Читать книгу Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972 - Антология, Питер Хёг - Страница 71

Стихотворения
Владимир Вейдле

Оглавление

Баллада о Венеции

Первый голос

Болтовня, беготня; беготня, болтовня

От зари до полуночи, день изо дня.


Скольких ты приютила незваных гостей,

Лицемерных, неверных друзей-не-друзей!


Твой убор многоцветный с узорной каймой

Поистерт, поизмят их нечистой рукой.


Когда вольной была и привольной слыла,

И когда умирала, когда умерла,


Все то бражничали, пировали они,

О красе твоей жребий бросали они,


Продавали ее, подновляли ее,

Мишурою своей приправляли ее.


И росла суета; становилась возня

Безобразней, назойливей день ото дня…


Второй голос

Не спеши, не суди; потерпи, погоди;

Тишину не зови, в темноту не гляди:


Для живых, неживых, грубых, нежных сердец

Все равно тот же самый настанет конец,


Все равно подойдет тысяча девятьсот

Девяносто девятый обещанный год —


Ослепляющий луч, леденящий огонь,

А потом непробудная серая сонь.


Только пепел летит, только ветер свистит,

Погребальным псалмом над лагуной гудит,


В переулках кривых, на горбатых мостах,

Вдоль церквей и палат развевает он прах.


Пощадил их, хоть был и свиреп, и могуч,

Черепицы не сдвинул мертвящий тот луч.


Первый голос

Что здесь было весной, погубило весну,

Да и лето, и осень склонило ко сну,


Но теперь, в день всех мертвых, ноябрьский день,

В королевском саду зацветает сирень,


Обвиваются розы, с утра заалев,

Вкруг высоких столбов, где Феодор и лев,


А на площади – тешилась ею молва —

Вместо мраморных плит зеленеет трава


И гуляют по ней и летают над ней

Сонмы кротких и белых как лен голубей.


Предзакатный сияет над городом свет —

Здесь такого не видели тысячу лет —


И мерцают и гаснут в закатных венцах

Все хоромы и храмы на всех островах.


Второй голос

Слышу звон колокольный всех звонов звончей,

Вижу – в храмах зажглись сотни тысяч свечей.


Разорделся их стен драгоценный убор,

Загремел в низ воскресших ликующий хор,


Из далеких и ближних восстали могил

Все, кто город сей создал, украсил, любил,


Дожи, старцы седые, сто двадцать числом —

Голоса их у Марка грохочат <sic>, как гром —


Все сыны его славные славу поют,

Робко вторит им путников набожный люд,


И слагатель сих строк, недостойный пиит,

Рядом с милой женой на коленях стоит


Перед дверью – не раз тут бывали они —

Церкви Santa Maria Mater Domini.


Оба голоса

До зари ярким воском те свечи горят,

До зари песнопенья к Пречистой летят,


И Пречистая жаркой молитве вняла,

Со плечей своих плат златотканый сняла


И покрыла им город, сокрыла его,

В высоте-глубине схоронила его,


А поющих и славящих всех собрала,

Ко престолу Всевышнего их вознесла.


И сейчас, когда в Местре сирена ревет

И в Маргере, ревя, на работу зовет,


Ты оттуда взгляни на восток: тишь да гладь,

Колоколен тех стройных вдали не видать,


Вся лагуна, как зеркало, реет над ней

Только веянье легких жемчужных зыбей.


1966 г.

Riva Degli Schiavoni

Золотисто здесь стало и розово:

Ветерок. Он под осень бывает.

Ветерок, ветерок, от которого

Сердце ослабевает.


Да и биться зачем ему? Незачем.

Заслужило оно благодать

Под крыльцом у цырюльника Чéзаре

Розовым камнем спать.


Нет

Четыреста мостиков и мостов

Со ступеньками вверх и вниз.

Я по ним до утра ходить готов,

К ним спешу и лечу – зовет их зов —

Как лунатик на свой карниз.


А под ними чуть слышный зыбкий плеск,

Потускневших огней неверный блеск,

Исчерна зеленая муть,

Где мерещится мне затонувший лес

Кораблей, потерявших путь.


Хворый говор домов, воркованье веков,

Перебор приглушенный – слышь:

Порча пудренных париков,

Червоточина челноков,

Пришепетывающая тишь.


Разговор-перебор, перегар, – пустоцвет

Нескончаемых прошлых лет,

Суховей пролетевших дней.

Нет, нет, нет. Нет в домах людей,

Нет на Площади голубей,

И не я, тень моя

С мостика на мост

До предутренних звезд —

По ступенькам скользит,

Вдоль каналов летит…

Нет!

Нет меня. Нет меня.

Нет.


Там же еще раз

Темнеет жизнь. Но тут

Милосердный не меркнет свет.

Тут, где не сеют, не жнут,

Внятен зыбкий завет

Всех улетевших лет, —

Всех минувших милых минут

Неисследимый след.


Жгучих, жгучих минут…

Камни о них поют,

Ветры возврата их ждут,

Воды им плещут в ответ.

Тут, где не сеют, не жнут,

Небо – нежнее нет.


Говорит Венеция:

«Забудь свой век, свою заботу,

Себя и всех и все забудь,

Сквозь предрассветную дремоту

Скользи, плыви – куда-нибудь,


Под крутобокими мостами,

Вдоль мраморов и позолот,

Туда, где светлыми шелками

Расшит янтарный небосвод.


Ты в гондоле без гондольера,

Во власти ветреной волны

Тебе неверие и вера

В двойном их трепете даны.


И помни не внутри: снаружи

Душа всего, чем ты живешь,

В узоре тех нездешних кружев,

В улыбке уст, чья ложь – не ложь.


Правдивей злата позолота,

Жемчужней жемчуга заря,

С тех нор, как опустил в болото

Безвестный кормчий якоря.


И воссиял над синевою

Сон, что тебе приснился вновь.

Не просыпайся: я с тобою;

Проснешься – разметет грозою,

Зальет соленою волною

Твою последнюю любовь».


Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

Подняться наверх