Читать книгу Тельняшка. Автобиографическая повесть - Игорь Шулепов - Страница 16

Утром, по команде «подъем», весь личный состав роты выбежал из бараков на утреннюю зарядку. Далее, всё происходило по обычному училищному распорядку – утренний туалет, завтрак, утренняя поверка.

После проведения переклички, старшина доложил командиру о том, что личный состав роты построен на работы, за исключением заступившего наряда.

Обойдя строй, и тщательно осмотрев каждого курсанта, Шарапов остановился, развернулся лицом к строю и своим поставленным командирским голосом произнёс:

«Товарищи курсанты, мля! Сегодня Вы в первый раз выезжаете на поля нашего, мля, горячо любимого подшефного совхоза, для выполнения, мля, ответственного задания – сбора урожая. В полях, мля, нужно собирать картошку. Для тех, кто в бронепоезде, повторяю, что собирать нужно картошку, а не „траву“. Кто, мля, будет замечен за сбором „травы“, будет немедленно отчислен из училища!».

После чего, он перевёл дух и многозначительно посмотрел на самых отъявленных «разгильдяев», стоящих в строю. Затем он дал команду: «Разойдись». Строй мгновенно распался и уже через минуту вся рота, расположившись на завалинке перед бараками, дымила папиросами.

Дымить пришлось недолго. К лагерю подкатили грузовики, и старшина скомандовал: «По машинам!».

Забираясь в кузов, я неожиданно для всех и самого себя процитировал вслух строчку из песни Высоцкого: «Значит так, автобусом к Тамбову подъезжаем, а там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем, когда с сольцой, её намять!».

Мы долго тряслись в грузовиках по просёлочным дорогам, глотая колхозную пыль, пока, наконец, прибыли в пункт назначения. Полюшко-поле, на котором нам предстояло потрудиться в «позе прачки за комбайном» простиралось до самого горизонта.

Глядя на необъятные просторы нашей великой Родины, мне пришло на ум изречение сурового командира 2-ой роты – капитана второго ранга Кукаркина: «Когда курсант работает – мозги отдыхают».

В истинности слов этого достойного мужа, я имел честь убедиться собственноручно.

Ведь действительно, работа в поле не требовала абсолютно никаких интеллектуальных усилий.

Всё очень просто – выкопал клубень картошки из земли, отчистил от грязи и корней и бросил его в ведро.

Когда ведро наполнялось доверху, его нужно было вывалить в кузов грузовика или прицепа, который всегда находился неподалёку.

Вот так, изо дня в день мы приезжали на совхозные поля и собирали картошку. Мне кажется, что мы собрали её столько, что этим урожаем можно было накормить добрую половину населения моего родного города.

Помимо работы в поле, пару-тройку курсантов ежедневно отправляли на разгрузку картофеля в овощехранилища.

В отличие от полевых работ, здесь нужно было работать не вилами, а деревянной – абсолютно плоской лопатой, напоминающей весло для гребли на каноэ.

Поскольку, ещё до мореходки я занимался этим видом спорта в школе олимпийского резерва и имел 3-ий взрослый разряд, то работа с «веслом» в руках доставляла мне огромное удовольствие. Разгребая и откидывая картошку, я представлял, что нахожусь не в кузове колхозного грузовика, а в каноэ, которая плавно скользит по акватории Амурского залива.

В один из таких дней, меня и троих моих сотоварищей отправили на работу в овощехранилище. Именно там мы и нарушили запрет нашего командира, собрав урожай «шишек» на местной плантации. Вот уже воистину, библейская история грехопадения.

А дело было так. Разгрузив ударными темпами очередную машину с картошкой, мы отправились на перекур. Местом для курения служили деревянные ящики, которые в большом количестве были разбросаны возле хранилища. Позади нас, раскинулось поле, поросшее бурьяном и полынью. А в двух шагах от «места для курения» произрастала она – «царица полей». Начальство в тот момент отсутствовало, и мы были предоставлены самим себе.

– Мужики, а траву кто-нибудь из вас пробовал? – таинственно произнес кадет по прозвищу – Стэп.

– Я не пробовал – лениво ответил Лэбан, – А чего её пробовать, вон она растёт. Я слышал, что курят не листья, а шишки. Сейчас шишечек подсоберём и порядок!

– А вдруг спалят нас с травой, что тогда? – прошептал Стэп, – Отчислят ведь…

Я молча наблюдал за этим нехитрым диалогом, делая вид, что мне всё равно. Хотя, на самом деле, у меня от этих речей сердце бешенно застучало… Шутка ли, мы будем курить траву!

А меж тем, Лэбан нехотя встал и подошёл к кусту, который так будоражил наше воображение, и, оглядевшись по сторонам, начал срывать шишки. Когда «урожай» был собран, он вытащил из нагрудного кармана голландки коробок со спичками, которые высыпал в карман брюк, а, собранные шишки, аккуратно уложил в пустой коробок. После чего, он моментально засунул его за пазуху.

– Ну, вот и все дела! – произнёс он, прищурив левый глаз.

После перекура, мы вновь принялись за работу. А о коробке до вечера никто не вспоминал.

На ужин у нас был борщ и картофельное пюре с селёдкой.

Насладившись кулинарными изысками нашего училищного повара, мы отправились к баракам, где обычно проводили свободное вечернее время, глазея сквозь забор, на деревенских «тёлок».

Когда солнце скрылось за изумрудными приморскими сопками, Лэбан вытащил из-за пазухи коробок с травой…

Жили у бабуси три весёлых гуся…

Вы не знаете, что такое гусь! Ах, как я люблю эту птицу!

Это дивная жирная птица, честное, благородное слово.

Гусь! Бендер! Крылышко! Шейка! Ножка!

Вы знаете, Бендер, как я ловлю гуся? Я убиваю его, как тореадор, – одним ударом.

Это опера, когда я иду на гуся!

– Бендер! Он гуляет по дороге. Гусь!

Эта дивная птица гуляет, а я стою и делаю вид, что это меня не касается.

Он подходит. Сейчас он будет на меня шипеть.

Эти птицы думают, что они сильнее всех, и в этом их слабая сторона.

Бендер! В этом их слабая сторона!.. Теперь нарушитель конвенции почти пел:

– Он идет на меня и шипит, как граммофон. Но я не из робкого десятка, Бендер.

Другой бы на моем месте убежал, а я стою и жду.

Вот он подходит и протягивает шею, белую гусиную шею с желтым клювом.

Он хочет меня укусить. Заметьте, Бендер, моральное преимущество на моей стороне.

Не я на него нападаю, он на меня нападает…

Илья Ильф и Евгений Петров, «Золотой Телёнок»

Жизнь в колхозе текла не шатко и не валко.

Днём мы работали, а вечером сидели на завалинке перед бараками и наблюдали через забор просёлочную дорогу, по которой периодически прогуливались местные жители. Особое оживление в наших рядах наблюдалось при появлении представительниц «прекрасного пола».

Вот идут по дороге две деревенские дивчины, поглядывая, как бы ненароком на наш лагерь, и когда они уже поравнялись с нашей завалинкой, как вдруг, слышат: «Вон та красивая, ну та, что с краю!» Смотрят девочки друг на друга с недоумением, а из-за забора в этот самый момент раздаётся дружный курсантский хохот. Девки краснеют и в спешном порядке ретируются в сторону своей деревни.

По субботам у нас был самый настоящий «банный день». Ходили мы в общественную баню, со всей её традиционной атрибутикой – шайками, мочалками и хозяйственным мылом.

А по воскресеньям отправлялись в «город».

В деревню выходили группами, чтобы избежать столкновения с местными алкашами, которые жрали самогон и жаждали набить кому-нить морду «по синеве».

В один из таких дней, мы отправились на прогулку в деревню.

Поскольку папиросы у нас закончились, то первым делом мы направились в сельмаг.

Каково же было наше удивление, когда обнаружилось, что из продажи исчезли все сигареты и папиросы. Пришлось довольствоваться махоркой, которая продавалась здесь в изрядном количестве. Набрав в магазине махорки и пряников, мы свернули с просёлочной дороги и углубились в частный сектор.

Несколько раз мы срывали яблоки, которые росли на ветках, свисающих из-за забора.

Соблазна проникнуть в чужой сад у нас не было, ибо яблоки мы уже воровали и были пойманы бдительным хозяином. Правда, в тот раз нам просто повезло, ибо хозяин сада оказался сердобольным человеком. Когда он поймал нас на воровстве, он припугнул нас, внушительного вида, берданой, а потом, когда разглядел, что мы заезжие «морячки», расчувствовался и отпустил нас с миром, разрешив при этом сорвать столько яблок, сколько мы сможем унести.

Рассматривая местные достопримечательности и жуя трофейную «антоновку», точь-в-точь, как хулиган Квакин из гайдаровского «Тимур и его Команда», мы вышли к окраине леса.

На опушке, перед самым лесом, паслись гуси.

«Гуси-гуси – га, га, га! Есть хотите – да, да, да!».

Гуси были очень важными: с длинными шеями, белоснежными перьями и жёлтыми клювами.

Прав был старик Паниковский! Гусь птица дивная! Крылышко! Шейка! Ножка!

Мы остановились и заворожено смотрели на гусей. А меж тем, гуси приближались к нам, издавая шипящие звуки. Они явно было настроены агрессивно, давая нам понять, что мы вторглись на их территорию. Один из гусей приблизился к нам вплотную, и вдруг, Лэбан схватил его за шею, прижал к себе что есть силы и вприпрыжку помчался в лес.

Не дожидаясь, когда в нас начнут палить из берданы, мы устремились вслед за ним.

Бежали мы, что есть духу, до тех пор, пока силы не покинули нас.

Первым на траву упал Лэбан, потом Стэп, а за ними и я.

Лэбан опустил гуся на траву. Не давая птице возможности прийти в себя, Лэбан снял с себя голландку и набросили её на птицу. Лежали тихо, прислушиваясь ко всем шорохам. Мы ждали, что вот-вот из леса выскочит хозяин или хозяйка несчастного гуся и набросится на нас. Но ничего подобного не произошло. В лесу было тихо, тихо. Сквозь шелест, ещё не опавшей листвы, раздавалось щебетание птиц и карканье ворона.

– А на хрена ты гуся схватил? – нарушил тишину Стэп.

– Сам не знаю, представил его зажаренным на вертеле и схватил – признался Лэбан.

– Если кто-нибудь из местных видел, что мы утащили гуся, нам – конец! – повернувшись к Лэбану лицом, сказал Я. – Ты это хоть понимаешь?

– Да никто не видел, не ссы! Мы его зажарим на вертеле и сожрём. А перья и кости закопаем в лесу. Никто ничего не докажет.

После чего, Лэбан схватил несчастную птицу и ловким движением руки свернул ей шею…

Гусь лежал на траве бездыханный. А из моих глаз покатились слёзы.

– Зачем ты убил птицу? Что она тебе сделала?

Лэбан ничего не ответил, он молча взял бездыханного гуся и принялся его ощипывать.

Я отвернулся, чтобы не видеть, как белая птица превращается в груду из мяса и костей.

Через полчаса Стэп притащил сухие ветки, выложил из них костёр, а Лэбан, покончив с ощипыванием и разделкой птицы, соорудил что-то вроде вертела.

Затем, Лэбан принялся зажаривать гуся.

Мы со Стэпом молча сидели и курили, наблюдая, как Лэбан медленно вращает вертел над костром.

Стояла чудесная осенняя погода.

Над нашими головами шумел желтой листвой манжурский орех. В синем небе медленно проплывали вечные странники – облака.

Дым от костра струился над нашими головами, и при каждом дуновении ветерка, он менял своё направление, обдавая нас ароматом жареного мяса.

От запаха мяса у меня разыгрался зверский аппетит.

И вот, наконец, Лэбан сообщил о том, что «дичь приготовлена».

К моему огромному стыду, я не смог отказаться от куска, предложенного мне, мяса птицы.

Поедая, безвременно павшую от рук Лэбана птицу, я представлял себе, что мы – лихие разбойники, живущие в лесу подобно Робин Гуду и его «лесному братству».

И вдруг, я поймал себя на мысли, что оправдываю перед самим собой свой же безнравственный поступок по отношению к несчастной птице.

Так я съел Гуся…

Покончив с трапезой, мы сгребли опавшую листву из-под деревьев. Соорудили каждый себе постель из жёлтых листьев и, удобно расположившись у костра, дружно заснули.