Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 55

Что-то слоящееся,

                              двоящееся,

что-то

          само от себя таящееся,

собственной тяжести

                                  страшной боящееся,

душу свою от туристов,

                                      как ящерицу,

прячущее под камень.

Что-то

          совсем немыслимолетнее,

что-то первичное,

                             что-то последнее,

что-то,

          в чем – Авель и Каин.

Матка веков,

                     наизнанку вывернутая,

сфинкс,

            чья загадка,

                               временем выветренная,

нами не выведанная,

                                 канет.

Тело истории,

                      но не по главкам —

с маху разрубленное томагавком

вместе с кишками и калом.

Айсбергов красных

                               гранитные сэндвичи,

словно всю кровь убиенных,

                                             как семечки,

в жмых спрессовали по каплям.

Складки,

              как будто бы собраны вечностью

вместе морщины всего человечества.

…Кто ты,

             Гранд Каньон?

Кто ты, Гранд Каньон?

                                     Чего тебе надо?

Ты —

        это круги Дантова ада.

Ноев ковчег.

                    Вавилон.

                                  Эллада.

Римские цирки —

                             тиранов услада

на аризонском песке.

В каждой твоей раскаленной песчинке

спрятаны гунны,

                           ацтеки,

                                      инки,

будто огонь в угольке.

Эти утесы —

                     вожди краснокожие,

копьями

             мысли свои осторожные

помешивающие в костерке.

Ты —

        это всех пирамид средостенье,

это кремлевские стены

                                     с тенью

Ивана Грозного в клобуке.

Кто ты,

           Гранд Каньон?

С ответом туго.

Борются камни.

                          Каждый хитрюга.

Камни хотят придавить друг друга,

но победителей нет:

все в результате

                          борьбой поврежденные,

все побежденные,

все пригвожденные

тяжестью лет.

Камни в борьбе бессмысленной маются.

После друг к другу

                               они прижимаются,

и обнимаются,

и ломаются,

что-то хрипя напослед.

Те, что величественно государили:

все Македонские,

                            Ксерксы и Дарий,

в душу вселявшие страх, —

блохи,

          казавшиеся великанами, —

чем они стали сегодня

                                    в Гранд Каньоне?

Красною пылью

                          у мула в ноздрях.

Жалкий,

             как Наполеон в Египте,

я закричу вот-вот:

                             «Помогите!» —

перед лицом бессмертия встав.

Где императорская треуголка?

Будто бы в стоге сена иголка,

в рыжих пластах.

Вижу – торчит в базальтовой толще

усиков Гитлера щеточка тощая, —

мулу

       сжевать ее – это пустяк.

Всех,

        кто больны гигантизмом, —

                                                     в Гранд Каньон

Быстренько карлик поймет,

                                            что он карлик, —

у пропастей в гостях.

Кто ты, Гранд Каньон?

                                    Напластования

необъяснимого существования —

словно тома на тома.

Нету здесь горок

                           мирка диснейлендского.

Полным собранием Достоевского

горы страданий,

горы ума!

Рядом газеты окаменевшие,

но, к сожалению,

                           не поумневшие, —

горы дерьма.

Кто ты, Гранд Каньон?

                                    Ты – как Революция.

Буйны твои водопады ревущие,

словно восстание Спартака.

Над колорадскими перекатами

скалы —

             парижскими баррикадами —

делают юным тебя,

                              старика.

Ты

    над бушующими потоками

гордо плывешь

                        броненосцем «Потемкиным»,

увековечившим имя князька.

Спутник во мгле,

                            что чернее вара,

словно фонарик ручной Че Гевара,

где-то скрывающегося пока.

Кто ты, Гранд Каньон?

                                    Образ Америки.

Тропы как жилы рабочие,

                                          фермерские, —

хоть в президенты тебя выбирай!

Воздух уитменовский,

                                    роберт-фростовский,

но оглядишься —

                            пропасть за пропастью.

Ястребы в небе,

                         вороний грай,

кланы деревьев,

                          над пропастью выросших, —

это потомки семян,

                               эмигрировавших,

но не забывших свой край.

Ветер —

             молитвенный хор мормонов.

Кактусы —

                  хиппи небритые склонов.

Черные бездны —

                            гарлемский «рай».

Словно студенты,

                            внезапны обвалы.

Как большинство молчаливое,

                                                  скалы —

крепок на лбах

                        ледяной припай.

Сделан, Гранд Каньон,

                                    ты не по правилам.

Ты – небоскреб,

                           только внутрь направленный

Каменный яблочный пай.

Ты переполнен,

                         Гранд Каньон,

                                               химерами,

словно Notre-Dame de Paris of America,

и барахлом,

                  как сарай.

Ты,

     как Америка,

                          неприкаян,

ты,

    как она,

                разнослоен,

                                   Гранд Каньон,

ты,

    как она, —

                     вразнобой и враздрай.

Но и расколотый даже,

                                     ты целостен —

так тебя выстроил

                             с дьявольской смелостью

Бог,

      словно Фрэнк Ллойд Райт.

Кто ты, Гранд Каньон?

                                     Ты – людям награда.

Девочка сходит к реке Колорадо.

Ей лет шестнадцать.

                                Она так рада,

и раскладушка торчит в рюкзаке.

Девочка смотрит нездешне,

                                           небесно.

Тянет ее

             по краешку бездны

пес на спасательном поводке.

Чуточку странная эта туристка:

нет в ней боязни смертельного риска,

нет в ней желанья держаться в тени.

Странно идет,

                       осторожно ступая.

Вздрогни, Гранд Каньон:

                                        ОНА СЛЕПАЯ.

Ты ее камешком вниз не столкни.

Тихо идет с поводком над рекою,

трогая небо свободной рукою,

облака нежно касаясь щекою,

девочка в утренний час.

Что-то в ней есть от походки старушек,

но на лице ее столько веснушек —

детских всевидящих глаз.

С жадностью воздух вбирая глотками,

кожею видит она

                            Гранд Каньон,

чудо его красоты,

и, красотой исцеляюще ранена,

девочка эта слепая

                              в Гранд Каньоне

выше,

         Гранд Каньон,

                                чем ты.