Читать книгу Анжелика и дьяволица - Анн Голон - Страница 14

Пристроившись на краешке стола, два маленьких мальчика играли в триктрак.

Поглощенные игрой, они низко склонились над доской, и жесткие светлые каштановые волосы скрывали их лица. Старый негр с похожей на паклю седой шевелюрой внимательно следил за партией. Он тоже склонился к столу, положив подбородок на темные руки с лиловыми ногтями.

Эту сцену мягко освещало пламя свечи в оловянном подсвечнике, оно зажигало искорки в золотых кольцах, висевших в ушах старика, плясало на его скулах, крыльях эбенового носа и белой эмали глаз.

При появлении Анжелики и Абигель картина тотчас оживилась. Мальчишки вскочили на ноги и бросились Анжелике на шею. Чернокожий старик тоже поспешил навстречу молодым женщинам, чтобы приветствовать их на почти безупречном французском, со свойственным африканцам едва различимым мягким и чуть сюсюкающим акцентом. Это был Сирики, слуга Маниго. Они заметили его, больного, среди доставленных в Ла-Рошель рабов и взяли себе в давние времена, когда Маниго, помимо прочих многочисленных коммерческих операций, занимался и торговлей «черным деревом». Нынче вечером Сирики был одет все в ту же прекрасную, хотя и сильно поношенную и залатанную, малиновую ливрею с золотым галуном, которой всегда так гордился. Анжелика вспомнила, как он с криком «Хозяин! Хозяин, возьми меня с собой…» вихрем мчался по ландам за бегущими гугенотами.

А вслед скакали драгуны короля[5]. Страшная картина! Но сегодня все они, целые и невредимые, собрались в этом бедном жилище в Америке.

Сирики с гордостью поспешил представить Анжелике своего питомца, светловолосого Жереми Маниго, которого нянчил с младенчества.

– Не правда ли, сударыня, он очень подрос. Почти мужчина, а ведь ему еще нет одиннадцати.

И верно, у Жереми щеки были круглые, глаза голубые, а волосы совсем светлые!

Его партнер по триктраку Лорье Берн казался рядом с ним более щуплым, хотя тоже окреп.

– Кто выигрывает? – поинтересовалась Анжелика.

– Он. – Жереми со злостью указал на Лорье. – Он всегда выигрывает.

Лорье заважничал и показал ему кукиш. Жереми надулся. Этот последыш, единственный сын, появившийся в семье богатого ла-рошельского горожанина Маниго, где рождались только девочки, был избалован своими родными. Однажды по дороге в школу он имел неосторожность остановиться, чтобы поглазеть на католическую процессию, и был похищен приверженцами иезуитов. Это чудовищное происшествие способствовало решению Маниго покинуть страну. После многотрудных хлопот по розыску сына, в которых Анжелика помогала семейству, богатому ла-рошельскому купцу удалось вернуть своего ребенка, но он осознал, какая опасность отныне нависла над всеми протестантами Франции, каково бы ни было их положение и состояние.

Абигель утешила Жереми, приласкав его и дав кусок пирога.

– Продолжите свою партию завтра, – сказала она. – Я аккуратно уберу доску на этажерку, чтобы не сдвинуть позицию.

Жереми с набитым ртом простился со всеми по очереди и вложил свою ладошку в руку Сирики.

Дом Бернов стоял на склоне, спускавшемся к центральной площади деревни. Оконца были маленькие, чтобы в жилище не проникал холод, да и стекло в этих краях считалось редкостью. Тем не менее Голдсборо был одним из немногих поселений, где с первой же зимы обитателям не пришлось закрывать оконные переплеты пергаментом или рыбьей кожей.

Наспех построенные осенью дома гугенотов были довольно тесными. Жилище Бернов состояло из двух комнат: в одной проводили весь день и ели, в другой стояла родительская кровать и шкаф. Было также две пристройки: для хранения дров и для умывания. Под крышей находился чердак, куда попадали по крутой лестнице через люк. Старший сын Марсиаль счел, что ему в доме тесновато, и построил себе в саду берестяной вигвам.

– Как у нашего старого канадца Элуа Маколле, – заметила Анжелика.

Лорье спал в общей комнате. Северина обосновалась на чердаке.

Она тоже была здесь и, чтобы отпугнуть комаров, жгла лимонную мяту. Девочка вступила в пору отрочества, но оставалась все той же большеротой румяной худышкой, хотя и расцвела рядом с терпеливой Абигель. Северина тоже расцеловала Анжелику и тотчас выпалила:

– Какое счастье, что все, что про вас болтали, оказалось враками, госпожа Анжелика! Я готова была убить себя. Мне не нравится жизнь, полная сложностей и разочарований.

– Уж больно ты категорична, Северина. Ты совсем не изменилась, узнаю тебя.

Сидя друг против друга за столом, на котором красовалась темная, с длинным горлышком бутылка старого рома, Жоффрей де Пейрак и Габриэль Берн вели оживленную беседу. По-видимому, разговор шел об их общей любимице Онорине. Жоффрей де Пейрак повествовал о подвигах Онорины в Вапассу, а Берн дополнял его рассказы, описывая ее героизм в Ла-Рошели. Оба сходились на том, что невозможно с первого взгляда не полюбить это прелестное дитя с сильным характером.

– Она еще младенцем уже была такой, – говорил Берн, – помню, когда я нашел ее в лесу, у подножия дерева, к которому была привязана малышка…

Он умолк. Взгляд его встретился с глазами Анжелики, в которых мелькнул внезапный страх, и снова обратился к Жоффрею де Пейраку, пристально следившему за выражением их лиц.

– Старая история, – сказал Берн. – Она принадлежит тому миру, который мы оставили позади. Когда-нибудь я расскажу вам ее, сударь, если госпожа Анжелика позволит. Или она сама расскажет. А пока выпьем за наше здоровье и за здоровье наших отпрысков: присутствующих, отсутствующих или будущих, – поднимая стакан, провозгласил ларошелец Берн.

К началу ужина явился маленький нежданный гость.

– Ой, смотрите, кто пришел! Мой котенок! – воскликнула Анжелика.

Вспрыгнув к ней на колени и упершись передними лапками в край стола, он хриплым, но приветливым мяуканьем представился сотрапезникам и потребовал свою долю с пиршественного стола.

– По-моему, он похож на Онорину, когда она появилась у нас, – сказала Северина. – Сразу было видно, что она считает себя самой важной персоной на свете…

Анжелика поведала историю котенка.

– Он невероятно отважен. Не понимаю, как такому малышу удается, преодолев тысячу препятствий, находить меня, где бы я ни была.

– Обычно кошки привязываются не к людям, а к месту, – изрекла высокоумная тетушка Анна.

Заговорили о кошках. А предмет беседы в это время лакомился жареной дорадой, всерьез полагая, что он тоже самая важная персона на свете. Котенок по-прежнему был тщедушным, однако теперь, когда силенок его уже хватало на то, чтобы умываться, оказалось, что он белоснежный, со светло-коричневой спинкой и несколькими такими же пятнышками на мордочке. Более темные отметины можно было разглядеть вокруг глаза, на ушке, на кончике хвоста и на одной лапке. Шерстка была длинной и густой. А роскошные бачки и кисточки на ушах придавали ему сходство с рысенком. Котенок был очарователен и знал это.