Читать книгу Клеопатра - Дик Вайс - Страница 3

Приближался рассвет. Просыпалось от ночного сна светило, и мутная пелена, окутавшая землю, постепенно рассеивалась. Вначале несмело, а потом все сильней и сильней закипела, как масло в чане, зашевелилась, как в муравейнике, жизнь в Александрии, а особенно в торговой ее части – эмпориуме.

Как только специальный обученный люд объяснил приезжим купцам правила продаж, начался торговый день. На оптовой части этого огромного рынка заключались крупные сделки, всегда скрепляемые чаркой доброго вина. Здесь продавали и покупали лес, мрамор, гранит, металлы, оливковое масло. Степенные продавцы чинно предлагали свой товар богатым покупателям, спокойно обсуждали с ними вопросы доставки и страхования. Суетиться и впрямь было ни к чему. А потому здесь торговая река текла неспешно и слегка лениво. Другое дело розничная торговля, это бойкое место было говорливо и крикливо, и здесь совершенно в другом русле бежало время.

Бесчисленные торговые ряды и сотни небольших лавчонок поражали своим размахом и обилием всякой всячины. Тысячи людей различных национальностей, говорящих на разных наречиях: купцы, ремесленники, носильщики, покупатели, зеваки, попрошайки – смешались в один бурлящий, голосящий, водоворот, который затягивал всех без исключения, все больше разрастаясь. Узкие улочки, примкнувшие к этому месту, пестрили разноцветьем одежд. Глаза разбегались от этого колорита и различных форм.

Не существовало в мире вещей и предметов, которые не мог бы приобрести кто-нибудь в Александрии. На этом самом крупном рынке мира можно было, представьте себе, отыскать все, от малого до великого, от редкого, бывшего в природе в небольшом и может единственном количестве, до распространенного.

От назойливости продавцов, которые бесцеремонно хватают тебя и тащут к своим переполненным корзинам с товарами, которые, кажется, вот – вот лопнут, кругом шла голова. В ноздри то там, то тут заползал ароматный дым от жареного, пареного, копченого. И устоять от этих запахов, которые сражают наповал, совершенно невозможно.

Над многолюдной толпой возвышались, словно штандарты, сказочно красивые своим орнаментом ковры и покрывала из страны Персии.

А вот и ярчайшие шелка из Индии. Чистейшей синевы краситель – индиго! Шелк такого цвета носят только люди, занимающие высокое положение при дворе фараона, и у смуглого, небольшого роста продавца по имени Чандан всегда много покупателей.

Тут же продают чудные товары из Сирии для египетских красавиц: коробочки для румян и мази с круглым дном, ручные зеркальца, флаконы с духами, палочки для косметических средств. Эти изделия изящных форм украшены изображениями людей, зверей и птиц.

Обратим внимание на животный рынок. Пумы, обезьяны, птицы, с длинными радужными хвостами, змеи, извивающиеся под звуки флейт. Конечно, везде полным полно экзотических фруктов, напитков из разных стран мира. Продавцы этих товаров обычно горластее всех.

Вот один из них толстяк Бурхан, прибывший из Сирии. Он в серой тунике, подпоясанной тонким потрескавшимся ремнем и в старых тростниковых сандалиях. Бурхан уже охрип, зазывая покупателей, но никак не унимается и продолжает уже изрядно осипшим голосом нахваливать свой товар, различные фрукты и орехи.

Если зайти в лавчонки одного далекого восточного государства, то там можно найти всевозможные лекарственные зелья. Настои, в которых плещутся змеиные головы, снадобья, приготовленные из женьшеня, масла из мирры, чудодейственные средства из медвежьей желчи, амулеты из когтей хищников, любовные эликсиры из корней мандрагоры, а также благовония для храмов, ювелирные украшения.

Но особые, необыкновенной красоты изделия из серебра, золота, драгоценных камней и жемчуга нужно искать в местах, где торгуют местные иудеи.

Сюда и направляется невысокого роста господин, неопределенного возраста, окруженный несколькими слугами. Заплывшее его лицо, с маленькими прорезями для глазок, похоже на лепешку, вытащенную только что из печи, по нему стекают крупные, грязные капли пота, оседающие на стеклянных шариках и бисере ускха,11 соединяюшего его нескладное туловище, не имеющее почти шеи, с головой, покрытой пышной растительностью, словно мех животного.

На господине одет белый нарамник, который уже покрылся желтыми пятнами. Рот его перекошен брезгливой гримасой. Время от времени он своим тонким визгливым голосом приказывает слугам, чтобы те усердней обмахивали его опахалом.

Возле маленькой и неприметной лавчонки, куда держала свой путь эта процессия, на земляном полу рядом с мусорными отходами сидела сгорбленная, старуха со слипшимися седыми волосами. Лицо ее было изрыто глубокими траншеями морщин. Шамкая беззубым ртом, она просила милостыню. От старухи страшно воняло грязным телом вперемежку с дешевым вином, и господина при виде ее невольно передернуло. Эта карга напомнила ему его родную мать, вечно пьяную и недовольную. Мать, которая частенько избивала своего сына только потому, что была в дурном настроении.

Перешагнув через старуху, господин вошел в лавку, имя которой «Золотой телец» коряво было выведено на деревянной вывеске, которая болталась на ржавой цепи прямо над входом. Хозяином лавчонки был некий Ицхак, худой, сгорбленный, среднего возраста иудей. Внешность этого мужчины была довольно отталкивающая, и прежде всего из-за его огромных, выпученных черных глаз, которые безумно, как в лихорадке, сверкали жутким огнём. Также он был от природы щедро одарен растительностью, которая густо покрывала все его тело, и весьма неприятно торчала клочьями из носовых и ушных раковин. Рядом с ним возились двое его черноволосых детей, одетых в какое-то бедняцкое тряпье, и гордо восседала на деревянной полке черная кошка, которая время от времени покусывала себя за хвост.

– Господин Потин! – радостно приветствовал он вошедшего, низко кланяясь и смешно приседая. – Желаю здравствовать вам! Хвала богам, что вы не забыли меня и заглянули в мою лавку.

Толстяк ухмыльнулся и окинул взором это торговое место. Несмотря на название, ассортимент его был достаточно скуден. На полках в общем доступе валялась какая-то дешевая мишура, серебряная посуда и безликие побрякушки.

– Все ценное ты, конечно же, спрятал?! – спросил он, ехидно прищурясь.

Иудей ощерил свой рот, обнажая гнилые зубы, угодливо улыбаясь.

– Смотря что господин считает ценным.

– Мне нужен особый товар, что-то необыкновенно красивое и редкое. Я ищу подарок для одной очень важной особы. Поверь мне, она знает толк в украшениях. И моим подарком должна быть довольна. Скоро состоится празднование в храме богини Хатхор12, которому покровительствует моя госпожа, и было бы чудно, чтобы она предстала перед всем светом в золотом сиянии.

Иудей хитро посмотрел на толстяка и закатил глаза, зрачки их бешено завращались.

– О! Я знаю, какой госпоже вы хотите угодить! Конечно, тут должен быть особый подарок. Пожалуй, я смогу вам помочь. Разумеется, это сложное дело, но для вас я его обязательно выполню.

– Я рад это слышать, мой друг, – тучный господин слащаво улыбнулся. И кому предназначается этот подарок?

– Наверняка вы ищете украшение для божественной дочери нашего доброго фараона Береники Эпифании.

Иудей вопросительно взглянул на толстяка.

– Ее боготворит наш народ и мечтает, – тут он понизил голос… чтобы она стала нашей царицей.

– Ваш народ? Ты имеешь в виду жалких иудеев, таких, как ты?

У иудея еще ярче вспыхнули глаза, но этого не заметил тот, кого звали Потин.

– Я всего лишь повторяю то, что слышал от моих друзей, а они мне поведали, что не только в наших кварталах любят эту госпожу. Египтяне из Ракотиса также желают ей долгих лет и здоровья.

Дородный господин залился тонким неприятным смешком.

– Клянусь Аписом,13 у тебя слишком длинный язык, ты чересчур много болтаешь. Но не бойся, мне ты можешь говорить все.

Иудей опасливо огляделся по сторонам и продолжил шепотом.

– Многие недовольны тем, что нас продают Риму. Что мы скоро – таки станем их рабами. В городе все ненавидят римлян. А кто в этом виноват? Может быть, фараон, который задушил нас налогами? Что он сделал для меня, бедного Ицхака? Ровным счетом ничего! Но для него народ делает все, отдавая последнюю кроху. А наш фараон только весело проводит время, пирует, да услаждает свою похоть. А чем он отличается от Ицхака? Ровным счетом – ничем. Он не царь, ни по духу, ни по происхождению.

А госпожа Береника, это же совсем другое дело! Она красива, благородна, часто устраивает для бедняков бесплатные обеды, при хорошем муже это будет верная партия. Вот за это ее и любят, ей желают счастья, и очень многие поддерживают ее.

– Интересно, чем тебе не угодили римляне? – хмыкнул толстяк.

– О, мой добрый господин! Все, к чему притрагиваются римляне, становится в итоге прахом. Они ведут себя в нашей стране как хозяева. Все захватывают и отбирают у бедного народа. Например, один из римлян, некий Марк Тулий Северус хочет забрать мою лавку, а меня, моих четверых детей и бедную их больную мать лишить честного заработка. Разве это справедливо, вопрошаю я, обращаясь к богам? Он ругается и говорит, что у вас, проклятых иудеев. есть свой рынок, и мы должны продавать товар в своем квартале, где живем. Говорят, у него большие связи в Вечном городе. Даже Гней Помпей лично знаком с ним. Ужасный человек этот Марк Тулий Северус. Не мог ли господин защитить меня от его нападок? Или, быть может, разрешить вопрос таким образом, чтобы с ним можно было как-то разобраться другим добрым людям.

Иудей смиренно поклонился.

– Хорошо, – толстяк одобрительно покачал головой. – Мы это обсудим немного позже. А сейчас я хочу, чтобы ты удивил меня. Покажи мне свою самую красивую вещь. Я весь в нетерпении.

– О, у меня есть одна славная штучка, которая вамо обязательно понравится. Говорят. ее подарил возлюбленный Парис красавице Елене, когда увел ее от Менелая. «Камни любви», так она называется.

Иудей ловко прошмыгнул в тайную комнатку и через пару минут вышел из нее, держа в руках небольшую блестящую черную шкатулку.

– Вот из-за этой красоты сердце прекрасной Елены навсегда стало принадлежать Парису. Даже страшно подумать, что она стало причиной Троянской войны, в ходе которой сложили свои головы и бесстрашный Гектор, и великий Ахилл, и тысячи других славных мужей. И что мы имеем сейчас? Красивая вещь осталась, а Троя канула в лету, – улыбался во весь рот хозяин лавки.

Он протянул шкатулку гостю, и взору того открылось необычайной красоты ожерелье. На основной цепочке, из желтого золота, с рыжеватым отливом, крепилось несколько подвесок разной длины, украшенных драгоценными камнями. Они были, словно лепестки разных волшебных цветков, но смотрелись удивительно гармонично. Каждый из камней: рубин, сердолик, лазурит, отливал своим неповторимым цветом, и все они вместе создавали иллюзию постоянного движения этих сверкающих огней. Преобладали в колье необыкновенная бирюза и малахит.

– Очень символично, – задумчиво выдавил из себя толстяк. – Ты, честно говоря, удивил и порадовал меня. Этот цвет самой богини неба Хатхор. Сколько ты хочешь за эту штучку?

– О, сущие пустяки! Всего лишь ваше внимание в том деле, что я рассказал. Красивые драгоценности должны носить самые красивые женщины!

Толстяк поблагодарил иудея и вышел к ожидающим его слугам. Вечером того же дня ему удалось встретиться с дочкой фараона.

Старшая дочь Птолемея Береника Эпифания со своими служанками в это время отдыхала в одном из летних садов в царском квартале, когда ей передали, что один из придворных служащих хочет ей сказать что-то важное.

Развалившись на мягком ложе, в окружении своих шумных служанок, в пышных париках из конского волоса и молчаливых стражников нубийцев, она была похожа на ленивую львицу, отдыхавшую вместе со своим прайдом на берегу реки после удачной охоты. Все они с удивлением разглядывали этого нескладного пузатого человечка, который приближался к ним на полусогнутых ногах, дрожа всем телом.

– Кто ты и зачем хотел меня видеть? – пристально вглядываясь в его лицо, недовольно произнесла дочь фараона. Ее лик был прекрасен. Черные, пронзительные глаза, подчеркнутые сурьмой, сверкали на солнце ярче, чем дорогие золотые браслеты на ее запястьях. Выразительные тонкие брови были похожи на стремительно летящие в небеса быстрые стрелы, а алые, пухлые губы, словно рубины, дополняли ее красоту.

– Желаю здравствовать, великая госпожа! Меня зовут Потин, я ваш покорный слуга при дворе великого фараона. Зная, что вы будете на церемонии открытия храма лучезарной богини Хатхор, хотел бы порадовать вас и преподнести скромный подарок от ваших поданных из народа.

– Я вспомнила твое лицо, – задумчиво произнесла Береника. – Он один из наших евнухов? – обратилась она к своим служанкам. – Ты полный кастрат?

– Нет, ваша милость. Меня кастрировали частично здесь, при дворе, около десяти лет назад. Господин Мардиан, старший евнух выкупал меня в горячей ванне и после этого отрезал ненужную мне плоть острым ножом.

– Чем ты занимаешься при дворе? – довольно холодно спросила Береника?

– Я нахожусь на среднем уровне среди других слуг, госпожа. Помогаю распространять указы нашего великого фараона, сопровождаю чиновников и зарубежных гостей в их прогулках, слежу за поведением наложниц и слуг низшего уровня, иногда наказываю провинившихся.

– Довольно, – перебила его Береника. – Мне становится ужасно скучно. Покажи свой подарок, – приказала она.

Одна из служанок по имени Ламия подошла к Потину, ей он и протянул заветную черную шкатулку, по – прежнему не смея поднять головы.

Береника открыла ее. Ее окружение столпилось возле дочери фараона, с любопытством заглядывая внутрь. На несколько секунд затихли их голоса, потом раздались восхищенные возгласы.

– Чудесно, какая прелесть, это украшение словно создано для вас! – защебетали они, как ранние птицы, наперебой.

– Ваша светлость, оно необыкновенно. Вы словно Золотая госпожа любви, – пела златоволосая Пиерия.

– Ах! Такой красоты я прежде никогда не видела, – вторила ей изумленно самая старшая из служанок Хиона.

Даже молчаливые нубийцы, стоявшие на страже, и те искоса старались рассмотреть предмет всеобщего восхищения.

– Это золотое ожерелье, камни любви, – несмело пискнул, как котенок, Потин, нарочито умиленно глядя на происходящее.

– Вы будете олицетворением самой богини неба, ведь это ее любимые цвета! Позвольте мы вам ее наденем! – стрекотали в один голос служанки.

– Не здесь и не сейчас, – оборвала их восторженные речи Береника.

Она смерила с ног до головы сжавшегося Потина.

– Я выражаю своему так называемому народу благодарность. Кто решил меня порадовать таким образом, могут рассчитывать на мою милость. А ты… – дочь фараона слегка улыбнулась, – учитывая, что безвреден для моих девочек, с этого момента можешь находиться иногда в моей свите. Надеюсь, ты наделен не только талантом угождать.

Потин был вне себя от радости, его сердце рвалось наружу из груди, как птица из клетки. Он припал к ногам дочери фараона и с благодарностью, как верный пес, смотрел, не отрываясь, в ее красивые глаза.