Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 231

Лазурь и свет. Зима забыта.

Канал открылся предо мной,

О край прибрежного гранита

Плеща зеленою волной.

Плыву лагуною пустынной.

Проходят женщины с корзиной

По перекинутым мостам.

Над головою, здесь и там,

Нависли дряхлые балконы,

И пожелтевшую ступень

Ласкает влага. Реет тень

И Порции, и Дездемоны.

Всё глухо и мертво теперь,

И ржавая забита дверь.

Где прежних лет моряк отважный

Спускал веселые суда,

Всё спит. На мрамор, вечно влажный,

Сбегает сонная вода.

И, призрак славы не тревожа,

Угрюмо спят чертоги дожа;

Их окон черные кресты,

Как мертвые глаза, пусты.

А здесь блистал на шумном пире

Великолепный, гордый дож,

И укрывалась молодежь

На тайном Ponte di Sospiri[574];

И раздавался томный вздох,

Где ныне плесень лишь да мох.

Венецианская лагуна

Как будто умерла давно.

Причалил я. В отеле Luna

И днем все тихо и темно,

Как под водой. Но солнце ярко

Блестит на площади Сан Марко:

И изумрудный блеск зыбей,

И воркованье голубей,

И, грезой дивною и дикой,

Родного велелепья полн,

Как сон, поднявшийся из волн,

Златой и синей мозаикой

Сияет византийский храм…

Ужели правда был я там?

Здесь, с Генуей коварной в споре,

Невеста дожей вознесла

Свой трон, господствуя на море

Могучей силою весла.

Здесь колыбель святой науки!

Здесь Греции златые звуки

Впервые преданы станкам.

Здесь по роскошным потолкам

Блистает нега Тинторетто.

Без тонких чувств и без идей,

Здесь создавалась жизнь людей

Из волн и солнечного света,

И несся гул ее молвы

В пустыни снежные Москвы.

Я полюбил бесповоротно

Твоих старинных мастеров.

Их побледневшие полотна

Сияют золотом ковров,

Корон, кафтанов. Полны ласки

Воздушные, сухие краски

Карпаччио. Как понял он

Урсулы непорочный сон:

Рука, прижатая к ланите…

Невольно веришь, что досель

Безбрачна брачная постель…

А море, скалы Базаити!

Роскошный фон Ломбардских стран

И юный, нежный Иоанн.

О город мертвый, погребенный!

Каналы темные твои

И ныне кроют вздох влюбленный

И слезы первые любви.

В тебе какая скрыта чара?

Давно канцона и гитара

Не будят сонные мосты,

Но так же всех сзываешь ты

Для чистых грез и неги страстной.

Твой ветер освежил мне грудь,

Он шепчет мне: «Забудь, забудь

Виденья родины ужасной

И вновь на лире оживи

Преданья нежные любви».

Былое, словно сон тяжелый,

Рассеялось. Рожденный вновь,

У ног твоих, под плеск гондолы,

Я видел небо и любовь.

И ты как будто узнавала

Тебе знакомую страну,

Зеленоструйного канала

Следя блестящую волну,

Заливши грудь – белее снега —

Ручьями кудрей золотых…

И неожиданная нега

Восторгов, первых и святых,

Блаженно искрила зеницы.

Поверив невозможным снам,

Я целовал твои ресницы

И к влажно-рдеющим устам

Склонялся жадными устами,

И пил из них в ночной тиши

И опаляющее пламя,

И весь эфир твоей души.

Жизнь отходила, замирала…

Казалось, мы с тобой давно

В лесу подводного коралла

И тихо зеленеет дно.

Весь мир мучительных видений

Как будто навсегда исчез,

И над струями – точно тени —

Карпаччио и Веронез.

И в этом царственном затоне

Ты ощутила ночью той

В усталом от восторгов лоне

Биенье жизни молодой.

Одна, сама того не зная,

Покинув светлый горний мир,

Душа спустилась нам родная

На наших упоений пир.

О нет! Недаром ты со мною

Упала на глухое дно!

Все, все мятежное, земное

Искуплено, воплощено.

Из темно-жгучего желанья,

Из вечной ночи без лучей

Восходит новое созданье

И новая лазурь очей.

И богомольно я не смею

Твоих коснуться милых ног,

И той не назову моею,

Которую отметил Бог.