Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 61

Чьи рыжие волосы,

                               будто бы пламя кометное,

в Нью-Йорке взметнулись,

                                          в Париже мелькнули?

Ты песнями в морды швыряешься,

                                                       будто каменьями,

Мелина Меркури.

Сейчас в героинях не дамы с камелиями —

девчонки с каменьями.

Сестренка,

                 тебе посвящаю я оду!

Пусть рыжая прядка

в простреленной книге борьбы за свободу

навеки —

              закладка.

И ты, поджигая собой города,

по свету бушуешь божественно…

Как стыдно молчащим мужчинам, —

                                                            когда

трибуном

              становится женщина.

И белые молнии вскинутых рук

так яростно

                   воздух

                             рубят,

как будто у статуи выросли вдруг

отбитые руки.

Эллада,

            тебя я увидел такой!

Как храмы твои ни оплеваны,

искусство —

                    пощечина тою рукой,

которая даже отломана.

И слышат Мелину Афины и Крит,

и все подземелия затхлые.

Искусство твое —

                            несдающийся крик

от глотки, которая заткнута!

Все зрячие греки асфалию злят.

Слепые – надежны и выгодны.

Искусство твое —

                            несдающийся взгляд

тех глаз,

            которые выколоты.

А ты все пляшешь,

                              милый Зорба,

и пьешь, наверно, потому,

что на свободе быть позорно,

когда почетно сесть в тюрьму.

И только ноги ходят, ходят,

и выручает всякий раз

твое спасительное хобби —

когда увяз,

                 пускаться в пляс.

И катастроф великолепных

ты ждешь,

                 пока что не в тюрьме,

с одной девчонкой на коленях,

с другой девчонкой на уме.

И, неудачами раздавлен,

ты предвкушаешь, злой,

                                      ничей,

великолепие развалин

прогнившей власти хунтачей.

И ты,

        ногами балагуря,

еще станцуешь,

                         черт чумной,

вдвоем с Мелиною Меркури,

и я надеюсь, что со мной.

Я пью по утрам

                         свой московский кефир,

Мелину несут самолеты,

но слышу я голос подполья Афин

от Сретенки

                    и Самотеки.

Но перед тобою,

                          всемирная хунта,

прекрасно и неумолимо

искусство,

                 как рыжее зарево бунта

над головою Мелины.