Читать книгу Тельняшка. Автобиографическая повесть - Игорь Шулепов - Страница 21

В это время у Гаутамы родился сын, но в ту же ночь молодой отец тайно бежал из дома

и стал бродячим нищим отшельником (бхикшу, или шрамана, что буквальном переводе и означает «нищий»).

Сначала он вместе с пятью своими сотоварищами изнурял плоть в поисках истины, но истина никак ему не давалась.

Тогда он ушел от них, сел под смоковницу (потом она получила название дерева бодхи, то есть просветления) и сказал себе, что не встанет с места, пока его не посетит откровение и просветление.

Через 49 дней без еды (по странному совпадению, столько же болтались на барже Т-36 советские солдаты Зиганшин, Федотов, Поплавский и Крючковский, но буддистами не стали), превозмогая интриги и соблазны демона Мары, он вдруг понял главную истину: жизнь есть страдание.

Он стал Буддой (просветленным). Он стал татхагатой (в переводе – тот, который так достиг).

В. Лебедев

Баржа стояла у берега, уткнувшись аппарелью в прибрежную гальку.

Чтобы привлечь к себе внимание, Юра включил сирену и над Сидеми раздался протяжный вой, который эхом прокатился по всему побережью.

Не прошло и пяти минут, как на берегу появился человек.

Этим человеком оказался легендарный смотритель базы – Александр Воробьёв, известный в узких кругах, как «Воробей».

Прозвище этого человека совершенно не сочеталось с его колоритной внешностью. Таких людей обычно в народе называют «человек-гора».

Росту в нём было более двух метров, а лицо было покрыто густой бородой. Одет он был в военную форму, отчего походил на заправского пограничника, несущего службу на забытой богом, заставе.

Тяжёлой поступью он направлялся к нашей самоходке.

О Воробье в нашем училище ходили легенды.

Поговаривал о том, что этот человек – нелюдим, в городе появляется редко, и что круглый год проводит на своей базе в Сидеми.

Жил Воробьёв в каменном доме, дореволюционной постройки, по слухам, некогда принадлежащим графу Янковскому.

Он был не просто смотрителем базы, а, по сути – её хозяином.

Летом здесь проходили шлюпочную практику курсанты нашего училища, и здесь же – в летних домиках отдыхали сотрудники и преподаватели. Зимой база пустовала, и Воробьёв с дозором, как некрасовский «мороз-воевода», ежедневно обходил владенья сои.

Частыми гостями в имении Воробьёва было пограничное начальство с безверховской заставы.

Местные жители Воробья побаивались, а посему – обходили базу стороной.

Поговаривали, что Воробей временами крепко выпивал, а когда выпивал – начинал «чудить».

В доме у него был целый арсенал холодного и горячего оружия, а также обмундирования, подаренного щедрыми стражами рубежей.

После крепких возлияний, он выходил из своей усадьбы в полном обмундировании – в каске, с маузером наперевес и шашкой наголо. Побродив в таком виде по территории базы, он возвращался в дом и крепко-накрепко засыпал. Очевидцы рассказывали, что при этом, храп раздавался на всё бывшее поместье Янковских.

Вот таким человеком был наш смотритель…

Но, одно дело сто раз услышать, а другое дело – один раз увидеть.

Мы вышли к нему на встречу и стали ждать, когда они приблизиться к барже.

На борту нашей баржи были продукты, стройматериалы и несколько катамаранов, очевидно предназначенных для отдыхающих.

Наконец, Воробьёв подошёл к нам и приветствовал крепким рукопожатием.

Он любезно предложил нам отобедать вместе с ним, но от обеда мы отказались – нужно было разгружать баржу и идти в бухту Нарва за песком.

Первыми вытащили на берег катамараны, а затем выгрузили мешки с картошкой, коробки с консервами. Доски, выгружали на берег в самом конце, эти горбыли были весьма длинными, и поэтому, их приходилось их аккуратно подхватывать с обоих концов, чтобы не вогнать занозы в ладони и потихоньку спускать по аппарели на берег.

Когда разгрузка была окончена, Воробьёв ушёл в дом и вернулся пакетом, в который он аккуратно сложил для нас овощи, выращенные им, на собственном огороде.

Глядя на этого большого человека, я подумал, что он вовсе не свирепый, как говаривали о нём в народе, а вполне симпатичный и добрый человек.

Пожав, на прощание друг другу руки, мы поднялись на борт баржи.

Юра запустил двигатель, поднял аппарель, и на прощание, погудев сиреной, отошёл от берега.

Воробьёв помахал нам своей богатырской рукой и побрёл к своей усадьбе.

Мы обогнули остров Кроличий и направились в направлении, где раскинулась песчаные дюны бухты Нарва.

Наш путь лежал к песчаным карьерам, где черпали песок и грузили его в огромных количествах на плашкоуты.

Мы ошвартовали самоходку у одного из плашкоутов, служившим своеобразным пирсом для буксиров.

– Оставайся здесь и следи за швартовными концами – сказал Юра, а сам вытащил трёхлитровую банку с прозрачной жидкостью и отправился к крановщику.

После непродолжительных переговоров с «крановым» Юра вернулся на баржу и радостно сообщил: – Сейчас нас без очереди загрузят, и пойдём домой!

– А почему без очереди и что за банка с жидкостью, которую ты сейчас отдал «крановому»?

– Понимаешь, нам для хозяйственных нужд понадобилось пару тонн песка. Вот за эту банку мы песок и получим. Соображать надо, юнга!

– Так это спирт! – вырвалось у меня непроизвольно.

– Соображаешь! Причём чистый, медицинский! – сказал Юра и подмигнул мне, а я в свою очередь подмигнул ему.

Меж тем, кран медленно развернул свой клюв в нашу сторону и ловко зачерпнул грейфером песок из карьера.