Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 56
Стихотворения и поэмы 1971–1978 годов
1972
Дом Волка
Оглавление1
Домом Волка
Джек Лондон
прозвал этот дом,
горько видя последнее логово в нем,
убегая от славы,
словно волк от облавы.
И Джек Лондон бы мог прохрипеть,
зарыдав,
тайным страхом пронизан до самых костей:
«Мне на плечи бросается век-волкодав,
но не волк я по крови своей».
Страх планировал спальни,
столовую, кухню и ниши для книг.
Страх наметил бассейн
и каминные трубы воздвиг,
но входящий без стука,
затянутый в черное страх —
твой бессмертный посол,
человеческий крах.
А кого же боялся хозяин?
Боялся поддельных страстей,
потому что когда-то
он знал настоящую страсть,
и боялся гостей,
потому что любил он гостей,
но не тех,
кто к нему приходили
по крохам судьбу его красть.
И еще он боялся плохих новостей,
а хороших не ждал —
эти карты предчувствиям были не в масть.
Если б море когда-нибудь в гости пришло,
то, наверное,
не было б так тяжело,
только море не ходит в гости,
а играет с матросами в кости…
Пострашнее безвестности,
Мартин Иден,
если ты для кого-то
языческий идол.
Пострашнее всех прачечных,
Мартин Иден,
если ты любопытным
до прыщика виден.
Пострашней поножовщины,
Мартин Иден,
если стал твой успех незавидный
завиден.
2
В том обществе, где слава —
яд,
литература —
странный ад,
где среди гомона
и визга
поджаривает брата
брат
на постном масле гуманизма.
В этом странном аду
кое-кто
так поставил задачу:
помогать —
лишь попавшим в беду,
загрызать —
всех попавших в удачу.
Злобный взгляд подлеца
необиден.
Зависть друга страшна,
Мартин Иден.
Крикнуть хочется,
чуть не плача:
разве слава —
это удача?!
3
Хмуро мучишь мелом кий,
пьяный, над столом.
Ты обложен, миленький,
с четырех сторон.
Если хочешь скрыть свой след,
то гласит давно
беглых каторжников сленг:
«Залегай на дно».
Но, как близкий человек,
шепчет льстивый черт:
«Должен быть,
мой Фауст-Джек,
и на дне
комфорт».
И ты строил свое дно,
как попутал бес,
чтобы высилось оно
до самых небес.
И проекты дна-дворца,
сметы, котлован
уничтожили творца.
Черт – он хитрован.
Дом сгорел – пусть сгинет он,
но хрипит зола:
«Домом собственным сожжен
гений, и – дотла».
4
В старом фильме
«Гражданин Кейн»
есть дворец.
Там на лакее – лакей.
Вазы севрские,
саксонский фарфор,
ну а этот гражданин —
высокий вор.
Свою нацию
он ловко ввел в обман:
честь ее
он положил себе в карман,
и поймал его не кто-то,
а пожар:
он, рыча,
по гобеленам побежал,
и все то,
что было вроде на века,
черным дымом,
чадным дымом —
в облака…
Так
кончается
любой хапеж:
это
самовозгорается
ложь.
5
Но ты не был,
Джек Лондон,
вором —
бескорыстьем ты всех поражал.
Почему же таким приговором
осудил тебя тоже пожар?
Ты влеплял,
как пощечину,
честность
воровскому трусливому сброду,
но на бирже,
где вор на воре, —
самого себя погубя,
ты украл у себя неизвестность,
означающую свободу,
ты украл у себя море,
означающее тебя.
И пожар,
словно меч Дамокла,
над твоей головой висел.
И он съел сначала
Дом Волка,
а потом
и хозяина съел.
Есть в пожаре самом —
воровское.
Он сожрет
и безвинный кров,
но порой удивляюсь,
какое
у огня
есть чутье
на воров.
6
Добро пожаловать в Дом Волка!
Стучать
не тщись.
В руинах скрыта недомолвка.
Доскажет
жизнь.
Как оправданье бренной славы,
за столько лет
давно заполонили травы
весь кабинет.
Хвоща зеленая метелка,
усы овса…
Добро пожаловать в Дом Волка,
заблудшая овца!
Не щелкнет весело щеколда,
не скрипнет дом,
и не встряхнет в руках Джек Лондон
коктейль со льдом.
На братьев Кеннеди похожий,
он под норд-вест
вновь не подставит острый ежик.
На прошлом – крест.
В туманах суши сбился с галса
его штурвал.
Джек просто слишком надорвался
и – «подорвал».
Как Джонни в поезде забылся,
он в уголок
могилы собственной забился,
«на дно залег».
Но даже в смерти нету смысла,
когда никак,
и умерев, не можешь смыться
от куч зевак.
Туристы,
вам руины рады,
рад
мертвый волк.
Нацельте фотоаппараты
и разом – шелк!
Добро пожаловать на пепел
чужих надежд!
Здесь ни дверей, ни даже петель,
но стены —
те ж.
Предупреждаю:
осторожно,
скользнув бочком,
но все же их пощупать можно
мизинчиком.
О, как ты щупать любишь, мелочь,
величья прах,
как будто ты себя изменишь,
его поправ,
и лишь, пугая люд беспечный,
издалека
над пепелищем слышен
вечный
вой
Белого Клыка.
Лунная Долина, Калифорния – Москва, апрель – август 1972