Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 44

Я шел один Хайфонским портом,

где кранов слышался хорал,

где под китайским флагом гордым

корабль надменно загорал.

Был на трубе плакатный идол,

и проступало на борту

замазанное «Made in England»

сквозь ярко-красную звезду.

Но я увидел, как неловко

на верхнем деке, на краю

матросик вешал на веревку

тельняшку мокрую свою.

Был гол до пояса матросик,

матросик выглядел тощо —

полустарик, полуподросток,

но человек – живой еще.

Я сам не раз стирал тельняшки

и на авралах спину гнул

и по моряческой замашке

ему вполглаза подмигнул.

Он огляделся воровато

и, убедясь, что никого,

мне подмигнул чуть виновато, —

мол, понимаешь, каково.

Потом лицо как бы заснуло,

он отвернулся, и молчок,

но что-то в нем на миг блеснуло,

как будто слабый маячок.

Я никогда в Китае не был —

не потому, что недосуг,

но мне матросик тот не недруг,

хотя сейчас – увы! – не друг.

И если был бы жив Конфуций,

то, у обмана не в плену,

в каком бы горестном конфузе

он оглядел свою страну.

Тот гордый флаг упал так низко,

так складки все на нем горьки,

когда по пальцам пианистов

древком с размаху – сопляки.

Когда все молятся портрету

того, кто давит мысль и честь,

единомышленников нету —

лишь соумышленники есть.

Но верю всею горькой болью,

что где-то, прячась будто мышь,

безмысльем загнана в подполье,

скребет бумагу чья-то мысль.

Кто он? Простее нет разгадки.

Поэт… Они как воробьи.

Сначала бьют их из рогатки,

потом разводят «из любви».

В аду казарменного рая,

где заморочили народ,

в народе правда вымирает,

но, умирая, не умрет.

И там, затравленно скитаясь,

напишет правду страшных лет

мой брат неведомый китайский —

духовный лагерник поэт.

В его стихах без лжи парадной

предстанут мумии чинуш,

лжекоммунизма император

и оскопленье стольких душ.

Дай Бог, чтоб тайные тетрадки

пошли в печатные станки,

чтоб промахнулись все рогатки,

чтоб в цель попали все стихи!

Спасибо, худенький матросик,

за твой опасливый подмиг,

за то, что ложь ресницей сбросил —

пусть боязливо, пусть на миг.

Народ никто не уничтожит.

Проснется он когда-нибудь,

пока еще хоть кто-то может

по-человечьи подмигнуть.