налоги со своих непокорных подданных. Поэтому выручить его из затруднительного положения было бы политически верным шагом.

– Что с ним стряслось?

– В отместку за резню, учиненную абенаками под началом французов на западе, в Новой Англии, Массачусетс послал адмирала с несколькими судами с целью покарать всех подвернувшихся под руку французов. Хотя и оправданный, подобный план мог бы лишь ухудшить наше и без того шаткое положение и ни к чему бы не привел. Следовало бы образумить Квебек, а не нападать на нескольких мелких акадийских землевладельцев, которые из последних сил цепляются за полученные от предков и не каждый год дающие урожай угодья. Мне удалось убедить адмирала Шеррилгэма, но сопровождавший его бостонец Фипс и слушать не захотел. Он стал действовать самостоятельно и, прослышав, что высокопоставленные чиновники из Квебека, в том числе губернатор Акадии Вильдавре, а также интендант Новой Франции Карлон в сопровождении знатных дворян, находятся в Джемсеге, принял решение блокировать вход в реку Святого Джона, чтобы не позволить им спуститься по течению и выйти в море. Господин де Вильдавре, которому на месте не сиделось, предпочел выбраться оттуда пешком через лес. Благодаря туману ему удалось, не привлекая внимания англичан, подняться на борт рыболовного судна и прибыть сюда, чтобы обратиться ко мне за подмогой. Невзирая на то что он считает меня презренным противником и потенциальным врагом, главное для него – спасти свой корабль, как я подозреваю, груженный ценными мехами, собранными во время его губернаторской поездки. С моей стороны было бы нелюбезно отказать ему в этой услуге. Если Фипсу удастся захватить этих людей в плен и вместе с судами доставить их в Бостон или Салем, дело дойдет до Версаля, и король может усмотреть в нем предлог, который он как раз ищет, чтобы объявить войну Англии. А мы здесь новому конфликту предпочитаем наш непрочный мир.

Анжелика встревоженно слушала его. В его изложении, хотя он многое сгладил, чтобы не испугать ее, Анжелике стала понятнее шаткость их положения и тяжесть задачи, которую он на себя взвалил.

Господи, как же он одинок! За что, за кого он собирается сражаться?.. За нее, за маленькую Онорину, за своих сыновей, за тех отверженных, что встали под его знамена, поверили в его силы. Чтобы созидать, двигаться вперед, чтобы строить, а не рушить…

– Это классический случай для Французского залива с его разномастными обитателями, – с улыбкой заключил он. – Никакой договор не будет соблюдаться, пока существуют такие туманы, такие болота, такие укромные местечки по берегам реки, где можно скрыться от всех… Это край тайных логовищ и перестрелок, но все же именно здесь я построю вам королевство…

– Опасен ли поход, в который вы отправляетесь?

– Обычная прогулка. Речь идет лишь о том, чтобы помочь французам избежать вмешательства индейцев в конфликт, а в сущности, отобрать у Фипса добычу, хотя он имеет на нее некоторые права. Он будет в ярости, но мы ни в коем случае не развяжем бой.

Жоффрей сжал Анжелику в объятиях.

– Как бы я хотел взять вас с собой.

– Нет, это невозможно. Я не могу оставить Абигель. Я пообещала ей, что буду присутствовать при родах… и, сама не знаю почему, мне за нее страшно. К тому же я чувствую, что и ей, хотя она смелая женщина, как-то не по себе. Мое присутствие ободрит ее. Я должна остаться.

Анжелика несколько раз тряхнула головой, словно отгоняя искушение, повинуясь безотчетному желанию вцепиться в Жоффрея, во что бы то ни стало последовать за ним.

– Не будем больше говорить об этом, – решительно сказала она и уселась в кресло. Приняв ее движение за сигнал об окончании игр и разговоров, котенок прыгнул к ней на колени и свернулся клубком.

Он был таким дружелюбным и довольным жизнью, что Анжелике передалось немного его спокойствия. «Онорина будет от него без ума», – подумалось ей.

Онорина! Сердце Анжелики тревожно сжалось. Жоффрей уедет, и ей придется бороться совершенно одной. Против какой угрозы?

А вдруг в игру вступит то незнакомое судно с людьми на борту, которые словно бы получили задание запутать их судьбы? Кто их направил? Канадцы? Англичане?.. Такое предположение не выдерживало никакой критики. Отношения с соседями выглядели более определенными. Канадцы посылали проклятия, нападали. У англичан были другие заботы, нежели беспокоить полезного для них человека, с которым они заключили выгодные соглашения.

Тогда кто? Личный враг Жоффрея? Домогавшийся места соперник в делах, исподтишка стремящийся подорвать дух первых поселенцев? Ведь кто-то уже исподволь пытался настроить его против Золотой Бороды!

Но в таком случае почему ополчились против нее? Анжелика постоянно чувствовала себя под прицелом, и это угнетало ее. Ощущение было таким отчетливым, что ей казалось, если бы не она, Жоффрей мог бы спокойно существовать.

Анжелика не удержалась и поделилась с ним своими размышлениями:

– Если бы меня не было подле вас, ваше положение было бы гораздо проще, я чувствую.

– Если бы вас не было подле меня, я не был бы счастлив.

Он посмотрел вокруг.

– Я в одиночестве построил этот форт. Вы исчезли из моей жизни. И все же в глубине души я не верил в вашу смерть. А найдя Флоримона и Кантора, я понял, что это залог чего-то, какое-то обещание. «Она придет, она вернется, моя возлюбленная…» Это глупо, но я неосознанно добавлял некоторые детали специально для вас… Это было как раз незадолго до того, как я собрался возвращаться в Европу. И надо же было так случиться, что на испанской набережной я встретил Роша, который сказал мне: «Та зеленоглазая француженка… помните, купленная вами в Кандии… она жива… Она в Ла-Рошели. Я ее там недавно видел…»

Как выразить ошеломительную радость, охватившую меня в тот миг!.. Гром среди ясного неба! Славный Роша! Я засыпал его вопросами. Я щедро одарил его, как самого дорогого друга… Да! Судьба оказалась к нам благосклонной, хотя порой она выбирала окольные пути.

Он склонился и стал целовать ее ладони.

– Так давайте же и впредь доверяться ей, любовь моя.