Читать книгу В демисезонном пальто и шляпе - Ирина Сабенникова - Страница 15

Её мир сжался до размеров горошины, такой, какими дети обычно плюются из трубочек, не задумываясь, что горошина – это тоже чей-то мир. Она явственно представила себя со свистом летящей в никуда. Это её не взволновало.

«Какая разница?..»

Голова болела мучительно, не давая никакого передыха. Хотелось залезть под одеяло, закрыть глаза, исчезнуть. У того, кого нет, голова болеть не может.

Женщина приоткрыла глаза. В прикрытых до максимума жалюзи отошла одна ламель, и полоска света, проницая комнату, стремилась достичь противоположной стены. Она была нестерпимо яркой. Всё прочее было погружено в сумерки, и можно было считать, что ничего нет, только сумрачная пустота, но эта полоска… Она была. Она раздражала. Она требовала какого-нибудь ответа.

«Надо бы подняться и поправить ламель…»

Мысль была банальной, но заставить свой мир поменять плоскость казалось совершенно невозможным. Она и полоска света существовали в параллельных мирах.

Женщина вновь закрыла глаза.

«Да, так лучше, уютней, можно представить себя в утробе матери. Чушь, конечно! И мамы-то давно нет… Вот и меня не будет, не будет этой проклятой изнуряющей боли, обезволившей меня, доведшей до состояния – ничто».

Женщина лежала тихо, стараясь забыться сном, где-то между явью и неявью. Мысли были, совсем коротенькие мысли, даже не мысли, а их тени, которые беспомощно копошились, стараясь пробиться к жизни, и не могли. В голове была одна ломящая боль.

«Заснуть, надо заснуть и не просыпаться…»

Заснуть что-то мешало, что-то назойливое.

Веки были тяжёлыми, словно не её, но она сделала усилие и приподняла их.

«Опять эта полоска. Придвинулась ещё ближе, живая она, что ли?»

Женщина протянула руку и коснулась полоски света, лежащей на одеяле, – кожа вспыхнула и засветилась, будто её подсветили изнутри. Женщина повернула руку ладонью кверху. Теперь солнечная полоска оказалась у неё в руке. Она с силой сжала руку, надеясь смять эту назойливую полоску. Свет не исчез, он переместился и лёг поверх её пальцев, точно приглашая поиграть в какую-то давно забытую детскую игру.

«Надо встать и поправить жалюзи», – подумала женщина, стряхивая солнечную полоску и поднимаясь…

До окна всего несколько шагов, она это хорошо помнила, а кажется, что бесконечно далеко, точно преодолеть нужно было не пространство, а время, ставшее теперь тягучим и вязким, время, в котором она бесконечно мала, как и её мир-горошина.

«Ну вот, ещё чуть-чуть – и я опущу эту ламель…»

Женщина протянула руку к окну и замерла – сквозь щель в жалюзи, словно в фантастическом алефе, она увидела разом всё: улицу, по которой шли люди и бежали дети, парк с прудами и летящими, отяжелевшими за лето утками, шпиль речного вокзала и канал, а там дальше опять дома. Она увидела удивительно глубокое синее небо и крошечное облачко, непонятно откуда там взявшееся. Увидела белоснежную полоску от серебристого крестика самолёта и саму себя, отражённую в стекле окна.

Что-то случилось. Её мир, летевший горошиной неизвестно куда, замер и вдруг начал расти, вбирая в себя всё: запахи, звуки, свет – всё, что она совсем недавно отторгала, теперь вливалось в него, втягивалось, точно в вакуум. И это новое рождение её мира было так удивительно, так великолепно, что она обо всём забыла.