Читать книгу Эх, Малаховка. Книга 1. Поступление - Елена Поддубская - Страница 3

Приёмная комиссия МОГИФКа – Московского областного государственного института физической культуры, расположилась на первом этаже центрального корпуса в одном из коридоров, соседствующих с кафедрой по анатомии. Любопытные абитуриенты могли таким образом не просто подпирать стены, ожидая своей очереди для подачи документов, но и разглядывать анатомические единицы человеческого тела, выставленные на показ на стендах кафедры в виде обычных плакатов, рельефных афиш-макетов и даже в натуральном, забальзамированном виде в банках и под стеклом. Большинство смотрело на экспонаты c отвращением, редко кто – с любопытством, ещё меньше – с интересом. Вообще-то основной срок подачи документов уже закончился, но коридор не пустовал и комиссия работала. До самого последнего дня приёма прибывали опоздавшие. Кто-то забыл вложить в список требуемых документов заверенную копию свидетельства о рождении и в последний день вынужден был нестись к нотариусу. Кому-то было лень переписывать вручную и заверять в учебной части выписку с оценками из аттестата зрелости и они рассчитывали, что просто показать бумагу – пройдёт. Но уловка не удавалась и лентяи брались за перо. Некоторые пренебрегли советом учебной части явиться для сдачи документов загодя, до начала экзаменов и, сэкономив на жилье, прилетели в Москву в последний момент. И прочее, прочее, прочее. Такое повторялось каждый год. Потому, несмотря на то, что вступительные экзамены по специализации начинались для всех и сегодня, допуск к ним имели не все. В коридоре кипели страсти, лились слёзы, рушились надежды.

Примерно в такой ситуации оказался один из абитуриентов – рослый красавец кавказской национальности Малкумов Армен. Несмотря на светлую кожу, парня выдавали чёрные волосы, обильный волосяной покров и выбритые до синевы скулы. Армен впервые пришёл в институт к девяти часам и никак не мог понять почему в коридоре наткнулся на очередь таких же как он. Записавшись и приобретя двадцать шестой номер по списку, Малкумов важно вышагивал по коридору. Большие зелёные глаза, очерченные густыми ресницами, выхватывали ожидающих, заметно тормозя на девушках. Прохаживаясь взад-вперёд чтобы убить время, Армен то и дело бормотал что-то на своём языке. Переход на русский осуществлялся автоматом при выходе очередного абитуриента из комнаты приёмной. Скучающая очередь украдкой рассматривала красивого кавказца, облачённого во всё светлое: от тенниски до мокасин. Первые полчаса работы комиссии разгрузили очередь на пятнадцать мест. Армен прикинул, что если дело так пойдёт и дальше, то на экзамен к девяти тридцати он успевает. Пальцем проведя по макету мышц брюшного пресса, кавказец махнул на открывшуюся дверь:

– Эй, кто там следующий? Давай, брат, иди скорее. У меня экзамен сегодня. Боюсь опоздать, – высказав требование, Армен улыбнулся сразу всем.

Юноша-очередник, зачарованный глубоким баритоном кавказца, очнувшись выскочил с откидного стула, как со стартовых колодок. Седушка бешено закачалась вперёд-назад. Девушка в кедах и с целлофановым пакетом в руках подошла к стулу, остановила его, монолитом всела без разговоров.

– У всех экзамен сегодня, – обрезал энтузиазм кавказца широкобёдрый коротышка с орлиным носом и многодневной тёмной щетиной. Заметно разочарованный тем, что не успел сесть, он отлип от стены и тоже подошёл к стенду с экспонатами. Малкумов широко раскрыл и без того широкие глаза:

– А ты что говоришь, дорогой, а?

– То и говорю. У меня тоже сегодня утром легкая атлетика, а завтра гимнастика, – коротышка говорил уверенно, спину держал ровно. Армен посмотрел с интересом:

– Гимнаст, да? – в голосе кавказца слышалось сомнение: собеседник был мелким и корявым. Но держался настоящим мужчиной:

– Конькобежец.

– Конь-ко-бежец? Это на коньках, да? – зимние виды, преимущественно горные лыжи, на Кавказе считали за отдых, никак не за спорт. Потому и прозвучало в голосе Армена сомнение: «Разве этому учат?»

Крепыш кивнул и усмехнулся:

– Что-то вроде того.

– А гимнастика зачем?

– Вместо специализации.

– Ничего нэ понимаю. – Армен снова провёл по мышцам макета, потом по своим, явно не служившим анатомическим идеалом. Догадаться, что летом негде было сдавать экзамен на коньках, в голову не приходило.

– Я тоже не панимаю, – в разговор встрял худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки, – Я – конный сыпорт, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.

– Чего? – обернулась на парня вся очередь.

– Опп – опышая пизическая падгатовка, – луноподобное матовое лицо улыбнулось, обнажив крупные белые зубы.

– А-а, – выдохнул Малкумов, – Так бы и говорил: легкая атлетика, – сам он, насколько ему объяснили ещё дома, тоже должен был бежать, прыгать и что-то там ещё, парень плохо помнил. Азиат опять улыбнулся:

– А я так и говорю – опп, – губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными, едва розовыми. Они зависли в благодушном разрезе улыбки. Армен подумал, потом подошёл совсем близко к азиату. Глаза кавказца искрились:

– Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?

Паренёк из Азии не понял и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Коренастый конькобежец громко засмеялся:

– Стипль чез! – Очередь опять оглянулась, теперь уже на конькобежца. Тот, пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил. – Бег с барьерами.

Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять не понял:

– Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.

– Где? – все снова натянули лица и напрягли слух.

– Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?

– А-а, во Фрунзе. Ясно, – конькобежец весело улыбнулся и пригладил тонкие усики поочерёдно, – Далековато живёшь, – заключил он, хотя в Малаховку поступали со всех уголков страны и про то знали многие. Азиат тяжело выдохнул, от того ли, что осознал где теперь его дом, или же потому, что не понял как отнёсся «конкобежес» к его Родине. Часто пареньку приходилось видеть недоумение и даже пренебрежение на лицах, когда он объяснял откуда родом. Хотя, все республики в стране имели одинаковый статус – советских социалистических, отношение к прибалтийским, например, было почему-то не совсем таким же, как к азиатским. Словно, последние были второсортными. И люди там жили, соответственно, другие. Во всяком случае, такое предубеждение нередко проскальзывало у жителей западных и центральных республик. Дремучих, ничего, кроме своих краёв не знавших. Потому как, тот, кто хоть раз побывал в Азии или на Кавказе, непременно влюблялся и в её народ, и в кухню, и даже в культуру. Да и вообще СССР был таким огромным и многоликим, таким богатым на языки народов, говорящих в краях, республиках и областях, что катайся по стране – не перекатаешься, всё равно всего не увидишь. И зоны разные – от вечной мерзлоты на Крайнем Севере, до субтропиков у Чёрного моря, и рельефы – на любой вкус: от пустынь Таджикистана и Узбекистана, до высоких гор Тянь-Шаня или Заилийского Алатау. А уж про различные климатические условия и говорить нечего. Хочешь настоящую жару – поезжай в пески Туркменистана, крайнюю точку страны на юге – город Кушку к пограничникам, шкура с потом слезет. Летом до плюс пятидесяти. А уж если холод любишь – самая дорога тебе в Магадан, к нанайцам, или в тундру на Таймыр, Дудинку или Норильск, к полярникам. Там и до минус семидесяти по Цельсию – не удивление. Что касалось самого парня, хорошо знавшего страну, так как благодаря спорту много повидавшему в ней, по нему лучше его Киргизии места на Земле не существовало – горы с хрустальными вершинами, умытыми летними дождями, засыпанными зимними снегами, озеро Иссык-Куль – чистое, как слеза, не хуже знаменитого Байкала.

– Да. Ошень далеко я живу, – согласился азиат, изучая лицо коренастого парня и радостно замечая, что он не смеётся. Потому и позволил себе добавить, – Пырунзе – три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?

– Из Харькова, паря.

– Это Укыраина, да! – обрадовался золотокожий парнишка, – Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.

– Да. Меня зовут Юлиан. Можно просто Юлик, – конькобежец протянул руку.

– Серик, – ответил азиат рукопожатием.

– Как? – Юлик еле сдержал смех, но, так как он был все же воспитанным юношей, сдержал. Не заметив подвоха, азиат повторил с достоинством:

– Серик. Шандобаев.

– Это что – имя такое или прозвище? – Армен подтянул повыше молочно-кремовые брюки и сел на корточки перед парнишкой. Серые белки кавказца упёрлись в красные азиата. Невысокий Серик посмотрел на рослого Армена почти с обидой:

– Пошему не имя? Это по-русски некырасиво зывушит, а по-казахски Серке – вожак, лидер. Вапще я – казах, но живу в Кыргызии.

– Как интересно. А зачем верёвка? – поинтересовалась девушка с пакетом.

– Дыля думат шитобы. Панимаеш: сидыш, берёбка курутиш и думат карашо.

– Про что думать-то? – Армен пожал плечами: поступают, сдают практические экзамены, чего голову ломать: беги быстрее, толкай ядро дальше. Всего делов! Но азиат произнёс мечтательно:

– Пыро горы, пыро Прунзе, пыро кониа.

Малкумов понятно кивнул.

– А коня как звать? – снова полюбопытствовала девушка в кедах и с мешком. Серик ей признательно улыбнулся:

– Берик – зынашит кырепкий, – гордо и спешно ответил наездник, предупреждая вопросы. Но тут конькобежец все же не выдержал и засмеялся:

– Охренеть: Серик на Берике, значит? – шевелюра парня затряслась.

– Зачем смеёшься, брат: красивое имя, – вступился теперь Малкумов, вставая и крепко пожимая руку нового знакомого из Фрунзе. Ему, как представителю народной диаспоры обида товарища была ясна: над кавказцами тоже частенько подтрунивали – что на русском говорят смешно, но говорят ведь! Ни один русский на его родном слова не скажет. Что одеваются иначе. А сами-то смешные, джинсы напялят, под самые самые, ни сесть ни встать. Что женщин любят и комплименты им часто делают. Но тут уж, как говориться, спрос идёт от того, что русские мужики, порой, утюги-утюгами: не приласкают публично, ни приголубят. Пить любят. И женам, если изменяют, то ругаются потом с ними вдрызг. А на Кавказе все всех любят и все друг другу помогают. И никто не ругается. Особенно с женщинами. Потому, как каждый своё место знает: жена – уважай мужа. И тогда лад во всём будет. «Эх, русские, русские» – подумал кавказец не без грусти, глядя на Юлиана. Как для православных все мусульмане были на одно лицо, так и для мусульман православные мало чем друг от друга отличались. Мысли смуглого красавца прервала девушка в кедах:

– Серик? – уточнила она для верности про имя.

– Берик! – пояснил ей кавказец, – Да и Серик – тоже неплохо. Сразу понятно откуда родом, – Малкумов поднял вверх указательный палец. Девушка пожала пальцами в кедах, протянув что-то похожее на «угу».

– Сыпасибо, братан, – Серик трижды потряс протянутую руку, – А тебя как зывать?

– Армен. Малкумов. Нальчик.

– Это на Кавказе, – уверенно проговорила девушка в кедах, обрадовавшись своим знаниям.

– Точно, красавица! Кабардино-Балкария, – гордо ответил Армен. Юлик прищурился, осматривая его:

– А ты кабардин или балкар?

– Армянин. А папа у меня – грузин, – кавказец говорил о таких вещах, не подозревая, что это может вызвать недоумение. Девушка в кедах нахмурила лоб:

– Это как так?

– Это кто-то, где-то, когда-то, кого-то, – Юлик посмотрел на Малкумова, закусив губу и даже ус, – Да, богатая география у граждан нашей страны.

С минуту все молчали, потом девушка в кедах чихнула, достала из пакета огромный клетчатый платкок, отсморкалась и снова обратилась к Армену, опустившемуся рядом с ней на корточки сбоку от стульев и подоткнувшего спиной стенку:

– А ты на какую кафедру поступаешь?

– А что такое «на какую кафедру»? Я это нэ понимаю, красавица. Я в институт физической культуры поступаю, – Армен степенно встал, снова подошёл к стенду и снова ткнул в пластиковый брюшной пресс, который выражал видимо в его глазах всю представительность заведения. Сидеть на месте кавказцу было – сущее наказание. Серик улыбнулся девушке:

– Ты не перышивай. Бывает пилпак. Бывает пакультет пизики и математики. А это – инсититут пизической культуры. Поняла?

Девушка неуверенно кивнула. Юлик затрясся в смехе, стараясь отвернуться в сторону, но дрожащая шевелюра выдавала. Кто-то в очереди отошёл от говорящих подальше. Кто-то, наоборот, приблизился к группе. Девушка в кедах шумно выдохнула и поставила пакет между ног. Она посмотрела на Армена, пытаясь выяснить непонятный факт:

– Ну понимаешь, Армен, тут в институте бывает кафедра баскетбола…

Малкумов, отрицая, замахал.

– Какой баскетбол, слюшай?

– Нет, ну всё-таки. Бывает кафедра конькобежного спорта и хоккея, – указывая на себя, подсказал Юлик, сине-красный от необходимости сдерживать смех.

– Нэт. Не это тоже. Я же сказал – нэ знаю, – похоже парню было все равно куда он поступал. Вот только остальные этого не поняли и переглянулись с удивлением.

– А какой у тебя вид спорта? – девушке в кедах очень хотелось помочь кавказцу конкретизировать выбор.

– Спортивное ориентирование, – выговорил Армен со значением, высоко поднимая изящную кисть руки с длинными тонкими пальцами. Взгляды сфокусировались на ней. Очередь на мгновение погрузилась в такое молчание, что слышно было, как крутятся в комнате по приёму документов вентиляторы

– А это сы парашютом? – рискнул предположить Серик.

Армен посмотрел пристально, подозревая насмешку. Но спокойно-беззаботное выражение на лице казаха исключало любой подвох, поэтому Малкумов кивнул:

– Можно и с парашютом. А можно и бэз.

Девушка в кедах потёрла одну ступню о другую:

– А я и не знала, что есть такой вид спорта.

– Есть, – твёрдо заверил Армен.

– Канешна. Раз он зидесь, зыначит иесть. – логика казаха была железной. Девушка вздохнула и кивнула согласно, лишь бы оставить этот непростой разговор. Серик поглядел на неё с очередной улыбкой, – Тебя как зовут, кызымочка?

– Это ты ко мне, Серик? – девушка в кедах почувствовал как у неё теперь чешется спина и потянулась рукой через плечо, – Я – Сычёва, а не кызымочка.

Шандобаев, растягиваясь в улыбке максимально, попросил:

– Не обишайся, кырасавица. Кызымочка, по-казахски, зынашит девушка. Понымаеш?

– Понятно, кивнула Сычёва, – Только как ты поступать собираешься, если в русской школе не учился?

Серик удивлённо нахмурился, не понимая сомнения:

– Пошему не ушился? Я и в русской школа ушился, и в казахской ушился, и в кырыгызской. У нас во Прунзе интернат был сыпортивный. Там на всех языках говорят, Сычёва.

– Зачем, Серик, так официально: Сычёва? Как твоё имя, красавица, м-м? – Армен причмокнул карминными губами, как от вкуса вина, и попробовал взять руку девушки с намерением поцеловать. Она откровенно не далась.

– Не надо имя. Тут никому имя не интересно. Только фамилию спрашивают. Так что зовите Сычёва. Я – местная. Из Загорска, – бледное, дебелое лицо абитуриентки с пакетом было поражено прыщиками. При разговоре девушка то и дело откидывала голову назад, отчего из-под чёлки тёмного каре открывался лоб, особенно густо усеянный ими, и заводила руками волосы за уши.

– Из Загорска? Это где?

Ответить Армену девушка не успела. Открылась дверь комнаты приёмной комиссии и оттуда с криком выбежал счастливый студент:

– Ура! Мужики! Допустили!

– Куда? – вопрос был одновременно-общим.

– На сцепуху, – рыжий паренёк крутился волчком, разговаривая со всеми сразу.

– Куда-а-а?

Парень, осознавая, что его не поняли, остановился и произнёс медленно и по слогам:

– На спе-цуху! Я – дизлексик. Привыкайте, – паренёк махнул рукой на прощание, подтянул шорты и побежал к выходу. Его проводили взглядами.

– Счастливчик!

– Вай-ва-й, какой маладэц! – Армен снова воздел руку к потолку. Юлик согласился, конкретно покачав головой:

– Повезло, паря.

– А шито это за сыпорт «дислексик»? – Серик посмотрел на девушку в кедах. Сычёва задумалась, потом решила:

– Наверное борьба такая. Они все там говорят по-русски странно.

– Следующий! – потребовал из открытой двери кабинета мужской голос.

– Паря, это я, – Юлик отскочил от стены и скрылся в кабинете.