Читать книгу Тельняшка. Автобиографическая повесть - Игорь Шулепов - Страница 10
Певек
ОглавлениеНад тундрою Чукотки опять кружится снег.
Лежит у самой сопки арктический Певек.
И в нём души не чая, презрев земной уют,
Не просто певекчане, романтики живут.
Пусть лето здесь коротко и пусть зима долга,
Но тянет нас Чукотка, зовут её снега.
Мы верим в этом веке у северной воды
Мы вырастим в Певеке зелёные сады.
Промчатся годы ходко, как талая вода.
И встанут на Чукотке большие города.
Бывший рабочий посёлок на берегу Ледовитого океана, а ныне город полярников – Певек предстал перед нашим взором во всей своей «красе».
У подножия сопки раскинулись улочки с безликими пятиэтажками на «курьих ножках», без, привычных глазу материкового жителя, кустарников и деревьев. На вершинах сопок лежал снег, и лишь местами, пробивалась зелёная трава, оживляя, и без того безликий, северный пейзаж.
Глядя на Певек, я подумал о том, как тяжело живётся здесь людям.
Не чукчям и эскимосам, которые испокон веков обитают в тундре, а нашим русским людям, которые родились в благодатных районах России и приехали в край вечного холода на заработки.
Дело в том, что во времена СССР на крайнем севере можно было заработать приличные деньги, чтобы через несколько лет добровольной ссылки, купить на родине квартиру, машину, гараж, дачу и прочие блага советской цивилизации.
Ехали на север целыми бригадами, работали много и жадно.
В северных городах возводили кинотеатры, дворцы культуры и оранжереи.
Я до сих пор помню строчки из песни, которую мы разучивали в школе на уроках музыки – «Пионерский дворец на Чукотке, строят все пионеры страны».
И вот всё это, я увидел воочию.
«ИВАН МАКАРЬИН» стоял у стенки причала.
Над открытыми крышками трюмов сновали клювы портовых кранов, жадно заглатывая грейферами уголь из стального чрева теплохода.
В первый день нашей стоянки в Певеке я заступил на вахту возле трапа в качестве вахтенного матроса. Чтобы скоротать время на вахте, я приготовил и положил в карман тулупа удочки-донки.
Выпросив у поварихи кусок мяса и разрезав его на мелкие кусочки, я забросил донку с мясной наживкой за борт и приступил к любимому процессу рыбной ловли.
Каково же было моё удивление, когда буквально через несколько минут манипуляций с донкой, я вытащил на палубу огромного морского бычка!
По-правде говоря, я рассчитывал поймать камбалу или минтая, а на поверку оказалось, что в северных водах на донку можно выловить только рыбу всех времён и народов – морского бычка!
Возле трапа собралась толпа зевак. Это были суровые «полярники» из числа докеров, приехавших на заработки. Они дружно принялись обсуждать мой улов. Видимо не часто им приходилось видеть такое зрелище в родном порту.
Дело в том, что бычков мне приходилось ловить у себя на родине. Эти твари заглатывают любую наживку и обрывают самые прочные снасти. Бычок годится только для одной цели – из него получается хороший бульон для настоящей морской ухи.
Поскольку для ухи помимо бычков, нужна ещё и другая рыба, которой в этих водах попросту не было, я решил покончить с рыбалкой. Мясо выбросил за борт, а донку смотал и положил обратно в карман тулупа.
В Певеке мы простояли под разгрузкой несколько дней.
Пару раз с ребятами из экипажа, мы выходили в город, бродили по грязным улочкам среди домов на сваях, и возвращались на борт родного судна.
Помимо вахт у трапа, во время стоянки в порту, мы работали в палубной команде у боцмана.
По распоряжению старпома нас отправили на зачистку трюмов.
Мне никогда доселе не приходилось спускаться в трюм грузового судна.
Правда, несколько раз я подходил во время погрузки в Беринговском к открытым крышкам трюмов и заглядывал вовнутрь.
Ощущение было такое, как будто я стою на крыше пятиэтажного дома и смотрю вниз!
Представьте себе огромный стальной котлован, на дно которого, вам нужно спуститься! Вот это и есть трюм «ИВАНА МАКАРЬИНА».
Боцман собрал нас в подшкиперской и провёл инструктаж по технике безопасности. Нам предстояло спуститься в трюм и отчистить днище трюма от кусков угля и угольной пыли.
Я спускался на дно трюма по стальной вертикальной лестнице.
Мои ноги и руки тряслись мелкой дрожью. Страх преследовал меня до самого окончания спуска. Пот струился из-под каски и заливал глаза, а тело покрылось испариной.
Наконец я достиг самого дна трюма. Огляделся по сторонам и, убедившись в том, что все ребята благополучно спустились, облегчённо вздохнул.
Дело в том, что я с детства боюсь высоты. Несколько раз мне случалось забираться на крыши городских многоэтажек. Помню, как однажды, я с мамой поднялся на крышу первого шестнадцатиэтажного дома в моём родном городе. Мама работала главным инженером в ЖЭУ, и по какой-то надобности, ей нужно было попасть на крышу именно этого дома.
Мы с мамой стояли на крыше шестнадцатиэтажки и я смотрел на город с высоты птичьего полёта, при этом одновременно испытывая и восторг и страх.
Но одно дело стоять и смотреть с крыши вниз, а другое ползти вниз по лестнице, как в верхолазы в кинофильме «Высота».
Работа в трюме абсолютно ничем не отличалась от работы на палубе.
Мы отчищали трюм от остатков угля, а потом тщательно выметали угольную пыль.
Пока мы зачищали трюма с парнями из палубной команды, разгрузка судна подошла к концу и «МАКАРЬИН» поднялся над пирсом, как гигантский исполин, освободившись от «угольного» бремени.
Мы были готовы к выходу в рейс. Из динамиков судна прозвучала долгожданная команда старпома: «Швартовной команде по местам стоять на отшвартовку, судно снимается в рейс!».
«ИВАН МАКАРЬИН» отошёл от пирса и занял своё почётное место за ледоколом в караване, следующим в Беринговский.
