Читать книгу Тельняшка. Автобиографическая повесть - Игорь Шулепов - Страница 17

Слово «Полундра» (голландское) означает:

Стерегись, берегись, отойди, прочь! ожгу, убью!

Так кричат, коли что бросают или что падает сверху.

Толковый словарь Даля

Осень в районном центре, где была расквартирована наша рота, вступила в свои права.

Лес окрасился в красно-жёлтые тона, дни оставались по-прежнему тёплыми, в вот ночи – становились изо дня в день всё холоднее и холоднее.

По ночам в бараке было настолько холодно, что нам приходилось спать в полном обмундировании, накрываясь с головой шерстяными солдатскими одеялами.

Утренний моцион с умыванием в рукомойниках и утренней зарядкой превратился в сущий ад.

По утрам вода в рукомойниках покрывалась тонкой корочкой льда, отчего, прежде приходилось разбивать лёд, а потом, стынущими от ледяной воды руками, омывать лицо.

Сбор урожая подходил к концу. Один день был похож на другой.

Увольнения в «город» нам запретили из—за стычки с местными.

А дело было так: в клубе районного центра по выходным дням проводилась дискотека, на которую стекались девчонки с окрестных деревень. Нам ужасно хотелось пойти на эту дискотеку, но наш командир, предупредил нас, что посещение этих мероприятий может закончиться для нас мордобоем, а хуже того – поножовщиной. Ведь далеко не секрет, что местные парни, распивали на дискотеке самогон, который считался культовым напитком в деревне, и самозабвенно курили траву прямо на танцплощадке. Советская деревня жила по своим законам, а, как известно, «со своим уставом в чужой монастырь не ходят».

Мы с приятелями оставались в расположении лагеря и по привычке, ставшей уже традицией, курили махорку на завалинке, нежась в лучах заходящего солнца, когда на проселочной дороге заметили клубы пыли и услышали топот конских копыт.

Почуяв неладное, старшина, сидевший неподалёку, выкрикнул, что есть мочи: «Полундра! Рота в ремень!».

Команда «рота в ремень» была воспринята всеми буквально. Через пару минут рота в полном составе с ремнями в руках выстроилась возле ворот лагеря.

А меж тем, к лагерю по дороге бежали наши кадеты, за которыми, с каждой секундой сокращая дистанцию, на лошадях мчались местные. Зрелище было ужасающим!

Мы открыли ворота и высыпали на дорогу. Наши парни, завидев «однополчан», из последних сил сделали последний рывок и с разгону влетели в наши ряды.

Местных было немного, но они были на лошадях, а в руках у них были плётки.

Они осадили своих коней перед нашим строем, демонстрируя свою мощь.

Но, несмотря на то, что они были верхом, силы были явно неравными. Полсотни курсантов с флотскими ремнями против десятка «кавалеристов» с нагайками.

Кони ходили под всадниками, и в тишине, наступившей уже ночи, раздавался свист нагаек.

Местные матерились и угрожали расправой нашим товарищам, которые, только что, спасались от них бегством.

Я сжимал в руках свой кожаный флотский ремень с медной бляхой и готовился к самому худшему.

Воображение рисовало кровавую бойню, в которой должны были смешаться в кучу кони и люди. Как вдруг, тишину ночи разорвал вой милицейской сирены. Со стороны деревни к лагерю приближался уазик участкового.

Пришпорив своих скакунов, местные, бросив парочку грязных проклятий в нашу сторону, ретировались в лес.

Я облегчено вздохнул и опустил ремень. Опасность миновала. Старшина скомандовал: «Разойдись!», строй рассыпался, и курсанты начали медленно расползаться по своим баракам.

К лагерю подскочил милицейский уазик, из которого выпрыгнул участковый, которого у входа в лагерь, уже встречал командир роты и замполит. Участковый стащил с головы фуражку и стал размахивать руками, жестами указывая в сторону леса, в котором скрылись местные.

Добравшись до своего барака, мы с приятелями, расположившись на шконках, обсудили возможные последствия стычки с местными. Кто-то вспомнил, что в прошлом году, курсант 2-ой роты получил ножевое ранение прямо на дискотеке в местном клубе. А в нашем случае, просто могли потоптать конями или покалечить нагайками.

Правда, как говориться: «всё хорошо то, что хорошо заканчивается», а посему, после обсуждения вышеописанных событий, не дожидаясь команды «отбой», закутавшись с головой в одеяла, мы дружно отошли ко сну.

Наутро, командир построил весь личный состав роты. Перед строем выступил, прикомандированный к нам замполит.

В своей речи он упомянул про политическую обстановку в мире, потом плавно перешёл к событиям вчерашнего вечера. Итогом его спича, был приказ, в котором значилось, что до окончания сельскохозяйственных работ в подшефном совхозе, всему личному составу запрещаются увольнения в районный центр. И хотя, работать на совхозных полях нам оставалось недолго, перспектива просидеть оставшиеся дни за забором в лагере, показалась нам безрадостной.

Больше стычек с местными не было. Каждое утро к воротам лагеря подъезжали грузовики, которые отвозили нас на поля, а после работы, эти же грузовики доставляли нас в лагерь.

Пару раз у ворот лагеря появлялись «кресты» (так мы называли местных «за глаза»), но после появления участкового, они перестали крутиться возле нашего лагеря.

Наш «трудовой подвиг» подходил к концу, картофель с полей был убран, а посему – наша миссия в совхозе «Рассвет» была успешна выполнена.

День седьмого ноября – красный день календаря!

После возвращения в город, практически весь личный состав был отправлен в увольнение.

Выходные пролетели незаметно. В понедельник я надел бушлат, на котором красовалось две лычки, чёрную фуражку-мичманку и как говорится у военных: «прибыл в расположение училища».

Прохладным ноябрьским утром, ровно в 8:00 на плацу перед училищем состоялось торжественное построение всего личного состава мореходки.

После подъёма государственного флага и торжественного прохождения маршем, под звуки полкового оркестра, состоялось награждение курсантов, отличившихся на полевых работах.

В числе награждённых, как ни странно, оказался и я.

Следует заметить, что я удостоился великой чести, получить грамоту из рук САМОГО Пал Автономыча – начальника нашего славного мореходного училища.

Пал Автономыч был человеком небольшого роста, носил черный китель с золотыми капитанскими петлицами на рукавах и огромную черную фуражку с крабом.

Я всегда относился с глубоким уважением к таким людям, как Пал Автономыч.

Капитан Дальнего плавания – человек героической профессии, водивший пароходы во время войны и транспортные суда – в послевоенное время, воспитавший ни одно поколение мореходов, был для меня живой легендой.

Наверное, каждый из нас, хоть раз в жизни испытал восторг и в то же время, волнение оттого, что награждают именно тебя.

Весь личный состав стоял по стойке смирно, и сотни глаз смотрели на то, как Пал Автономыч вручает мне грамоту. Минута Славы, да и только!

Первый день занятий был, как водится, ознакомительным.

После занятий весь личный состав училища вновь выстроили на плацу.

Без лишних церемоний, командиры и старшины раздали каждому курсанты белые перчатки, а также флаги и транспаранты.

Великая страна готовилась к своему знаменательному празднику – Дню Великой Октябрьской Социалистической революции, а наше училище традиционно принимало участие в праздничной демонстрации.

Правда, время от времени случались и казусы.

В отличие от первомайских праздников, ноябрьская демонстрация предполагал многочасовое бездействие человеческих масс в холодную, а порой, морозную погоду. А посему, участники демонстрации, предусмотрительно брали с собой «горячительные напитки».

Маршируя по плацу с транспарантом в руках, я вспомнил байку, которую во время практики на «ИВАНЕ МАКАРЬИНЕ» мне поведал старшекурсник. А дело было так:

Как-то накануне праздника 7 ноября, у кого-то из верхушки краевой власти, возникла идея устроить театрализованное шествие во время демонстрации. По замыслу массовика-затейника из крайисполкома, мимо трибуны, перед основной колонной демонстрантов, должны были пройти персонажи, которые принимали участие в свершении Великой Октябрьской Социалистической революции – солдаты и матросы.

От нашей мореходки – отрядили ребят с третьего курса. Многие из них прошли службу в армии, носили усы и совершенно без грима походили на революционных матросиков. Командира к ним приставлять не стали, мол, люди взрослые, службу в армии прошли, вполне самостоятельные.

Словом, выдали «дембелям» бескозырки, деревянные маузеры и винтовки, а также главный аксессуар революционных матросов – пулемётные ленты. И вот значит, пока стояли они на морозе и ждали отмашки, замёрзли – просто жуть. Начали «разогреваться». Когда, наконец, дали отмашку, половина «морячков» уже не стояла на ногах. Зрелище получилось самое что ни на есть реалистичное. Правда, партийные боссы, стоящие на трибуне, подвоха не заметили.

Идут значит матросы, растрепанные, лица перекошенные, раненных несут на руках.

Тут же телевидение транслирует шествие матросов, а диктор за кадром голосом Левитана вещает, про залп «АВРОРЫ» и штурм Зимнего. А отцы-командиры, сидящие у телевизора, хватаются за сердце и дрожащими руками суют валидол под язык.

После прохождения трибуны, матросиков, не стоявших на ногах, «приняли» стражи правопорядка, стоящие в оцеплении.

Более резвые, растворились в толпе демонстрантов, сбросив с себя бескозырки, пулемётные ленты и деревянные маузеры с винтовками.

После сигнала «сверху», все участники шествия без исключения были отчислены из училища.

А сея байка превратилась в легенду о доблести и несгибаемой воли курсантов мореходного училища.

Массовик-затейник из крайисполкома получил повышение по службе за отличную организацию праздника и оригинальную идею, пропагандирующую идеалы социалистического общества.

А я маршировал по плацу и думал о том, что матросам, идущим на штурм Зимнего, было также холодно и неуютно, как и нашим «дембелям». И вполне вероятно, что перед штурмом они набрались, не хуже наших морячков. Ирония судьбы, да и только!