Читать книгу Эх, Малаховка. Книга 1. Поступление - Елена Поддубская - Страница 16

В секторе по прыжкам в высоту Кашина и Николина соревновались вдвоём на высоте метр шестьдесят. Изначально было шесть участниц, но это были девушки с других кафедр: игровых спортов, гимнастики, конькобежного спорта, плаванья. Перепрыгивая планку кто ножницами, кто поджав сразу обе ноги, как в прыжках в длину, кто даже проныривая дельфинчиком, спортсменки «сошли с дистанции» на высоте один метр сорок пять сантиметров. Сектор остался во владении легкоатлеток. Цыганок, ловко преодолевшая метр пятьдесят, на следующей высоте трижды врезалась в планку.

– Тоже мне карикатура, – прошипела на такое Кашина, – Быстрее бы уже убрали её, чтобы не остывать тут.

При жаре под тридцать градусов остыть было трудно, но Ира вела себя как именитые высотники: после каждой удачной попытки натягивала трико, гимнастёрку, расшнуровывала шиповки. Николина, начавшая соревнование с высоты метр пятьдесят, прыгала сразу за Светой.

– Ну и карга, – тихо прокомментировала она слова Кашиной, готовясь к прыжку. Цыганок, тоже тихо, ответила:

– Та не обращай внимание, Ленуся. Таких краль видали мы по самое не хочу. Ты давай, накати её, шоб не выпендривалась.

– Попробую, – пообещала Николина и отбила Свете по ладони.

Цыганок быстро собрала свои вещи и уселась тут же, в тени деревьев, рядом с основными зрителями. Среди них были снова Галицкий и Гена Савченко, а также абитуриенты, которые вслед за девушками должны были держать экзамен по высоте и, уже «отстрелявшиеся» на других дисциплинах, штангисты и кое-кто из бегунов.

– Да уж, эта с косой глотку кому хошь перегрызёт, – подумал вслух Гена, подсаживаясь поближе к Свете, – Как она тебя подковырнула, да?

– Идиотка, – характеристика Цыганок была краткой.

– Норовистая, – заключил Гена, осуждая поведение Кашиной.

– Гоношистая, – поправил волейболиста Виктор Малыгин, – Корчит из себя много. Посмотрим чего она в секторе стоит. А то глоткой брать – проще, чем прыгать.

– Во, Витюша. Правильно говоришь. А то «норовистая, норовистая». Почему это, Гена, она для тебя норовистая? – Света говорила строго, но смотрела кокетливо; она сразу выделила этого длинноносого чубастика с хитрым взглядом. Парень поплыл от листьев деревьев, качающихся в девичьих глазах:

– Та почему, почему? Потомуша. – В голове волейболиста пронеслись вихрем несколько мыслей, суть каждой из которых была только одна: что означают искорки в глазах землячки?

– Потомуша, потомуша, – задумчиво пропела Цыганок, – Эх, попить бы. Жарень такая, – Света потянулась. Гена, глядя на неё, инстинктивно вытянул шею:

– Это надо в общагу идти. Или на кафедру лыжного спорта; она ближе всех.

– Держи, Света! – протянул бутылку Андрей Попинко. В его огромной спортивной сумке мог бы поместиться целый буфет. Все сидящие посмотрели на бутылку с завистью.

– О, спасибо, дружище, спасаешь, – Света взяла протянутую «Боржоми», – А стаканчик?

– Нету, – Попинко извинительно улыбнулся, – Мама ведь мне для себя положила.

– Мама? Это хорошо, что положила. Ладно, Андрюша, я аккуратно попью. – Девушка вытащила пластиковую пробку, предусмотрительно заткнутую скорее всего также мамой Андрея, и налила себе в рот немного воды, не прислоняя край бутылки к губам. После этого она тщательно вытерла горлышко краем майки, закупорила бутылку и вернула, – Гигиена – превыше всего. Держи, Андрюша, тебе ещё прыгать. Спасибо! – сладостное любого украинца «г» как «хг», с придыханием, разлилось по ушам Савченко. Он улыбнулся, но когда мимо него проплыла ёмкость с жидкостью, снова сглотнул слюну и проводил «Боржоми» взглядом до сумки.

– Сходи на кафедру лыжного спорта, – посоветовал тут же Малыгин, – Нам ещё экзамен сдавать.

Гена молча кивнул.

В это время Михайлов при помощи студента, взятого ассистировать судейство, подняли планку на высоту метр шестьдесят. При личных рекордах за метр семьдесят и званиях «кандидат в мастера спорта», подобная высота должна была казаться обеим высотницам плёвой. Но, учитывая качества сектора для прыжков: резины не было и здесь, прыгали всё с того же битума, а также ответственность момента, обе спортсменки заметно посерьёзнели. Николина заново промеряла шагами разбег на дуге и добавила лишний шаг. Она пошла к лавочке, на которой лежали их вещи, чтобы взять мелок и нарисовать им новую отметку. Кашина, наблюдавшая исподлобья за действиями соперницы, будто случайно наступила на меловую палочку, лежавшую под лавкой, именно в тот момент, когда Лена нагнулась за нею.

– Ой, извини, не заметила, – дразнящая улыбка промелькнула на лице Иры.

– Вот зараза, – крикнула Цыганок из-под дерева, – Ты шо делаешь?

– Я не заметила этот мел, – обернулась Кашина на оклик, – И вообще: не надо разбрасывать свои вещи где попало. Здесь сектор, а не квартира в Химках, – снова улыбка, и опять с издевкой, вернулась к Николиной. Ира, мотнув косой, пошла на исходную позицию. Лена хмыкнула и покачала головой:

– Ладно, Кашина, с тобой всё ясно.

– Что тебе ясно? – глаза Иры вмиг загорелись яростью. Было понятно, что она, если дело дойдёт до скандала, не преминёт его устроить.

– Ничего. Ясно, что у тебя толчковая левая, а моя толчковая – правая, – Николина пропела слова из песни; как никогда фраза Владимира Высоцкого была в тему: девушки действительно прыгали с разных сторон. Зрители за сектором зааплодировали и даже приветливо засвистели.

– Молодец, Ленуська, – Цыганок захлопала, – Бей гадов! – Света вошла в раж. Михайлов, распоряжавшийся на секторе в роли судьи, шикнул:

– Эй, галёрка, а ну цыц! Кашина прыгает, Николина готовится, – голос преподавателя принял официальный характер.

– Нашла время песни петь, – огрызнулась Кашина, дойдя до начала разбега.

– А как же Лене теперь без мелка? – запереживал Попинко и стал рыться в сумке; на всякий случай. Он знал, что ничего подходящего для разметки у него нет.

– Сейчас устроим, – Галицкий поднялся с травы и пошёл в сторону Николиной. Дойдя до девушки, перешнуровывавшей шиповки на лавочке, он вынул из кармана штанов лейкопластырь и протянул, – Держи, Лена. Это, конечно, не мел, но, если оторвать кусочек, то можно попробовать приклеить к битуму.

Николина от удивления встала, посмотрела на юношу протяжно и трогательно. Протянув руку, она медленно взяла белый рулончик лейкопластыря и, не отрывая взгляда от глаз Галицкого, продолжительно моргнула:

– Будем дружить.

Обещание было коротким, но сказано с такой откровенной признательностью, что вызвало у Юры сухость во рту.

– Будем, – кивнул он, заливаясь краской.

– О, народ, чую что-то из этого может набухнуть, – Cавченко косанул глазами на молодых людей и с намёком повёл глазами.

– Закройся, Хохол, – тут же отреагировал Малыгин, несколько грубо, властно, так, что Савченко вытаращил глаза: когда это было, чтобы абитура голос на третьекурсников поднимала? Но момент для схватки был неподходящий. Да и Виктор не дал ответить, произнёс с сожалением, – Был бы у меня пластырь, я бы тоже дал.

– И я бы дал, – кивнул с готовностью Андрей Попинко, отставляя в сторону раскрытую сумку, – Хорошая она, Николина, да, Витя? И добрая.

– Не то слово! Наш человек, – заверил Малыгин.

Все зрители молча оценили сказанное, пронаблюдали за тем, как Ира спокойно перепрыгнула установленную высоту, а Лена прикрепила пластырь к новой отметке.

– Прыгает Николина! – объявил Михайлов, тоже заинтересованный интригой, возникшей в секторе.

– Ну, не подведи, подруга, – пожелал он Николиной, прошедшей мимо него на исходную позицию.

– Не подруги, подвуга, – повторил в тени берёзы рыжеволосый парнишка в очках. Кирьянов, сидевший рядом с Кирилловым, пившим молоко из бутылки, резко оглянулся:

– Ты чё сказал, рыжик? – Переспросить парня Толик Кирьянов счёл за необходимость; стало казаться, что слуховые галлюцинации принимают у него хронический характер.

– Я сказал? – рыжеволосый малыш в очках удивился.

– Ты. Не я же. – Кирьянов для верности потряс пальцем в ухе, словно там была вода, – Ты что только что сказал?

Ячек понял, что старшекурсник обращается к нему и понял почему: из-за болезни, его часто не понимали. Он улыбнулся, поясняя, но снова переставил буквы, не нарочно, так получилось:

– Сказал, чтобы она выгнула попрыше.

– Чего-о?

Теперь к рыжеволосому повернулись все.

– Ну, то есть прыг-ну-ла по-вы-ше, – рыжий говорил теперь по слогам, старался быть понятным, – Я – дизлексик. Есть такое заболевание. Иногда путаю буквы и даже слоги, – лицо парнишки пошло от волнения пятнами.

– А-а, понятно, – Кирьянову понятно было только то, что его здоровье вне опасности, – А как тебя зовут? На всякий случай.

Толик подумал, что наверняка такие «способности» рыжего абитуриента могут пригодиться для реприз в КВНе. Каждый год эта игра проводилась в институте. Играли кафедра против кафедры. Легкоатлеты были неоспоримыми лидерами в первенствах. Во многом, благодаря смекалке самого Кирьянова. Абитуриент, думая, что старшекурсник спрашивает от нежелания слышать его, понурил голову:

– Я – Миша Ячек, – он подождал, пока толпа проглотит его слова, потом извинительно добавил, глядя на Кирьянова, – Можно просто Миша, Можно Мячек. Ой, то есть Ячек. Простите. – Парень ещё больше замялся, услышав взрыв смеха на свои слова. Кирьянов протянул ему руку:

– Держи пять, – прежде, чем завалиться на траву от смеха.

– Мячик, так Мячик. – загоготал и Гена, сидящий рядом, – А ты из каких краёв? Мы вон с Юрком хохлы: я из Симферополя, он из Киева.

– Нет, я – поляк.

– Поляк? Даже так. Не поляк? – Савченко не верил.

Ячек не переставал смущаться от теперь уже общего внимания:

– Так у нас горовят, – объяснил он, ставя ударение на вторую «о».

– Чего? Ты откуда, парень? – вернувшийся на траву Галицкий до этого был погружён в свои мысли, но тут его «расклинило». Ячек ответил Галицкому гордо:

– Я из Гомеля. Беролуссия. Слыди, похал?

Галицкий и Кирьянов тут же переглянулись, подмигивая. Юра, постоянный автор реприз и монологов для КВНа, тоже оценил способности Миши в перспективе юмора. Надо же, как просто, переставляй в словах буквы и слоги и одним только этим укладывай народ в покатку.

– Это ты щас как бульбаш говоришь или как поляк, – уточнил Гена у Ячека.

Миша кивнул уверенно:

– Это я как русский.

– Да?! – Гена напряг лоб.

– Что в переводе: «слыхал поди», – помог Гене Галицкий, – Да, нелегко тебе, парень, – посочувствовал он Ячеку.

– Не, ле мегко, – Миша переводил извинительный взгляд с Гены на Юру, – С дества ныло всё бормально, а в школе началось. И цирфы и буквы пистал сать назинанку. – Ячек говорил грустным тоном, а народ вокруг него валился со смеха, понимая половину и сразу переводя новые сочетания в калабмуры.

– Ой, не могу: пистал сать – это же самому можно обосса… – Гена осёкся на полуслове, дернутый за руку Галицким, и прикрыл рот ладонью, продолжая смеяться, но глядя с извинением, – Простите, девочки. Но ты, Юрок, сам видишь – ну и болезнь: ржачка одна, да и только. Слышь, Мячик, ты на какую кафедру поступаешь? На всякий случай.

– Акробастики и гимнатики, – совсем смущённый общим вниманием, парень старался говорить серьёзно. Вместо этого ржание накрывало его шквалом. Народ на траве лежал впокатку.

– Ой, не могу! Это же просто находка, а не парень. Как ты сказал: акронастики и гимнобатики? – Гена хохотал громче всех, – Ну всё, старики, – конкура вам теперь для КВНа обеспечена. – Савченко любил конкурсы юмора и смеха, хотя сам в них не участвовал: его кафедра игровых видов никогда не могла набрать необходимое количество участников.

Николина, расслышавшая издалека последние слова Ячека, тоже засмеялась.

– Э, э, народ, а ну успокоились! – попытался внести порядок в обстановку Михайлов, сам посмеиваясь, – А ты Мячик, или как там тебя? Лучше пока помолчи. А то и вправду цирк получается, вместо экзамена по спецухе. Николина, готова?

Лена кивнула.

– Давай! – Михайлов отошёл к столику с протоколом соревнований и взял в руки два флажка: белый и красный. Лена медленно начала разбег, красиво поднимая колени, пружинисто отталкиваясь от битума, ритмично работая руками, плавно вписываясь в дугу. Она разгонялась прогрессивно и, оказавшись перед матами, поняла, что разбег вышел слишком быстрым: планка замаячила совсем близко. Резко укоротив предпоследний шаг, Николина со всей силы напрыгнула на толчковую правую и тут же пружиной взлетела над ямой. Будь перед ней высота побольше, попытка наверняка оказалась бы неудачной: такие ошибки в разбеге не позволяли технично преодолеть планку, но высота была не предельной. Поэтому Николину с силой выбросило наверх и, чтобы не завалиться, не оставалось ничего другого, как сгруппироваться и завершить прыжок не классическим «фосбери-флоп», а новичковым «горшком». Но высота была взята. И, несмотря на то, что прыжок получился корявым, он вызвал у зрителей бурю радости.

– Засчитано! – Михайлов, стоящий у края матов, махнул белым флажком. И стоило ему только это сказать, как планка повернулась и упала.

– Нечестно, – тут же закричала Кашина. – Высота не взята.

Ира сорвалась с места и быстрым шагом подошла к планке, подняла её, – Не считается, – повторила она, глядя на Михайлова суженными глазами. Планка – обычная дюралевая труба, отпиленная и слегка приплюснутая с концов, была круглой, лёгкой и явно не приспособленной для метки высоты. Деревянные чопики, опиленные как прямоугольники и вставленные в полые концы, должны были обеспечивать трубке устойчивость. Не обращая внимания на скандальную Кашину, Михайлов забрал у неё импровизированную планку:

– Дорожка номер один, идите на место. – Михайлов, похоже, нарочно так назвал абитуриентку, памятуя, что ей это не нравится. Но и ему поведение склочницы было не по нутру; в спорте всегда должен был присутствовать дух не только соревнования, но и солидарности. Эта самая планка вполне могла вот так же упасть и после прыжка самой Кашиной. Лёгкая трубка качалась между стойками даже без всякого шевеления воздуха или матрасов.

– Вы подыгрываете Николиной, – Кашина всё ещё стояла рядом с преподавателем, вынуждая его признать поражение соперницы, – Я сообщу об этом заведующему кафедрой.

– Что? – взорвался Кирьянов. Средневику тоже была чужда подобная психология единоличника, – Ну тут ты, подруга, пролетаешь. Мы все здесь свидетели того, что планка упала уже после того, как судья зафиксировал взятие высоты. Да, Михал Михалыч?

Михайлов серьёзно кивнул головой, кивком указал Кашиной на лавку и объявил для всех:

– Попытка Николиной засчитана. Это я нечаянно толкнул мат ногой. От этого качнулась стойка, и уронила планку. Так что, дорожка номер один, вы зря тут угрожаете. – Невысокий преподаватель спокойно выдержал недружелюбный взгляд и сопение разочарованной Кашиной. Как только Ира пошла к лавке, Михайлов попросил, – Готовьтесь, девушки. Следующая высота – метр шестьдесят пять.