Читать книгу Анжелика и дьяволица - Анн Голон - Страница 13

Анжелика и Абигель сидели среди высоких цветов и трав, в примыкавшем к дому Бернов палисаднике, на новоанглийский манер окруженном деревянным дощатым забором. В этих краях, где аптекарь зачастую находился далеко, такой садик полагалось иметь жене каждого колониста – для поддержания здоровья семьи собственными лекарствами и чтобы придать вкус и аромат пресным блюдам из рыбы и дичи. В нем также выращивали кое-какие овощи, салат, порей, редиску, морковь, а главное, много цветов – для души.

Весна была теплой. Некоторые семена уже дали всходы. Абигель ногой поправила торчащий из грядки круглый ворсистый лист.

– К осени вырастут тыквы. Я приберегу их на зиму, но несколько штук сорву, когда они будут не больше дыни. Если запечь их в золе, получится не хуже печеных яблок.

– Моя матушка так любила сад, – неожиданно сказала Анжелика. – Помню, она трудилась в огороде не покладая рук… Так и вижу ее… Вдруг вспомнила…

Анжелике внезапно привиделся неясный силуэт. Статная и благородная, мать проходила в соломенной шляпе, с корзинами в руках, а иногда с букетами, которые она прижимала к груди, как ребенка.

«Матушка!»

Это смутное видение посетило ее внезапно, без всякой причины.

«Матушка, защитите меня!» – мысленно взмолилась Анжелика. Ей в голову впервые пришла мысль просить мать о заступничестве. Она взяла руку присевшей рядом Абигель и нежно сжала ее своими ладонями. Быть может, в этот миг Абигель, такая статная, спокойная, бодрая, напомнила ей о позабытой матери?

После обеда появился Берн, чтобы просить господина де Пейрака с супругой разделить их вечернюю трапезу. Его неожиданное приглашение призвано было, вероятно, доказать, что почтенный и непреклонный протестант, равно как и его единоверцы, хотят публично покаяться перед хозяином Голдсборо и сообщить о своем намерении загладить неприятное впечатление от более чем горячих речей, произнесенных при вступлении в должность Золотой Бороды. Понимая и разделяя это стремление к примирению, граф де Пейрак принял приглашение и с наступлением темноты вместе с Анжеликой отправился в жилище Бернов.

Однако оппоненты обладали такими сильными характерами, а воспоминания о жарких спорах между ними были исполнены такого накала страстей и непримиримости, что во время встречи неизбежно возникла некоторая напряженность.

Оставив мужчин побеседовать с глазу на глаз, Абигель увлекла Анжелику за собой, чтобы показать ей сад. Никакие распри не могли нарушить их женской дружбы. Повинуясь внутреннему чувству, они уединились, не желая вникать в то, что в поступках мужчин могло показаться чересчур оскорбительным, и высказывать категорическое мнение, чтобы уберечь эту столь необходимую им взаимную привязанность, сохранить союз двух нежных женских сердец. При всей несхожести, обе молодые женщины испытывали потребность в любви. Она была их прибежищем, их опорой, чем-то живым и нежным, чего даже разлука не могла нарушить, а каждое пережитое испытание лишь укрепляло их привязанность друг к другу.

Лучи затухающего вдали, над островами, перламутрового заката ложились на милое лицо Абигель, подчеркивая ее красоту. Тяготы ее положения не исказили тонкие черты и не затуманили румянца. Она все так же носила строгий ла-рошельский чепец. Городские дамы не особо жаловали этот головной убор, но Абигель он достался от покойной матушки, а та была родом из Ангулема, где не принято обвешивать себя кружевами и лентами. Госпоже Берн, как никому, шел этот суровый стиль.

– Ну что, вы счастливы? – спросила Анжелика.

Абигель вздрогнула, и, если бы не сумерки, Анжелика увидела бы, как она зарделась. Однако молодая женщина сумела скрыть свое волнение, и Анжелика догадалась, что она улыбается.

– Сказать проще, чем признаться… Как мне благодарить Господа? Каждый день я обнаруживаю новые сокровища души моего супруга, богатство его ума и познаний, его мудрости, его достойные уважения качества сильного мужчины, порой чересчур твердого, но умеющего чувствовать… Я думаю, в глубине души… он очень добр, что в наше время является опасной добродетелью. И он это знает.

Абигель мечтательно добавила:

– Я учусь любить мужчину. Занятное дело… Мужчина – это что-то серьезное, неведомое, отличное от нас, но такое значительное. Порой я думаю, а не слишком ли мы, женщины, этим пренебрегаем, отказываясь признать их особый образ мыслей. И если они порой не понимают нас, всегда ли мы делаем усилия, чтобы принять их такими, какими их сформировали века: ответственными за весь мир – а ведь порой это нелегкая доля, даже если они сами добровольно взялись за это?

– Мы унаследовали привычку к рабству и к господству, – сказала Анжелика. – Вот почему иногда между нами возникают трения. Но все же какой захватывающий эксперимент – обрести согласие в любви!

Почти стемнело. В домах и в порту засветились огни, белые, словно опаловые, на темно-синем фоне; бледные, красноватые звездочки костров и фонарей, зажженных на рассеянных в заливе островах, выдавали незаметное днем присутствие людей. Внезапно у Анжелики вырвалось:

– За нами как будто кто-то подглядывает… В кустах что-то шевелится.

Молодые женщины прислушались. У обеих было ощущение, что кто-то, подобравшись поближе и спрятавшись в кустах, смотрит на них. В этом наблюдении им чудилась смутная угроза.

Абигель обвила рукой плечи Анжелики и прижала ее к себе. Позже она расскажет, что в тот момент явственно осознала, что над Анжеликой де Пейрак нависла страшная опасность.

Им показалось, что совсем рядом послышался тяжкий душераздирающий вздох, но возможно, это просто ветер пролетел в растущих на утесе соснах.

– Давайте вернемся, – сказала Абигель, увлекая Анжелику за собой к дому.

Они сделали несколько шагов, но испуганно остановились, явственно услышав треск веток и хрюканье.

– А, вот оно что! – воскликнула Абигель, обернувшись. – Значит, свинья наших соседей Мерсело снова забралась к нам в сад. Между нами только плетень. А они совершенно не заботятся о том, чтобы держать свинью в загоне, полагая, что гораздо проще позволить ей искать пропитание на деревенских улицах и в чужих садах.

Она направилась к лужайке, разделявшей владения. На соседнем, совершенно запущенном участке стоял такой же дом из досок и бруса, с крышей из дранки.

Дверь дома была открыта. В освещенном проеме вырисовывался черный силуэт молодой женщины с младенцем на руках. Абигель окликнула ее:

– Бертий! Ваша свинья снова потоптала все у меня в саду.

Женщина спустилась с крыльца и неторопливо пошла в их сторону. Впрочем, ее походка была грациозной, а сама она – молоденькой и хорошенькой. Когда она приблизилась, Анжелика действительно признала в ней Бертий Мерсело, дочь торговца бумагой из Ла-Рошели. Пухлый кудрявый малыш ладно сидел у нее на руках и, казалось, серьезно наблюдал за происходящим. Правда, разглядеть в темноте его личико не удавалось.

– Я уже говорила мужу, – плаксиво произнесла Бертий. – Он наконец согласился поставить забор, поделив с вами расходы на плотника. Но со всеми этими историями, что приключились в последние дни, – сражениями, иностранцами, новым губернатором – ничего не успел.

– Не спорю, тут дела более неотложные, нежели установка забора, – примирительно согласилась Абигель. – Однако вам следовало бы следить, чтобы свинья находилась в своем закуте. Она уже причинила немалый ущерб нашему хозяйству.

Пинками и окриками Анжелике удалось загнать свинью на хозяйскую территорию, откуда та тотчас ускакала к другим соседям. Вздохнув и коротко, но вежливо простившись, Бертий тоже ушла.

– Так Бертий Мерсело замужем? – удивилась Анжелика. – А я и не знала. Даже ребеночек есть. Мы прибыли всего год назад, тогда ни о чем таком и речи не было!

– Это не ее ребенок, – пояснила Абигель. – Это малыш Шарль-Анри, сынок Жени Маниго, тот самый, что родился чуть ли не в день нашего прибытия. Несчастному ангелочку скоро год! Впрочем, вам, должно быть, неизвестно, что стряслось с бедняжкой Жени.

– Нет. И что же?

– Ее похитили индейцы! Поздней осенью. Не прошло и двух месяцев, как она родила. В тот день наши – кто пешком, а кто верхом – отправились из лагеря Шамплейна в Голдсборо. Как вдруг в том самом месте, где однажды уже было совершено нападение, с воинственными возгласами появились индейцы. Наши мужчины были вооружены и отбили их атаку. Индейцы отступили, но увели Жени, которая вместе со своей сестрой Сарой замешкалась на опушке леса, где они собирали ягоды. Саре удалось сбежать и догнать нас. Госпожа Маниго ехала верхом, с младенцем на руках. Она увидела бегущую к нам Сару, за которой гнались краснокожие дьяволы. Мой муж Габриэль выстрелил, и один индеец упал. Но другой метнул свой томагавк и, попав в одного из наших мужчин, раскроил ему череп. Для общины это стало большим горем, потому что он был отменным плотником. К тому же мы потеряли Жени.

Рассказ Абигель сразил Анжелику.

– О каких индейцах идет речь? Об ирокезах? Вероятно, мы могли бы…

Она уже представляла, как побежит с подаренным Уттаке ожерельем вампум хлопотать об освобождении Жени Маниго. Абигель покачала головой:

– Нет! По приказу господина д’Юрвиля наши мужчины несколько дней устраивали облавы. Но не обнаружили никаких следов. Нам любезно помог господин де Сен-Кастин. Ему удалось установить, что это дело рук индейцев из мелкого племени, по всей видимости приплывших на каноэ с верховьев Кеннебека. И тем же путем скрывшихся вместе с пленницей. Господин де Сен-Кастин полагает, что это абенаки, но не связанные с другими племенами. Они кочевники, а потому никогда не знаешь, где их застать. Они живут наверху, на севере, скорее ближе к англичанам, чем к Канаде.

– Какой ужас! – прошептала Анжелика.

Она вздрогнула, внезапно почувствовав ночную прохладу.

– Господин Маниго прямо обезумел от горя, – продолжала Абигель. – Он хотел бежать из этих проклятых, по его словам, мест и перебраться в Бостон. Но повалил снег, начались метели. Пришлось зимовать. Все боялись, что без материнского молока ребенок умрет. Госпожа Маниго опытная женщина. Она удумала кормить его молоком коз, которых мы тут разводили. И малыш выжил. Он у нас крепыш! Ест теперь овощи и рыбу, как настоящий маленький мужчина. Теперь нам больше не надо трястись за его жизнь. Его отец полгода назад женился на Бертий. Она всегда была по уши влюблена в него и, воспользовавшись случаем, сделала все возможное, чтобы выйти за него.

– Снова женился… Но… возможно, Жени жива!

– Меня это тоже беспокоило. Но все твердили, что мало шансов, чтобы в лапах дикарей ей удалось избежать смерти. Мой отец дал согласие на этот союз. Несчастный молодой человек был в отчаянии, он не мог в одиночку воспитывать сироту, да и Бертий в конце концов принудила бы его жить в грехе. Так что все сложилось как нельзя лучше. Она занимается ребенком…

Анжелика сделала над собой усилие, чтобы философски принять известие об этом ужасном происшествии и его удачном завершении. Она понимала, что для кальвинистов, живущих в изоляции по своим собственным законам, несчастная Жени, оказавшись в мире индейцев, действительно перешла в мир иной.

Бедный маленький Шарль-Анри, которому она захотела дать имя своего сына, убитого солдатами короля! Неужели она принесла ему несчастье?

– Вернемся в дом, – предложила Абигель. – Вы расстроены. Я не хотела вас огорчать. В здешних местах следует стараться не слишком задумываться, не слишком размышлять об окружающих нас опасностях, о смертях и ошибках, которых нам не удалось избежать, иначе опустятся руки. Необходимо собрать все силы, чтобы идти вперед к своей цели, ради жизни, ради лучшего будущего…

– Да, вы правы.