Читать книгу КЛУБCLUBКЛУБ. Мемуары от третьего лица - Игорь Майоров - Страница 13

Рассказывать о возникновении клуба БЕЛЫЙ ТАРАКАН легко и приятно, поскольку и автор, и его герой не имеют к нему никакого отношения. Речь идет о собственно возникновении – странном, слегка мистическом процессе, когда идея, случайная мысль, странное предположение вдруг задерживаются на этом свете, не проходят мимо, не забываются, как забывается почти все, сказанное нами в суетном и необязательном общении друг с другом. Из этого процесса, ну или, если быть точным, из его результата и происходят разные вещи, которые изменяют – иногда в лучшую сторону, иногда в худшую, наш мир.

Несмотря на то, что точных сведений у меня нет, все-таки отдельные обрывки, кусочки чьих-то рассказов, слухи долетали до моих ушей – и версия существует. Для того, чтобы людям, незнакомым с историей вопроса было хоть что-нибудь понятно, мне придется совершить определенный исторический экскурс на несколько лет назад от того периода времени, который будет собственно описан в этой главе.

Историю клуба БЕЛЫЙ ТАРАКАН мы будем вести с того времени, когда группа артистов театра «У Никитских ворот» во главе с Алексеем Михайловичем Паперным, которого для краткости, да и просто по привычке, мы в дальнейшем будем называть Лешей, показали художественному руководителю (или его должность называлась как-то по-другому, не знаю – ну в общем начальнику) своего театра Марку Розовскому отрепетированный ими по ночам спектакль «Твербуль». Мы здесь не будем касаться достоинств или же недостатков спектакля (хотя в то время он нравился М. и может быть, в дальнейшем, если дойдут руки, о нем что-то будет написано отдельно), но спектакль был вышеупомянутым руководителем зарезан. Новак принес как-то запись обсуждения, сделанную, очевидно, тайно. Из выступления Марка Розовского следовало, что, во-первых, спектакль является интеллектуальным фашизмом и вообще отрицанием всего того, что он, то есть Розовский понимает как театр, а во-вторых что при условии, если он, то есть Розовский, внесет в спектакль определенные изменения и дополнения («рука мастера», так сказать), то спектакль в принципе может идти в его театре с естественным упоминанием сами понимаете, чьей фамилии в качестве руководителя постановки.

Ни для кого ни секрет, что подобные вещи в театре случаются достаточно часто и режиссеру, случается, приходится соглашаться, или же его особенно и не спрашивают, а бывает, что и не соглашаться. Случай с «Твербулем» был несколько другим, потому что Паперный, а с ним и все участники спектакля, а также его мама Ирина Борисовна Паперная, тогда завлит театра, (человек достойный не то чтобы отдельного упоминания, а, пожалуй, что и самостоятельной огромной книги – впрочем она еще много раз появится на страницах этого повествования) развернулись и ушли. Из театра. В никуда. (Занимая в театре достаточно весомое положение, играя репертуар).

Если кто-то обидится за известного, хотя и достаточно среднего на мой вкус режиссера Марка Розовского, то что же тут поделать? Запись я слышал – и вероятность того, что ее подделали специально для меня, исчезающе мала. Повторюсь, что в театре присвоение себе плодов чужой работы встречается повсеместно, такова реальность и нравы этого места (я имею в виду Театр вообще). Это не хорошо и не плохо. Это есть. Не дай вам бог, чтобы, узнав о поступках того или иного художника, этическая или же моральная сторона которых вызывает ваше неприятие, вы перенесли бы это неприятие на собственно произведение искусства. Так мы рискуем потерять (для себя) весьма существенную часть мировой культуры. Ибо художник, а то и гениальный художник, такой же человек и вполне может оказаться мерзавцем или, например, трусом. А может и не оказаться. Наверное, связь между проявлением человека как существа социального и проявлением его же как существа творческого, существует, но связь эта не линейна и не однозначна.

Лучше всего вообще ничего не знать о личности художника – так созданное им будет восприниматься непредвзято. Поэтому не будем осуждать и порицать кого бы то ни было, а просто примем к сведению, что в результате этих событий спектакль «Твербуль» зажил собственной, автономной жизнью. И жизнью, заметим, весьма неплохой. За несколько последующих лет спектакль объездил весь мир (ну или существенную его часть), что-то занял на Эдинбургском фестивале, был сыгран на главной сцене театра Ленком – в общем все складывалось замечательно. В плане формальном «Твербуль» существовал как юридическое лицо и входил в Творческие (или Театральные, точно не помню) мастерские при СТД. Огромный Центр Мейерхольда (которому в своем здании принадлежит весьма малая часть, но мы не об этом) еще не построен, стеклянно-бетонное здание через дорогу от него тоже. На этом месте старая двухэтажная развалюха, по которой, чтобы добраться до нужного кабинета нужно долго идти извилистыми коридорами с линолеумом разных цветов и неожиданно возникающими на пути ступеньками, сначала вниз, потом вверх и еще одна вниз.

Упоминание о Творческих мастерских совсем не случайно, потому что именно через эту организацию клуб БЕЛЫЙ ТАРАКАН обрел помещение. но это будет позже, а пока спектакль ездит по миру, миру наполненному барами, ресторанами, клубами, кофейнями и прочей чепухой, которой очень мало в Советском Союзе, да и в только что образовавшейся Российской Федерации не густо. Может быть, во время таких гастролей, а скорее сразу после них, на какой-нибудь кухне, за какой-нибудь рюмкой чая очевидно и зашел разговор о том, что неплохо бы и нам самим организовать что-нибудь этакое… Судя по всему в разговоре принимали участие сам Алексей Михайлович Паперный, артисты его труппы Артур Куриленко и Таня Чухаленок, а также Валера Новак – художник по свету, а заодно и директор «Академии театра». Сами понимаете, что именно так, простенько и совершенно без всяких претензий именовалось юридическое лицо, представляющее «Твербуль». Сведения об этом разговоре добрались до нас в виде весьма смутных упоминаний, даже легенд, но как бы то ни было эти четверо стали соучредителями клуба БЕЛЫЙ ТАРАКАН. Мне до сих пор неизвестно, подписывали ли они какие-никакие бумаги, неизвестно даже распределение долей участников. Не исключаю, что никаких бумаг и не было. Клуб БЕЛЫЙ ТАРАКАН вообще не отличался излишней бюрократией. У него не было, к примеру договора аренды, а первое время – по крайней мере пока М. там работал, не было также кассового аппарата, лицензии на алкоголь – в общем ничего не было.

Но вернемся к более раннему времени. Итак, на какой-то кухне клуб придуман – ну, по крайней мере задуман – и, главное, у него появляется помещение. Помещение, строго говоря, не слишком подходящее для ночного клуба, это подвал жилого дома в Среднем Каретном переулке. Для того, чтобы попасть в этот подвал нужно, свернув с улицы Петровка как раз там, где она превращается в Каретный ряд, пройти метров триста мимо жизнерадостной стены дежурной части московской милиции, свернуть в арку, пройти по двору жилого дома – весьма небольшому, потому что с другой стороны двор ограничивает забор за которым вот она, та самая Петровка 38, войти в подъезд, спуститься по узкой лестнице с пачкающимися стенами и оказаться в подвале, который до известных событий служил прибежищем сразу трех московских театров, а теперь неожиданно становится ночным клубом. (Кстати пачкающиеся стены стали в дальнейшем своеобразным тестером на состояние алкогольного опьянения. Чем больше следов побелки на одежде, тем глубже вышеупомянутое состояние.) Что касается театров, которые находились в подвале, то один из них – театр Клима (культовая фигура московского авангардного театра девяностых годов, к сожалению М. не видел ни одного спектакля, но судя по свидетельствам очевидцев, это было что-то, а может и ничего не было, хрен их поймешь, этих очевидцев) остался занимать свою часть подвала и существовал параллельно, отгороженный металлической дверью (В начале девяностых все любили металлические двери. Они казались символом надежности, защищенности и крутизны, к тому же не всем были по карману, за что их любили еще больше). С этой стороны двери, на территории будущего клуба ранее базировался театр Александра Пономарева (может быть «Чет-Нечет»), или другой какой-то театр, названия которого история не сохранила. Вроде бы они там в отличии от Клима спектаклей не играли, а просто хранили афиши и разное театральное имущество. Впрочем, информация эта весьма приблизительна, поскольку М. впервые оказался в этом подвале тогда, когда там уже вовсю шли строительные работы. Собственно, он стал участником этих самых работ, потому, что Новак предложил ему сделать в строящемся клубе электрику – протянуть провода, поставить автоматы, розетки и так далее. В тот период жизни М. был безработным, деньги были нужны. Валера, как человек хороший, и нас в этом не переубедить, М. спасал. Ну и использовал конечно, как же без этого. Сумму ему сейчас не вспомнить, почему-то в памяти отложилась цифра 15 000 рублей. То ли на двоих (вторым участником был приглашен Андрей Шатохин, который вместе с М. работал в театре, оказался безработным, казался тогда надежным другом, хотя потом все как-то заколебалось, но об этом дальше), то ли на каждого. Не исключено порядок цифр был тогда другой, курс валюты и цены менялись стремительно, но это не столь важно.

Важно, что М. впервые оказывается в том самом подвале, которому вскоре суждено будет стать легендой. Сразу за описанной выше лестницей (и железной дверью, разумеется) небольшая прихожая. Прямо дверь в туалет (единственный), рядом за запертой дверью театр Клима. Справа и слева две комнаты – в той, что слева и разместился клуб БЕЛЫЙ ТАРАКАН, ну в смысле зал клуба, барная стойка, столики. Комната справа так и осталась служебной – складской, ночлежной – для сотрудников, конечно, ну и что-то вроде офиса. Оформлением клуба занимался Петя Пастернак – художник, который до описываемых событий придумал сценографию спектакля «Твербуль, а после оных оформил клубы «Кризис жанра», «Максим Максимович», «Вермель и «Китайский летчик». Петр, будучи гением, что бесспорно и внуком Бориса Леонидовича, что мы добавим просто как комментарий, как правило, не баловал заказчиков разнообразием – во всех клубах, кроме разве что «Летчика», присутствовала зеленоватая морилка для деревянных деталей и выкрашенные в белый цвет стены. Различие заключалось преимущественно в деталях и мебели. Это, очевидно, называется почерком художника. Столы и стулья были деревянные, изготовленные по заказу в каких-то очередных театральных мастерских. Отсутствие фабричной обработки привело к тому, что сиденья стульев вели себя недружественно по отношению к колготкам сидящих на них лиц женского пола, так что одно время в ТАРАКАНЕ на стойке даже продавались колготки, то есть недостатки превращались в источник дохода. На столешницах Петя придумал стекло, под которое полагалось класть разные подходящие к случаю картинки.

Все это, повторюсь было очень небольшого размера – столов чуть больше десятка, небольшая стойка, за которой еле-еле помещалось два бармена. Причем если одним из барменов был Сообщиков, человек не худой, мягко выражаясь, то практически не помещались. Маленькая сцена, зажатая между толстых колонн – дело все-таки происходит в подвале, не забывайте. Кухни не было как таковой – вся еда готовилась на двух микроволновых печках теми же барменами, только потом, месяца через три в смену добавились специальные девочки. Под лестницей была единственная подсобка – длинная и узкая (ну метр шириной, может быть метр двадцать), а также размещалась мойка с электронагревателем воды. Нагреватель притащил откуда-то Новак и сказал, что он военного производства. Этот вывод он сделал скорее всего на том основании, что покрашен оный обогреватель был в цвет хаки. Работал он правда через пень колоду и посуду приходилось часто мыть холодной водой.

Конечно по сравнению с той же дискотекой Тани Друбич пространство было решено более осмысленно, хотя работать было конечно не слишком удобно.

Времени до открытия оставалось как всегда немного. Его много вообще не бывает. К тому же «Твербуль» собирался на двухмесячные гастроли по Европе, и задача была поставлена такая, что открыться нужно до этого времени. Пары дней конечно не хватило, но их не хватает всегда – как не откладывай запуск.

В те годы М. считал себя крутым электриком – опыт работы в двух театрах и одной театральной студии давал к этому все основания (как ему тогда казалось). У него даже был официальный допуск до 1000 Вольт, о чем свидетельствовало соответствующее удостоверение. К тому же М. всегда боялся электричества (это плюс для электрика) – приходилось сталкиваться непосредственно, и столкновения эти ему не понравились – что, в общем-то, было наверное на пользу, поскольку в итоге всей его электротехнической деятельности организм нашего персонажа остался почти невредим, да и из построенного им самим или же с его участием ничего не сгорело.

Честно говоря, самая большая техническая лажа случилась именно в ТАРАКАНЕ месяца через три после открытия. Из-за не совсем скрупулезно проведенного монтажа электрика начала шалить. Казалось бы, все просто – вот провод, вот лампочка или же к примеру холодильник какой, но, когда возникает перекос по фазе (кто знает – знает, остальным объяснить невозможно) все запутывается страшно. То есть включаешь какой-либо прибор – и свет становится ярче, а может и потускнеть – и никакой логики. Потом все поправили, конечно, подкрутили недокрученное – но несколько дней было слегка неуютно.

Стройку описывать в общем-то скучно, все как обычно. Запомнились разве что подключения на общую фазу – это когда один идет в подъезд, ночью естественно, и вырубает весь дом, а второй подсоединяет провода. Первый при этом держит оборону, поскольку, если кто из разгневанных жильцов включит рубильник обратно, могут быть жертвы. Но это все мелочи и технология.

Конечно, все доделывалось в последнюю ночь, потому что билеты в Голландию были уже куплены, конечно, в эту самую последнюю К тому же в последний день (накануне вечером) выяснилось, что столы и стулья, которые подрядился изготовить в дружественных ему театральных мастерских неизвестно какого театра лично завпост театра «Эрмитаж» Жубрев Андрей Анатольевич (привет!), ко дню открытия готовы не будут. И вот на какой-то кривой телеге, по саду опять-таки «Эрмитаж» и Среднему Каретному переулку несколько невыспавшихся молодых людей повезли столы из театрального служебного буфета – обычные столовские столы, из ДСП с металлическими ножками. С въевшимися навечно компотом и подливкой. Если такой стол накрыть скатертью, то все же лучше получается, чем отсутствие стола.

Стулья были позаимствованы в театре у Клима, за стеной, где имелся небольшой зрительный зал и набор прекрасных складных деревянных сидений. Металлическую дверь ставили со стороны ТАРАКАНА, поэтому у театра ключей от нее не было, а у сотрудников клуба были. О том, что его стулья задействованы в клубе, Клим не знал, по крайней мере в ту ночь. Впрочем, стулья не пострадали.