Читать книгу Анжелика и дьяволица - Анн Голон - Страница 15

Анжелика застала герцогиню де Модрибур вместе со всей ее паствой, включая Жюльенну, за молитвой. Даже секретарь Арман Дако преклонил колени в своем углу.

Было очень жарко, однако никто как будто не страдал, стоя в неудобном положении, на коленях, на земляном полу скромного жилища, куда перебралась попечительница. Впоследствии Анжелика отметит, что подобные благочестивые бдения были не редкостью для Королевских дочерей. Утонченная и обворожительная герцогиня де Модрибур отличалась твердостью духа и крепко держала в руках свое маленькое общество. Казалось, молитва – ее излюбленное состояние, в которое она погружается с истинным наслаждением. Ее обращенный к небесам взгляд сверкал экстатической радостью, а лицо приобретало лилейную белизну и, казалось, светилось изнутри. В такие моменты она бывала особенно хороша, однако, не будь ее набожное рвение столь искренним, ей, по всей видимости, недостало бы сил выдержать неимоверное испытание долгих благочестивых бдений.

Джоб Саймон – знаменитый кормчий «Единорога» с родимым пятном на лице – был единственным из спасшихся после кораблекрушения, кто не принимал участия в этих богоугодных упражнениях. Он в задумчивости сидел недалеко от дома на песке возле резного деревянного единорога и, казалось, вместе со своим мифическим животным охранял это сборище весталок, словно угрюмый и грозный страж.

– Радуйтесь! – проходя мимо, сказала ему Анжелика. – Будет вам золотая фольга. Я замолвила за вас словечко перед господином де Пейраком.

Окунувшись в заунывное многоголосое гудение, Анжелика на мгновение растерялась, потому что не ожидала услышать «Ave Maria». Заметив ее, госпожа де Модрибур тотчас перекрестилась, облобызала распятие на своих четках, убрала их в карман и поднялась навстречу гостье.

– Мне не терпелось снова увидеть вас, милочка. Как видите, хотя и весьма скромно, но мы уже обустроились и чувствуем себя здесь как дома. Чтобы вновь обрести силы и мужественно противостоять невзгодам, нам необходимо только место, где мы могли бы собираться все вместе на молитву.

– Превосходно! – сказала Анжелика. – Я рада, что вы в состоянии выслушать то, что я пришла сообщить вам.

– Я готова. – Пристально глядя на Анжелику, герцогиня выпрямилась.

– Нынче на берегу мы устраиваем угощение в честь господина губернатора Акадии маркиза де Вильдавре. Он наш гость, и я приглашаю вас с вашими девушками присоединиться к нам.

Свое приглашение Анжелика начала очень серьезным тоном, но последние слова произнесла с улыбкой. Герцогиня поняла ее замысел и побледнела. Потом лицо ее залилось румянцем.

– Полагаю, вы надо мной смеетесь, – пробормотала она извиняющимся тоном. – Должно быть, я кажусь вам чересчур набожной? Простите, если это шокирует вас. Но, понимаете ли, молитва крайне необходима мне!

– Не вижу в этом ничего дурного. Простите и вы меня. – Заметив детский страх, промелькнувший во взгляде герцогини, Анжелика пожалела о своем насмешливом тоне. – Молиться похвально.

– И радоваться жизни тоже, – весело ответила герцогиня. – Угощение у моря, какая прелесть! Представим, что мы в Версале, на берегу большого канала… Маркиз де Вильдавре, вы сказали? Это имя мне как будто знакомо. Не ему ли принадлежит охотничий домик на полдороге между Версалем и Парижем, куда любит наведываться король?

– Не знаю. Вы сами спросите его. Кстати, мой супруг желает представить вам нескольких обитателей нашего поселения.

– Вильдавре… Если я правильно понимаю, он здесь представляет Новую Францию и короля? И он гостит у вас?

– Мы добрые друзья. Эта встреча позволит вам обсудить с ним ваше положение и возможности достойно выйти из него.

Анжелика осторожно прощупывала почву. Очевидно, ни одна из Королевских дочерей не сообщила попечительнице о сделанном им губернатором Голдсборо предложении обосноваться здесь. Согласится ли госпожа де Модрибур отказаться от возложенной на нее священной миссии доставить девушек в Квебек, чтобы они населили своим потомством Новую Францию?

Вероятно, сейчас это ее не слишком занимало. Герцогиня торопливо причесалась, распустив по плечам свои темные волосы, поправила кружевной воротник черного бархатного платья и с готовностью последовала за Анжеликой.

Согласно стихийно сложившейся традиции местные жители собирались на берегу перед трактиром, чтобы обсудить назревшие вопросы, и их встречи напоминали одновременно совещание и веселое ярмарочное гулянье. Предварительно сколачивали простые дощатые столы и выставляли на них различные прохладительные и алкогольные напитки, фрукты, блюда из рыбы или дичи, так что каждый мог полакомиться вволю.

Пришедшие, руководствуясь общими интересами, уже образовали небольшие группы. Люди постарше охотно обступили Жоффрея де Пейрака, графа д’Юрвиля, Колена Патюреля, господ Маниго или Берна. Напротив, недавно прибывшие английские беженцы робко держались в сторонке, но по причине одной религии, несмотря на национальные различия, инстинктивно жались к гугенотам из Ла-Рошели.

Тут же сбились в кучку новоиспеченные колонисты, матросы с «Сердца Марии», которых по известным причинам недолюбливали их соотечественники – французы из Ла-Рошели. Моряки вели себя относительно смирно и дисциплинированно под суровым оком Колена Патюреля, который как губернатор Голдсборо принимал тех и других, но не терял из виду свой прежний экипаж. В этом ему помогал его заместитель Франсуа де Барсампюи.

Среди официальных лиц мелькали несколько дикарей, это были сагаморы, великие вожди индейских племен. Но тщетно Анжелика искала взглядом высокую ярко-алую фигуру Пиксарета. Зато она заметила Жерома и Мишеля, степенно прогуливавшихся в толпе, обмениваясь шуточками в адрес смугло-оливкового выходца с Карибских островов, служившего торговцу пряностями.

Этот выходец с теплых островов, выросший под знаком ананаса и хлопка, казался индейцам, привычным к медвежьему жиру и маису, более чуждым, чем парижанину – русский из сибирских степей. Караиб оказался в Голдсборо потому, что его хозяин, пират с Антильских островов, решил поселиться тут после отплытия своего судна. Без объяснения причин подобного поступка. Вероятно, сказалась усталость от долгих странствий или привязанность к жившему здесь Аристиду, а возможно, желание пополнить свои запасы трав и пряностей, чтобы торговать ими наряду с прочими местными товарами.

Когда Анжелика с герцогиней де Модрибур подошли, от толпы отделился ярко разодетый мужчина и бросился к ним. Точнее, к Амбруазине, шедшей чуть впереди. Бурно приветствуя дам восклицаниями и жестами, незнакомец отвесил герцогине несколько поклонов, да таких низких, что плюмаж его шляпы касался земли. Он был невысокого роста, несколько полноват, но проявлял крайнюю любезность и восторг.

– Наконец-то! – вскричал он. – Наконец-то я вижу несравненную красоту, о которой только и говорят в Новой Франции, даже еще не зная ее! Позвольте представиться. Я маркиз де Вильдавре, наместник его величества короля Франции в Акадии.

Несколько удивленная Амбруазина де Модрибур ответила легким кивком. Маркиз скороговоркой продолжал:

– Так, стало быть, это вы вскружили голову нашему степенному д’Арребу и совратили этого святого человека, Ломени-Шамбора? Знаете ли вы, что вас обвиняют в смерти Пон-Бриана?

– Сударь, вы принимаете меня за кого-то другого, – поспешно возразила герцогиня. – Я не имею счастья быть знакомой с этими господами, и на моей совести нет ничьей смерти…

– Стало быть, вы неблагодарны.

– Да что вы. Говорю же вам, вы принимаете меня за другую. Я не…

– Не вы ли самая прекрасная женщина на земле!

Тут герцогиня откровенно расхохоталась.

– Премного вам благодарна, сударь. Но еще раз повторяю, что я не та… кому адресованы ваши слова. Могу поспорить, речь скорей идет о хозяйке здешних мест графине де Пейрак, которая столь обворожительна, что и впрямь может быть ответственна за все упомянутые вами несчастья… Кружить головы степенным людям и совращать святых… это по ее части. Вот она…

Повернувшись к Анжелике, на которую указывала Амбруазина, маркиз побледнел, покраснел и забормотал:

– Какой конфуз! Простите меня! Я очень близорук…

Он рылся в карманах очень длинного, по версальской моде, и расшитого розовыми и зелеными цветочками жилета, который выглядывал из-под его редингота.

– Где же мои очки? Ты не видел моих очков, Александр?

Губернатор обернулся к сопровождавшему его подростку, который, несмотря на свои юные лета, выглядел настолько же хмурым, насколько маркиз был жизнерадостным и возбужденным.

– Очки? – надменно ответил мальчик. – Зачем надевать очки?

– Но чтобы видеть, господи! Тебе прекрасно известно, что без своих окуляров я почти слеп. И только что допустил непоправимую оплошность. Ах, сударыни, примите мои извинения! Ну разумеется, дражайшая графиня, у вас светлые волосы! Мне именно так вас и описали. Стало быть, вы и есть Дама Серебряного озера, легенды о которой рассказывают по всему Квебеку.

Видно было, что гость овладел собой, к нему вернулась его говорливость, он снова непринужденно улыбался и с нескрываемым удовольствием переводил взгляд с одной дамы на другую.

– Что за важность? – заявил он. – Блондинка стоит брюнетки. Глупо было бы сетовать. Чем больше хорошеньких женщин, тем счастливее мужчина! Несомненно, жизнь прекрасна!

И он решительно подхватил обеих дам под руки.

– Вы на меня не сердитесь? – спросил губернатор у Анжелики.

– Да нет же, – едва успела она ответить, потому что тот уже повернулся к Амбруазине.

– Надеюсь, что и вы тоже. Таков уж я. Прямой, искренний, говорю, что думаю. И если кто-то внушает мне восхищение, становлюсь крайне несдержанным. К красоте, в самых разных ее проявлениях, я испытываю страсть. Красота – мое божество, и мне необходимо говорить о ней.

– Я полагаю, вам охотно прощают этот недостаток.

Герцогиня де Модрибур заметно повеселела. Ее прекрасное лицо, обычно такое печальное, преобразилось. Она снисходительно посмеивалась, глядя на маркиза с дерзостью, обычно ей несвойственной.

– Сударь, будет ли мне позволено задать вам один вопрос?

– Разумеется. Такой прекрасной женщине все позволено!..

– Почему ваше лицо измазано чем-то черным?

– Что вы говорите?! – взволнованно воскликнул господин де Вильдавре. – А, понимаю. Я привез господину де Пейраку образцы каменного угля из залива Шигнекто… – Он лихорадочно искал носовой платок. – Мне известно, что он ценит такие подарки. Нынче днем мы с ним внимательно рассмотрели и оценили красоту и достоинства этого минерала, способного в суровые зимние дни успешно заменить древесину. Я отправил в Квебек грузовое судно с углем. Только уж очень он пачкается…

Он вытер лицо, стряхнул угольную пыль с одежды и вновь оживился.

– Взамен граф подарил мне печь из голландских изразцов дивной красоты! Согласитесь, какой утонченный знак внимания! Что за обворожительный человек! Мой дом в Квебеке станет самым красивым во всем Новом Свете.

– Граф, – заговорил он с подошедшим Жоффреем де Пейраком, – решительно это недопустимо! Вы у себя в этом чертовом Голдсборо собрали редчайшие сокровища. Да еще и окружили себя двумя самыми прекрасными в мире женщинами.

– Вы уже познакомились с герцогиней де Модрибур? – спросил Пейрак, указывая на Амбруазину.

– Только что. – Губернатор несколько раз прикоснулся губами к пальчикам герцогини. – Она обворожительна.

– Госпожа де Модрибур гостит у нас уже несколько дней. Ее судно потерпело кораблекрушение у наших берегов.

– Кораблекрушение! Какой ужас! Неужели вы хотите сказать, что этот великолепный край, это прекрасное море опасны!..

– Не прикидывайтесь младенцем, – с улыбкой отвечал Пейрак. – Кому, как не вам, знать это после того беспримерного подвига, который вы только что совершили, пробившись через пороги устья реки Святого Джона на своем трехмачтовике.

– Это не я, а Александр, – выпятив грудь, сказал маркиз.

Жоффрей де Пейрак представил герцогине губернатора Голдсборо Колена Патюреля, его помощника де Барсампюи, командующего флотом Ролана д’Юрвиля, капитана испанских гвардейцев дона Хуана Альвареса, затем самых уважаемых лиц из числа ла-рошельских гугенотов. И наконец, барона де Сен-Кастина, которого Анжелика только что заметила, и его будущего тестя Матеконандо, вождя сурикезов с Пенобскота, заявившегося на пир в нахлобученном на длинные, заплетенные в косы волосы черном флорентийском берете, подаренном его предку Верадзано.

Герцогиня всем любезно улыбнулась:

– Вы, граф, положительно правы. Мне думается, что здесь, на побережье, дворян знатного происхождения гораздо больше, чем в приемной короля.

Ей вспомнились слова графа, сказанные ей по прибытии.

– Мы все – джентльмены удачи! – воскликнул лейтенант де Барсампюи. – Над нами реют знамена наших отцов, а в приемной короля остались одни буржуа да трусы.

Лейтенанту хотелось привлечь к себе внимание. Он был влюблен в Кроткую Мари и опасался, как бы герцогиня не сочла его невыгодной партией. Для пущей убедительности он еще раз повторил свое имя, уже произнесенное графом, и перечислил дворянские титулы своих родственников из Нанта, откуда он был родом.

Герцогиня с интересом взглянула на загорелое и обветренное лицо этого молодого корсара, в котором читались искренность и пыл привыкшего к сражениям воина. И верно, ни в приемной короля, ни в монастырских приемных герцогине де Модрибур не попадались дворяне подобного сорта. Нечто вроде сдержанного любопытства мерцало в глазах Амбруазины, и она с интересом переводила взгляд с одного лица на другое. Она отменно владела собой, так что нелегко было понять, о чем она думает, но Анжелика интуитивно ощущала, что, попав в столь непривычное для нее общество, герцогиня испытывает определенное удовольствие.

Барсампюи пытался знаками привлечь внимание Кроткой Мари. Ему, хотя и гораздо менее сдержанно, вторил Аристид Бомаршан, задумавший покорить Жюльенну.

Но Королевские дочери благоразумно отдались на попечение своей благодетельницы и Петрониллы Дамур, их чинную группу довершал секретарь Арман Дако.

Неожиданно девушек заметил маркиз де Вильдавре.

– О, да тут еще! – вскричал он. – О, что за чудное место! Извольте, сударыни, не желаете ли освежиться?

Вырвавшись из толпы, он увлек компанию к столам. Анжелика услышала, как он говорил Амбруазине де Модрибур:

– Кораблекрушение! Какой ужас! Расскажите же мне о нем, бедняжка!

Анжелика возобновила знакомство с бароном де Сен-Кастином, и тот представил ей свою невесту Матильду, юную индейскую принцессу, в которую был влюблен. Девушка с тяжелыми черными косами, обрамлявшими золотистый овал ее лица, была прекрасна и изящна.

– Есть ли какие-нибудь известия от нашего английского морехода Джека Мервина? – спросила Анжелика барона.

– От отца Вернона? Он снова отправился в путь. Думаю, он попытался пробиться на Кеннебек к отцу д’Оржевалю, чтобы отчитаться о своей миссии.

– А что нового в войне с индейцами?

– Мои племена ведут себя спокойно, но доходящие до нас вести их будоражат, так что я с трудом сдерживаю их. Абенаки с западного берега Кеннебека продолжают собирать урожай скальпов и пленных. Говорят, будто они спустили на воду свой флот, чтобы осадить острова в заливе Каско и вытравить англичан из их последнего убежища. Если острова падут, Новая Англия вряд ли оправится от подобного удара.

– Хорошенькое дело! – вскричал услышавший эти слова Вильдавре, который лакомился неподалеку блюдом из крабов.

– Дело станет не таким хорошим, если корсар Фипс возьмет в плен вашего интенданта Новой Франции, – возразил Сен-Кастин, – и если в отместку все эти английские суда, что нынче ловят рыбу в заливе, придут, чтобы взять в блокаду мой форт Пентагоет.

– Ничего не бойтесь, любезнейший. Господин де Пейрак займется англичанами, – заверил губернатор Акадии, не переставая жевать. – Вы уже отведали краба, барон? Восхитительное блюдо. И тончайшее послевкусие. Интересно, что бы это могло быть? Бьюсь об заклад, мускатный орех. Что скажете? – восхищаясь, словно узнал тайну чрезвычайной важности, он ткнул пальцем в сторону Анжелики.

Она признала, что маркиз прав. «Не бывает вкусного краба без мускатного ореха», – гласит старая ла-рошельская гастрономическая поговорка. Недаром же после отхода «Бесстрашного» в Голдсборо по неизвестным причинам остался торговец пряностями и его слуга-караиб.

Тут внимание присутствующих привлекли два события, произошедшие одновременно. В одно и то же мгновение половина голов повернулась к опушке леса, откуда, неся индейское каноэ на голове, появился монах в коричневой рясе; а вторая половина – к рейду, куда входила тяжелая шлюпка водоизмещением тонн тридцать.

– Брат Марк, капуцин из Сент-Обена на реке Святого Креста, – закричал Вильдавре, указывая на монаха, – а там, – он ткнул пальцем в сторону моря, – Гран Фонтен.

Гран Фонтена прозвали Дрыном. Из-за полученной по наследству прекрасной и почти бескрайней дубовой рощи, где он проводил большую часть своей жизни. Этот здоровяк кое-как перебивался, изредка подторговывая пушниной, а главное, был заядлым охотником и рыболовом, что ничуть не улучшало его положения.

Бесцеремонно растолкав и отпихнув находившихся в шлюпке людей, он ступил на сушу и, узнав Пейрака, издалека закричал:

– Пороги и устья реки Святого Джона покорены. И сделали это французы, да к тому же в кружевах, квебекские красавчики. Но с тылу на это дурачье напали преследовавшие их англичане. И теперь англичане заперли вход, так что я не могу вернуться домой. Поэтому прошу вашей помощи.

Он двинулся вперед, за ним, выбравшись из шлюпки, потянулась вся разномастная компания. Несколько крепко сбитых жителей Акадии, группка женщин и детей, явно английского или голландского происхождения, индейцы – малеситы или микмаки – в расшитых островерхих шапках. В толпе отчетливо выделялся шотландец Кромли в коротком клетчатом килте, недавно отправленный графом в иностранные поселения Французского залива с предупреждением о грозящей им опасности.

– Да, – подойдя ближе, повторил Дрын, – этот болван губернатор совершил подвиг, снимаю перед ним шляпу, но мы все из-за него попали в переделку…

– О ком вы толкуете, сударь? – поинтересовался маркиз де Вильдавре, выпрямившись во весь свой рост, чтобы его заметили.

– А, так вы здесь! – увидев его, воскликнул Дрын. – Вам удалось выбраться… из Джемсега? И вы прошли пешком через лес?

– Мне всегда удается пройти там, где я хочу пройти, – в ярости визгливо прокричал губернатор. – И да будет вам известно, что мне всегда удается окоротить наглецов вроде вас…

– Не гневайтесь, – отвечал ему Дрын в некотором смущении, – я же сказал, что снимаю перед вами шляпу за то, что вы преодолели пороги устья.

Он шмыгнул носом и утерся рукавом куртки из буйволовой кожи.

– Но мы и вправду из-за вас влипли: англичане вьются вокруг, как осы. Лучше бы вы ускользнули от них, славировав в залив, а не входили бы в реку.

– Это был единственный способ спасти мой ценный груз.

– Ну да, – ухмыльнулся один из вновь прибывших. – Еще бы! Конечно, ценный, ободрали нас как липку – одни меха, которые вы награбили, чего стоят.

– Я вас вовсе не грабил, как вы, господин Дефур, говорите! – прорычал губернатор. – Хотя бы потому, что, прибыв в ваши угодья, я там даже драной кошки не обнаружил…

– Отчего же? А наша?

– Только ее, и больше ничего! – От ярости Вильдавре раскалился докрасна и брызгал слюной. – Господа Дефуры, все четверо, разбежались по лесам, вместо того чтобы, как подобает верноподданным его величества, достойно встретить его представителя, то есть МЕНЯ! К тому же один из них, убегая, еще и умудрился склонить к дезертирству шестерых солдат форта Святой Марии и явиться с ними в распоряжение господина де Пейрака.

– Что же, вы должны бы быть довольны, потому что господин де Пейрак окажет вам услугу. Так что, приведя этих солдат сюда, мы следовали исключительно вашим желаниям. А вы, вместо того чтобы отблагодарить нас…

Братья Дефур очень походили друг на друга, разве что младший, только что прибывший, был еще выше ростом и шире в плечах, чем старший. Вильдавре мрачно уставился на них:

– Ну что же, будем надеяться, что в скором времени здесь соберутся все четыре мерзавца, чтобы я мог заковать их в кандалы и под надежной охраной отправить в Квебек.

Оба брата и Дрын разразились громким наглым смехом, им оглушительно вторили все микмаки, родственники или соплеменники.

Дрын вытащил из кармана огромный крестьянский платок и вытер им выступившие от смеха слезы.

– Вы, господин губернатор, здесь не на французской территории. Голдсборо – нейтральное королевство, а мы его подданные.

– Нейтральное королевство! – выпучив глаза, повторил губернатор. – Что я слышу? Да это бунт!.. Бунт против королевской лилии!..

Жоффрей де Пейрак не проявлял к ссоре ни малейшего интереса. Губернатор Акадии славился распрями со своими подопечными, которые в одних и тех же выражениях разгорались при каждом его ежегодном визите.

Граф предпочел коротко переговорить с Кромли и несколькими людьми, доставленными шотландцем, скорее из соображений осторожности, нежели опасаясь конкретной угрозы войны с индейцами, беженцами из английских и голландских концессий. Выяснилось, что иностранные колонисты Французского залива сильнее обеспокоены действиями своего бостонского соотечественника Фипса, нежели поведением французов. А потому воспользовались возможностью переждать в Голдсборо, пока не уладятся дела в устье реки Святого Джона. Проходившая мимо акадская барка охотно приняла их на борт.

– Пока набирайтесь сил, – сказал им Пейрак после того, как представил преподобному Пэтриджу, мисс Пиджент и англичанам, уцелевшим в заливе Массачусетс. – Через несколько дней вы сможете вернуться домой. Старый вождь Скудун держит в руках своих индейцев, а я собираюсь сам нанести им визит, чтобы успокоить его.

– А я как раз принес вам от его имени вот это, – сообщил, подходя, монах в коричневой рясе.

Он протянул Пейраку тонкий кожаный ремешок с нанизанными на него ракушками.

– Скудун специально пригласил меня к себе в деревню Метудик, чтобы послать к вам. Эти квебекские господа из Джемсега просят его повести своих воинов и выступить против англичан. Он пока не принял решения и посылает вам эту низку…

– Всего одну!..

Пейрак в задумчивости перебирал ракушки. Уж слишком незначительная посылка. Она могла означать как «Что я должен делать? Я занял выжидательную позицию», так и «Это знак глубокого почтения, которое я выражаю вам, прежде чем начать кампанию, однако действовать я буду по своему усмотрению».

– А что вы об этом думаете, отец мой? Вы ведь с ним виделись? – обратился Пейрак к капуцину.

– Он с места не двинется, не узнав вашего мнения. Однако приказал начать военные приготовления, чтобы угодить господам, чьим судам угрожают англичане.

Капуцин говорил с полным равнодушием. Ощущалось, что исход переговоров его совершенно не интересует. Молодой, безбородый, с решительным и пригожим загорелым лицом и взлохмаченными ветром каштановыми волосами, он был одет в высоко поддернутую веревочным поясом рясу и мокасины. Хотя он принял сан и мог служить мессу, было в нем что-то, из-за чего все звали его брат Марк, словно он был послушник.

– Какая удача, что Скудун отправил вас бродить по лесам, – язвительно заметил Вильдавре, – вы ведь любите это больше, чем читать «Отче наш»? Заодно вы смогли подурачиться на всех стремнинах и порогах Святого Джона, Святого Креста, то есть Медукснакеага. Сколько раз ваша лодка перевернулась и вы оказались под ней? Сколько воды вы наглотались в водоворотах у скал?.. Эта молодежь только и думает что о безумствах, эта страна буквально лишает их рассудка, – пояснил он, обращаясь к Анжелике. – Вы только взгляните на нашего монаха. Даже индейцев поражает, с какой дерзостью он сплавляется по всем рекам, считающимся непреодолимыми и опасными. И вы верите, что его мысли заняты служением Богу, ради которого он был отправлен сюда? Как бы не так! А взять моего Александра? Родители доверили мне сына, чтобы я сделал из него настоящего дворянина, а не дикаря, только и думающего о том, чтобы промчаться вверх по течению со скоростью десяти мустангов, что он, кстати, уже сделал в прошлом году на Малом Кодиаке. А нынче ему, видите ли, понадобилось устье реки Святого Джона…

– Стало быть, вы признаете, что втравили нас в эту историю, чтобы угодить своему любимчику! – выкрикнул Бертран Дефур.

– Но я не вызывал Фипса, – вне себя от ярости проревел Вильдавре.

– Не важно, – примирительно заключил брат Марк, – подвиг остается подвигом. И заметьте, он имеет не только дурные последствия. Именно воспоминание о прошлогоднем походе вверх по течению и о недавнем покорении порогов вызвало такое восхищение Скудуна, что он задумался, не следует ли ему оказать поддержку французам и в конце концов проявить себя надежным союзником.

Лицо маркиза посветлело, на нем блеснула юношеская улыбка, делавшая губернатора на двадцать лет моложе.

– А что я вам говорил?! – воскликнул он. – Александр не напрасно рисковал своей жизнью… и моей… Он необыкновенный юноша. Вы поняли, граф, если бы не мой Александр, мы все погибли бы.

– Не торопитесь, мы пока не спасены, – со смехом уточнил Пейрак. – Тем более что мне бы не хотелось, чтобы Скудун проявлял особенную преданность французам. На сегодня я бы предпочел, чтобы он выказал свое высокомерие. Полагаю, теперь мой черед произвести на него впечатление.

Посмотрев вокруг, граф направился к англичанам. По большей части они расположились на песке прямо у полосы водорослей и скромно перекусывали, попивая пиво.

– С вами ли торговец вразнос господин Кемптон? – поинтересовался Пейрак.

Тот как раз сноровисто снимал мерки, обещая назавтра – самое позднее через неделю – обеспечить всех желающих элегантной обувью отменной прочности и по последней лондонской моде. Достаточно ли у него кожи для стольких заказов? Разумеется, да к тому же лучшего качества. На худой конец, он раздобудет ее через два дня. У него на примете есть один островок, где…

Услышав вопрос Пейрака, мелкий торговец из Коннектикута выступил вперед и представился, из почтения к знатной особе задрав вверх свой острый нос. Обмотанная несколькими слоями лент шея делала его похожим на заклинателя змей.

– Господин Кемптон, – сказал ему граф, – мне понадобится ваш медведь.

– Мой медведь! Что вам от него надо? – запротестовал Илай Кемптон, заподозрив неладное.

– Хочу взять его в союзники. Или, пожалуй, поручить ему миссию чрезвычайной важности. Такому умному медведю просто необходимо стать дипломатом на английской службе. Хочу взять его с собой в Метудик, чтобы склонить на свою сторону вождя малеситов Скудуна, от которого я жду важных уступок, например отказа от вступления в военный союз с французами.

Илай Кемптон покачал головой:

– Это невозможно. Мистеру Уиллоби не стоит ввязываться в столь опасные дела. Да и не могу я расстаться со своим медведем.

– Но вы могли бы сопровождать его.

– О! Yes! А есть ли там европейские женщины? – подозрительно спросил торговец.

– Разумеется! Покинутые своими мужчинами. Они с радостью примут вас.

– О! I see. Это все меняет, – возликовал Илай, и глазки его радостно загорелись.

– До чего же похотливы эти англичане, – с отвращением заметил Вильдавре, отламывая маленькие кусочки от пирога с черникой. Он достаточно знал английский язык, чтобы следить за диалогом.

– Да нет же, – рассмеялась Анжелика. – Этот славный малый – мелкий торговец из Новой Англии. Он ищет клиентуру. Его торба поистине бездонна, в ней всегда найдется что-нибудь на продажу. Чудом появления на нашем побережье всех этих многочисленных кружевных манжет и атласной тесьмы мы обязаны ему. И разумеется, все женщины рады его видеть.

Тем временем Кемптон решился:

– Ладно. Я уведомлю Мистера Уиллоби и завтра сообщу вам его ответ. – Торговец спешил вернуться к своим делам. Он оставил графа де Пейрака и снова закричал: «Обувь! Кому превосходную новую обувь!..»

– Какая занятная личность, – заметила герцогиня де Модрибур после его ухода. – И до чего занятны и уморительны все эти люди… Мне никогда не было так весело! – воскликнула она, с восторгом побывавшей на первом балу девочки глядя на Анжелику.

Казалось, она столь очарована происходящим, что позабыла свой долг попечительницы, чем воспользовались некоторые поселенцы из числа тех, кто полагал себя женихами Королевских дочерей. Желая попытать счастья, молодые люди, делая вид, что стремятся предложить закуски или напитки, увлекали барышень к столам, чтобы остаться наедине с дамой своего сердца. Барсампюи старался противопоставить галантное обхождение скромности Кроткой Мари, квартирмейстер Ванно принялся пересказывать Дельфине Барбье дю Розуа свои странствия по миру. Аристид Бомаршан, разумеется, взялся за Жюльенну, которой время от времени никак не удавалось удержаться от громкого хохота; тогда она пугливо озиралась на герцогиню и Петрониллу Дамур и прикрывала смеющийся рот ладошкой. Впрочем, пышнотелая дуэнья тоже ослабила бдительность. Появление Кромли совершенно перевернуло представления почтенной женщины о мужском сословии. Этот его представитель в юбке и с торчащими во все стороны и растрепанными, словно метла, рыжими бакенбардами очевидно привлекал ее внимание. Заметив такой интерес к своей особе, шотландец, со свойственной ему самоуверенностью, принялся рассказывать Петронилле леденящие кровь истории о случающихся в заливе видениях, о кораблях-призраках и о чудищах морских.

Анжелика заметила, что всеми покинутой оказалась только мавританка, впрочем очень приветливая и хорошенькая. В стремлении к благопристойности матросы Колена Патюреля вовсе не хотели любезничать с метиской, дабы не вспоминать о своем явном пристрастии к островитянкам во время морских странствий.

Анжелика уже собралась развлечь девушку и поручить заботам местных барышень, но в этот момент ее опередил Жан Ле Куеннек. Углядев одиноко стоящую гостью, он подошел к ней:

– Говорите ли вы по-французски, сударыня?

– А как же! – воскликнула она. – Я воспитывалась в монастыре урсулинок в Нёйи, под Парижем. Я умею читать и вести светскую беседу.

– Вы меня восхищаете, – заверил добрый малый. – Не желаете ли отведать елового пива, а может, лимонада из ягод белого сумаха или немного испанского вина для увеселения сердца?

– Испанского вина, – заулыбавшись, сказала девушка.

Стоя подле Анжелики, герцогиня наблюдала за развитием событий.

– Очень любезно со стороны этого юноши заняться девочкой, – со вздохом заметила она. – Бедная моя мавританка! Мне не хотелось брать на себя такие хлопоты, но одна приятельница, маркиза де Роканкур, сильно настаивала, чтобы я позаботилась о ней. Не знаю, найдется ли на нее охотник в Квебеке. А жаль, потому что я привязалась к малышке. Впрочем, она всегда может уйти в монастырь и стать послушницей. Это дитя – само совершенство.

В сознании Анжелики молнией пронеслась мысль о незаконнорожденных детях, прижитых порочными знатными дамами от своих лакеев-мавров. После развратницы прятали младенцев в монастырях или слуги приносили их в корзинах во Двор чудес и продавали там.

– О чем вы задумались? – спросила герцогиня, прикоснувшись к запястью Анжелики.

– Ни о чем определенном. – Анжелика тряхнула головой, чтобы избавиться от своих воспоминаний.

Париж и его развратные нравы остались где-то далеко.

Амбруазина внимательно вглядывалась в нее своими огромными глазами цвета янтаря.

– Порой на вашем лице мелькает какая-то тень, – промолвила она, – которая придает ему невыразимую красоту… Должно быть, у вас чрезвычайно напряженная духовная жизнь?

– Не знаю, – улыбнулась Анжелика. – У меня нет времени задумываться над этим.

Она размышляла, насколько уместно было бы сейчас обсудить с герцогиней план поселения Королевских дочерей в Голдсборо. Ей представлялось, что момент подходящий.

Но тут к ним вернулся Жоффрей де Пейрак:

– Вы ведь известили меня нынче о том, что сагамор Пиксарет утром появился в Голдсборо?

– Верно. Он сказал, что пришел за моим выкупом, и безотлагательно хотел с вами повидаться. Однако здесь я его не вижу.

– Что за история с выкупом? – заинтересовалась герцогиня, и глаза ее округлились. – Нынче утром вы уже об этом упоминали.

Анжелика вкратце рассказала ей, что во время сражения в Новой Англии была взята в плен знаменитым Пиксаретом. Он предоставил ей свободу, однако, согласно военным законам индейцев, господин де Пейрак должен был заплатить выкуп ему, а также двоим воинам-абенакам за взятых в плен англичан, освобождения которых граф добился.

– Как все это странно, – с удивлением глядя на Анжелику, сказала госпожа де Модрибур. – Почему бы вам не избавиться от этих наглых индейцев?

– Надо соблюдать их обычаи…

Позвали двух воинов, Жерома и Мишеля, которые возле костра лакомились жареными ножками косули. Тщательно вытерев жирные руки о мокасины и волосы, они подошли к графу.

– Где Пиксарет? – на наречии абенаков спросила их Анжелика.

Воины-патсуикеты в нерешительности переглянулись.

– Сбежал, – ответил Жером.

Слово прозвучало необычно, особенно применительно к несгибаемому Пиксарету. Пейрак потребовал, чтобы они повторили, после чего спросил, как это понял Сен-Кастин. Однако другого перевода этому слову и быть не могло. Пиксарет именно «сбежал»… Почему? Чего испугался? Похоже, никто не знал ответа на этот вопрос. Анжелика с графом переглянулись.

– Жаль, что Пиксарета нет, – сказал Пейрак. – Я бы хотел, чтобы он сопровождал меня в нашей экспедиции. Скудун весьма озабочен союзом абенаков с другими племенами, так что визит достославного Крещеного Великана, о котором, кстати, он мне с интересом говорил, разумеется, привел бы его в величайший восторг. Они побеседовали бы о религии, покурили бы моего лучшего виргинского табака, а я тем временем успел бы устранить опасность конфликта.

– Возьмите с собой моего будущего тестя, Матеконандо, – предложил молодой гасконский барон. – Он тоже большой любитель поговорить о религии.

Тут Жером и Мишель принялись разглагольствовать об участи своих английских пленников, которых они долго преследовали и наконец взяли в Брансуик-Фолз. Настало время понять, уводить ли им их с собой, или граф согласится дать за них выкуп. Пора было обсудить этот вопрос, потому что оба приятеля и так проявили достаточное терпение.

– Эти дикари великолепны, не так ли? – сказал маркиз де Вильдавре, когда послали за юным Сэмюэлом Коруэном, преподобным Пэтриджем и мисс Пиджент и еще двумя участниками драмы, взятыми в плен абенаками.

– Вы только взгляните на их мускулатуру. Ни единой унции жира. При каждом движении кожа отливает золотом. Только вот пахнут они очень скверно. Жаль! Известно ли вам, что они могут бежать со скоростью оленя? Я сам видел это в Булонском лесу, когда вместе с господином Романьи привез несколько подобных образчиков во Францию, чтобы позабавить короля. Одного молодого ирокеза, Уттаке, заставили бежать наперегонки с оленем, так он догнал его и схватил за рога. Король опомниться не мог от изумления. Теперь этот Уттаке – вождь союза пяти племен и злейший враг Новой Франции. Не стоило устраивать ему такое прекрасное путешествие. Вот и пойми этих скотов!

– Я получила от него вампум, – сказала Анжелика, которая очень гордилась этим подарком вождя ирокезов.

– Вы, милочка, способны на все, – резко перебил ее маркиз, набрасываясь на тарелку с засахаренными колотыми орешками. – Однако, – заключил он с набитым ртом, – ирокезы – настоящие чудовища, и Новая Франция вздохнет свободно, только когда все они будут истреблены. Ах, я придумал! – воскликнул он, перескакивая с пятого на десятое. – Пейрак, дорогуша, если вы хотите поразить вождя малеситов, возьмите с собой моего Александра. Вы ведь слыхали, что давеча сказал брат Марк. После того, что он совершил, не следует упускать возможность воздать по заслугам юному герою.

– Даже если это очевидная глупость, – прогудел Дрын. – Будь дело только в Малом Кодиаке, еще можно понять, в этом есть своя польза. Если там кости не переломаешь, за час можно покрыть расстояние, которое, идя по реке против течения, обычно преодолевают за целый день. Но бешеные пороги устья Святого Джона…

– А почести… подвиг… Грубым натурам вроде вас не понять…

И все снова принялись неистово спорить. А больше всех кипятился брат Марк. Его слушали с определенным вниманием, потому что он имел большой опыт. Поговаривали даже, будто ни один дикарь не знает, как он, до мельчайших порожков, все бессчетные речушки, ручейки и реки, начиная с Волчьей реки в низовье Святого Лаврентия до самого Кеннебека, не говоря уже о реке Святого Джона, Святого Креста и Пенобскоте.

– Судя по всему, эта тема очень занимает их, – шепнула Анжелика стоявшему подле нее д’Юрвилю.

– Знали бы вы те края, вам было бы понятней, – ответил молодой нормандский дворянин. – Там вся жизнь подчинена течению рек, вода окружает вас, бурлит со всех сторон. Даже лес наполнен шумом падающей воды…

– Если бы не приливы в одиннадцать туазов, – проговорил Дефур.

– Но они есть, приливы в одиннадцать, а то и в двенадцать туазов, как мне говорили, – с торжествующим видом заметил Вильдавре. – А вот в Средиземном море они не достигают даже одного туаза. Отсюда можно сделать лишь один вывод: мы находимся в регионе поразительных явлений, что принуждает нас порой к поведению, отличающемуся от нормы.

– На восточной оконечности Бретани бывают приливы в восемь туазов. Однако бретонцы же не сумасшедшие.

– Они еще хуже. Общеизвестный факт, что они не такие люди, как все, во всяком случае, это какая-то совершенно отдельная порода. Однако вернемся в наш Французский залив. Что бы могло быть здесь причиной столь полноводных приливов?

– Я знаю, – сказал матрос с «Сердца Марии», который как раз был бретонцем. – Мне приятели из Сен-Мало объяснили. Они всю жизнь рыбачат там, а до них с незапамятных времен там рыбачили их предки, еще до того, как туда прибыл Колумб. Выходит, они все секреты побережья знают.

– Ну и?..

– Они говорят, что давным-давно таких приливов не бывало. А потом появилось огромное, длиной в несколько миль, морское чудище и забилось в расселину подводного рифа, да так там и сидит. И когда оно ворочается, море выходит из берегов.

Все засмеялись.

– Закрой рот, болтун! – прикрикнул на него Колен. – В наше время пора прекратить нести такую чушь.

– Это еще почему? – возразил задетый за живое матрос. – Парни из Сен-Мало говорили даже, что иногда возле пяти островов, напротив Парсборо, можно видеть, как глаза чудища сверкают под водой. И вроде полморды у него в Зеленом заливе, а вторая половина – в заливе Шигнекто, прямо на входе в Малый Кодиак. Вот вам и объяснение, почему там все так бурлит, – это оно пытается закрыть пасть.

– Помолчи! Помолчи, милейший, – снисходительно уговаривал его Вильдавре. – Слышал бы господин де Пейрак, человек ученый, вот уж он бы отругал тебя!

Впрочем, на многих матросов слова бретонца произвели большое впечатление.

– А чем это не объяснение, даже если оно не ученое, как вы говорите, господин маркиз, – бросился земляку на выручку другой бретонец. – Вот, к примеру, совсем недавно у нас в Бретани, возле Сен-Бриека, земля вдруг ходуном как заходит. Тогда чародей Мерлин велел копать, а там два гигантских дракона, белый да красный… Здешние края сильно на наши смахивают. А те парни из Сен-Мало, что с незапамятных времен ходят рыбачить во Французский залив, само собой, много чего знают. Ненормально же, что море вдруг ни с того ни с сего начинает подниматься, потом отступать, будто изнутри его что-то выталкивает, а потом подзывает обратно. Мы-то, выросшие на морском побережье, люди привычные и об этом не задумываемся, но все же должна быть тому какая-то причина.

Вильдавре вынужден был признать, что и для него это явление представляет загадку.

– Не могут ли столь сильные приливы зависеть от миграции рыб, когда они, обгоняя друг друга, огромными косяками идут на нерест? – высказал предположение брат Марк. – Это бы многое объяснило. Во Французском заливе столько рыбы, это отличает его от других. К тому же имеются тюлени и киты…

Колен с сомнением покачал головой, маркиз поморщился.

– Ваше предположение не кажется мне убедительным… А вот и граф возвращается. Как знать, возможно, он нас рассудит.

Дело с английскими пленниками уладилось довольно быстро, или по меньшей мере были сформулированы основы этого урегулирования, удовлетворившие обиженных абенаков. Предметом сделки не были белые дети, что упростило задачу, а Уауэнуруэ-Жером не сильно настаивал на своем желании увести с собой в качестве пленника раздражительного преподобного Пэтриджа, поэтому вполне удовлетворился, забрав предложенные Пейраком синие и ярко-красные лимбургские одеяла. Сложенные стопкой, они как раз достигали роста оного пленника и представляли собой достойный выигрыш.

Этот торг вывел пастора из себя. Он принялся орать, низвергая на индейцев потоки библейских проклятий, но те лишь смеялись в ответ.

Впрочем, Тенуиенан-Мишель сожалел, что не может увести мисс Пиджент в свою миссию Святого Франциска под Квебеком. Она была старовата, но добрая, работящая и еще вполне бодрая. Французы охотно выкупили бы ее, чтобы обратить в свою веру. Однако за горсть ракушек из южных морей он с удовольствием оставил англичанку ее собратьям по вере.

– Рассудите нас, граф, – взволнованно обратился к Пейраку Вильдавре. – Подозреваю, вы-то, возможно, сумеете дать ответ на вопрос, вернее, вопросы, которыми мы задаемся. Начнем по порядку. Primo: что за феномен является причиной приливов вообще? Secundo: почему именно в нашем Французском заливе происходят столь мощные приливы, которые за считаные часы изменяют пейзаж до неузнаваемости? Вы причаливаете к берегу на опушке леса, а шесть часов спустя в том же самом месте оказываетесь у подножия скалы. Есть над чем поразмыслить, а?

Жоффрей де Пейрак приветливо оглядел собравшихся и улыбнулся.

В тот день граф был одет в простой камзол темно-зеленого бархата, который особенно нравился Анжелике, потому что именно в нем она встретила его в Ла-Рошели. Особенно охотно Жоффрей надевал его в непринужденном состоянии, когда не ощущал необходимости сдерживать сложную, напряженную ситуацию и навязывать кому-то свою волю. Сегодня Анжелика чувствовала, что он спокоен и искренне наслаждается обществом столь разных людей, каждый из которых молчаливо одобряет его присутствие. В обществе царила какая-то новая атмосфера. Глядя на стоявшего неподалеку Пейрака, Анжелика видела, сколь приветлив и доброжелателен его взгляд, который, как она знала, может испепелять, а может излучать страсть и веселье, и тоже чувствовала умиротворение.

Ей показалось, что седина на висках мужа стала заметнее, и сердце ее исполнилось нежности к нему.

Анжелика ощущала, что недавние тревоги оставили в их истерзанных душах неизгладимый след. Однако в эти летние дни им слишком многое предстояло сделать. Пусть так, но постепенно хорошее придет на смену дурному. И после они вкусят сладость и богатство своей любви полнее, нежели сейчас, в этой суматохе. А теперь им следует держаться стойко и прямо, нести весь тяжкий груз своих обязанностей, чтобы позже позволить себе отдых, в котором они так нуждаются. Еще немного, и они вернутся в Вапассу, «домой», подбодрила себя Анжелика. Только бы Жоффрей отказался от представлявшейся ей столь опасной затеи отправиться в Квебек.

– Охотно отвечу на первый вопрос, – сказал Пейрак. – Но мне бы хотелось послушать, как это сделает кто-нибудь из вас. Того, кто откроет истину путем рассуждений и выводов из своих наблюдений, ждет награда. Ну же, господа, вы люди морские и наверняка в своих странствиях почерпнули немало знаний. Припомните, что видели, и обобщите свой опыт. И я уверен, очень скоро вы приблизитесь к научному и математически обоснованному ответу на вопрос о том, что вызывает приливы на нашем земном шаре.

Все принялись переглядываться и перешептываться, насупились и погрузились в глубокие размышления.

– Я вижу, что Йан поднял глаза к небу, – земетил граф. – Горячо, малыш!

– Не следует ли искать тайну приливов в звездах? – спросил Йан.

– Разумеется. Во всяком случае, в светилах, – подтвердил чей-то голос. – Потому что приливы связаны с притяжением Луны…