Читать книгу Фотограф для Босса - Дарья Десса - Страница 16

Да в чем тут можно быть уверенным, когда пальцы симпатичного парня, пусть и не такого красивого доминанта, как Босс, и не такого атлета, как Илья, но все же очень привлекательного, ложиться тебе на самое чувствительное место и начинает его аккуратно сдавливать пальцами! Я выдохнул, да так страстно и горячо, что сам испугался. Ну вот что мне было делать?! Меня буквально разрывали желания: одно – чтобы Артём продолжал, и пусто будет дальше то, чего он так хочет. Другое – встать и немедленно уйти из зала, чтобы наконец остыть. Третье – двинуть корреспонденту по физиономии, чтобы прекратил этот половой беспредел.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я вдруг вспомнил, что есть и четвертый вариант, действующий стопроцентно безотказно. Я его придумал еще в девятом классе, когда учительница задала нам учить наизусть стихотворение «Анчар» Александра Сергеевича Пушкина. В первый раз я домашнее задание с успехом провалил. Ну никак не могли удержаться в моей памяти все эти скупые пустыни, чахлые деревья, яды и прочие ужасы, столь красочно расписанные великим «нашим всем».

Учительница русского и литературы у нас была очень строгая престарелая дама лет семидесяти пяти, не меньше. С полностью седой головой, дряблой кожей, сушеная, как старая вобла, но при этом обладавшая отменной памятью и громким строгим голосом. За невыполненное задание влепила мне «кол». И сурово сказала, чтобы к следующему уроку я подготовился – «буду спрашивать».

В другой раз я снова начал бубнить и мямлить, потому в дневнике жирно красной ручкой был выведен еще один «кол». Потом еще один и еще, а самое главное – учительница проставляла их еще и в журнал. Когда это увидела наша классная, вызвала моих родителей в школу. Заодно пригласила и учительницу русского и литературы. Уж не знаю, какой у них там был разговор, но дома, после возвращения, мать с отцом устроили мне крепкую взбучку. Настолько, что я в свои 14 полных лет разревелся, как девчонка, и был вынужден «под страхом смертной казни» вызубрить этот несчастный «Анчар». Потом рассказал его в классе без единой запинки, и хотя «колы» никуда не пропали, и оценка в четверти рухнула до позорной «тройки», это стихотворение каленым железом выжглось в моей памяти. Могу рассказать прямо сейчас, хотя уже несколько лет прошло.

Но вот теперь самое интересное. Однажды я ехал в автобусе в университет. Это было на первом курсе, в самом начале учёбы. В салоне было жарко в солнечный сентябрьский день, и от вида красивых девчонок в легких платьях (тогда парни меня ещё не интересовали), а также от тряски я… возбудился. Хорошо, в руках была сумка, которой и прикрыл свое набухшее от радости лицезреть юную красоту хозяйство. Что было делать? Я машинально, сам не знаю почему, начал читать про себя «Анчара»:

«В пустыне чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленной,

Анчар, как грозный часовой,

Стоит один во всей вселенной…»

И тут же заметил, как моя эрекция начала таять, словно снег на горячей крыше. Я упорно продолжал:

«Природа жаждущих степей

Его в день гнева породила,

И зелень мертвую ветвей

И корни ядом напоила…»

Не успел я и третье четверостишие произнести, как уже был освобожден от эротического плена.

Вот и теперь Артёму обломилось. Я, перестав с ним разговаривать, начал декламировать «Анчара». И как ни старалась его мягкая ладошка, член мой сдулся, будто воздушный шарик, а корреспондент уставился на меня непонимающими глазами. Как вышло, что пропала магия его прикосновений? Наверное, он привык, что все, кому он так жмет причинное место, тают и млеют, и потом бурно кончают себе в трусы. Со мной вышла промашка. Потому я через несколько секунд, сказав громко «Всем спасибо», поднялся и вышел из-за стола.

Но если я рассчитывал, что Артём перестанет меня преследовать, то ошибался. Этот нахал последовал за мной на улицу, где я достал сигареты и, чтобы унять волнение, оставшееся во мне, закурил. Корреспондент встал рядом и тоже принялся дымить. Вид у него был озадаченный и растерянный.

– Миша, ты… прости меня, ладно?

– За что? – Сделал я вид, что ничего не случилось.

– Ну, за то, что я… под столом, там… – потупил взор Артём.

– Ты всегда такой наглый с незнакомыми парнями? – Спросил я прямо.

– Нет, конечно. Просто если выпью, немного… перестаю себя контролировать, – признался газетчик.

– Ты правда гей? – Мои вопросы тоже теперь робостью не отличались.

– Прямо интервью получается, – усмехнулся Артём. – Только обычно я вопросы задаю.

– Ты не ответил.

– Ну… иногда, – уклончиво ответил мой собеседник.

– Как это «иногда»? – Мне стало непонятно.

– Вот когда выпью, тогда и… Начинает тянуть к парням, понимаешь?

Я кивнул. Еще бы не понимать! Правда, у меня эти ощущения всегда приходят на трезвую голову, поскольку к алкоголю я вообще равнодушен по большому счету. Могу выпить рюмку-другую, но не больше.

– Понимаю, – сказал я.

– Так и знал, что ты «в теме», – улыбнулся газетчик.

– Как ты догадался? У меня что, поведение какое-то особенное или я выгляжу как-то… по-гейски? – Спросил я.

– Не могу сказать, вот честно, – Артём для убедительности в искренности своих слов даже руку к груди приложил. – У меня просто чутье на геев. Причем даже на тех, кто таковыми себя не считает, а просто иногда или тайно… мечтает о сексе с мужчиной. Я вот когда смотрю на такого, сразу понимаю.

Мне стало интересно. Ого! Да у нас тут медиум с нетрадиционной ориентацией! Мне захотелось проверить его слова, прямо здесь и сейчас, но только не знал, как именно. Он ведь может про кого угодно сказать, что тот гей, а проверить нельзя. Не подойдешь же к человеку и не скажешь: «Вот тут про вас говорят, что вы мужчинами интересуетесь, это правда?» Ответа можно и не услышать – прилетит по сусалам, и готов разговор.

Потому я решил, что слова Артёма – это его пьяная болтовня, и решил перевести беседу в несколько иное русло.

– Ты сам давно понял, что гей? Сколько у тебя мужчин было?

– Давно, еще на первом курсе. Пошел как-то на физкультуру, а так получилось, что вся группа с занятий удрала – пара была последней, оставаться на захотели. Оказались в раздевалке я и мой однокурсник – Гена. Пухлый такой, улыбчивый. Вот мы, как два дурака, и стали ждать преподавателя. Мало того, что остальные слиняли, так еще и препод не шел. Сидим, молчим, смотрим по сторонам, скучаем. Жарко, потеем. И тут вдруг я понимаю, что Гена пристально на меня смотрит, вот будто гипнотизирует.

– Ты чего пялишься? – Спрашиваю.

– Просто, – говорит.

– В стенку вон смотри.

– А мне на тебя нравится.

– Голубой, что ли? – Заявляю я.

– А хоть бы и так. Осуждаешь? – Отвечает Гена.

– Да мне как-то поровну, – пожимаю плечами.

– Абсолютно? – Спрашивает он.

– Стопудово, – говорю.

– Проверим? – Ухмыльнулся он.

– А по роже пухлой получить не боишься? – Спрашиваю его.

– Нет, – говорит Гена, смотрит на меня, и в глазах – ни капельки страха.

– Ну проверяй, – меня эта ситуация и глупый разговор стали заводить.

Он подошел к двери, накинул крючок, потом – ко мне. Сел на корточки, положил руки на бёдра – я как раз в шортах был, и провел так медленно от колен ближе к паху.

– Прямо как ты мне там, под столом? – Спросил я, прерывая рассказ Артёма.

– Точно, – признался он. – Этому я у Гены научился.

– Что было дальше? – Мне стало интересно.

– То, чего он и добивался. У меня началась эрекция. Он заметил это, не усмехаться там или как-то иронизировать не стал. А просто просунул мне руку под шорты, под трусы, взял за член и принялся мастурбировать, а левой рукой продолжал по бедру водить. Я через минуты три кончил ему прямо в пальцы. Он вытащил их и прямо на моих глазах, гладя в них, облизал, как будто не сперма была, а… сгущенное молоко.

– Понравилось? – Спросил.

– Очень, – ответил я. И добавил. – Но это совсем не значит, что я гей. Если бы мне девчонка какая-нибудь подрочила, я бы тоже кончил.

– Вполне возможно, – улыбнулся Гена. – Только девчонки так не умеют.

– Откуда знаешь?

– Они понятия не имею, как устроен наш член, как сделать так, чтобы подарить истинное удовольствие. Сделать это может лишь обладатель такого же органа. Вот и всё, – сказал Гена.

– О, да ты философ! – Удивился я.

– Да, я гей-философ, – выразительно сказал пухлик.

В тот момент я так и не узнал, что было дальше в отношениях Артёма и его однокурсника, «гея-философа» Гены. В этот момент я услышал властный голос Ильи, который позвал меня:

– Михаил! Улетаем!

Я, пожав руку корреспонденту, спешно побежал в ожидающему кортежу. Уже потом, в вертолете, я думал о том, что мне стала очень интересна эта новая личность в моей жизни – газетчик Артём. Не могу сказать, будто он показался мне очень симпатичным или даже красивым, но было в нем что-то такое… Притягательное, что ли. Эротический какой-то магнетизм. Потому я теперь надеялся на новую с ним встречу.