Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 10

В эту ночь Тёмка спал, как убитый, тем более Кнопка сказала, что приглядит за Нимфой, и будет ее проверять, чтобы она не легла в деннике. Так же она обещала менять ей пельмени на ноге, приносить воды и докладывать сена в рептух.

Но все же утром он чувствовал себя разбитым и не выспавшимся. Его порадовала Кнопка, которая уже созвонилась с Мариной в Битце, и та ждет его, чтобы проводить в ветклинику.

Тормознув машину, Тёма доехал до Битцы, там вместе с Мариной пошел по территории комплекса. Она указала на дверь. Тёма зашел внутрь, и, увидев женщину за столом, стал объяснять, зачем он здесь. Она выслушала, посмотрела календарь, сказав, что сможет приехать после завтра, потом назвала стоимость вызова. Тёма кивнул. На Фиму ему не было жалко денег.

Марина ждала его. Он поблагодарил, улыбнувшись, она расцвела и приободрила его, сказав, что и не такие травмы видела. Конечно, лечение не быстрое, но можно вылечить. Они обменялись телефонами, и Тёма поехал обратно.

Там, найдя Лукиничну, попросил у нее другую лошадь для работы. Он спокойно выслушал все ее оскорбления и заставил себя сдержаться, когда она сказала, что скоро сдаст Нимфу на мясо.

– Рыжую Овацию бери, Леськи сегодня не будет. Загуляла дура девка, – уходя, бурчала Лукинична.

***

Стоя и куря около мотоциклов, Харлей еще раз слушал обсуждения их плана.

– Ты главное сам там не святись, – поднося пламя зажигалки к его сигарете, Че Гевара продолжил, – Узнает еще тебя и смоется. Такие ган*оны всегда трусливы и как почуют, что пахнет жареным, деру дают.

– Бинго, – затягиваясь, Харлей смотрел сквозь друзей.

– Вот как в жизни бывает, – задумчиво произнес Медик, – сколько раз он мимо нас ходил с лошадьми, а ты и не знал.

– Да кто на этих покатушечников внимание обращает, – сплюнул Койот, – тем более он Харлею врал, что художник.

– Фима, – протянул Серьга, – пидорское имя, может он из этих?

– Может, я тогда его с еще большим удовольствием бить буду, – зло сплюнул себе под ноги Бегемот. – Итак, братаны, порешали, следим за этим Фимой по очереди, и если он один, без девчонок возвращаться будет, то мы его и встретим.

– Мы с батей через четыре дня решили в рейс ехать, – видя проезжающие машины, Харлей смотрел на огоньки света в ночи от их фар.

– Если так и будет с девчонками ходить, значит выловим и отделаем мама не горюй. А может, нам повезет, и он один возвращаться будет.

– Может, и повезет, – протягивая руку, произнес Медик.

Попрощавшись, они пошли каждый к своему мотоциклу.

Харлей обвел взглядом толпу байкеров, ища в ней Жаннку. Она сказала, что отойдет на минутку, и до сих пор не вернулась.

– Подвезешь? – спросила яркая брюнетка, кладя ему руку на плечо.

Харлей смотрел на ее пухленькие губки, пытаясь найти в себе отголоски желания, но внутри была пустота.

– Садись, – кивнул он.

– Натали, – улыбнулась девушка.

Он промолчал в ответ, считая, что знакомиться – лишнее для того, чтобы переспать.

Она медленно перенесла ногу через сиденье мотоцикла и обвила его руками, прижавшись к его спине. Он чувствовал, как ее пальчики забрались под его косуху, потом под майку. Ее желания были понятны.

– Харлей!

Около Урала стояла запыхавшаяся Жаннка. Ее длинные, распущенные волосы спадали на плечи, окутывая ее.

Он нажал на газ, потом еще и еще. Это заглушила те слова, которые она хотела сказать. Он видел боль в ее глазах, но ему было все равно. Он ничего не чувствовал.

Мотоцикл поехал, оставляя так и стоящую в растерянности Жаннку. Харлей ощущал тело Натали, которое прижималось к нему, но это тоже не вызывало в нем отклика.

– Поехали ко мне, – жаркое дыхание девушки обожгло его ухо.

Он кивнул, она назвала адрес. Харлей порадовался, что это не далеко. Сегодня его ночь. Он будет делать то, что хочет. Ненависть к человеку, который смог разрушить его жизнь всплыла с новой силой. Все это было из-за Коли, который оказался Фимой – вором и вруном. В душе от воспоминаний о нем стало еще противнее, там буквально все выворачивалось на изнанку, и чем это заглушить в себе, Харлей так и не нашел способа.

Уезжающего с незнакомой девушкой, Харлея вся компания его друзей проводила молча.

– Зачетно, – констатировал Бегемот.

– Что-то у него в последнее время совсем крышу сорвало, – удрученно сказал Серьга, который перестал узнавать друга.

– Его в армию в ноябре забирают, – неспешно произнес Медик, – могут в Чечню отправить, а оттуда, сам знаешь, как возвращаются…

– Но Жаннка, – Койот кивнул на стирающую слезы с щек девушку.

– Что Жаннка? Она тоже не святая, мы это знаем, – Че Гевара, посмотрел на друзей, – А Харлей пусть нагуляется, пока есть время.

Они все знали, что Че Гевара прав насчет Жаннки, с ее изменами за спиной Харлею, и насчет Харлея, которому уже пришла повестка. Байкеры молча разъехались. Сегодня дежурить у Терехова должен был Серьга, дожидаясь возвращения с покатушек Фимы, в надежде, что тот будет один.

***

Приезд ветеринара из Битцы с рентгеном не принес ничего хорошего. Конечно, хорошее все же было. Рентген показал, что нет ни перелома, ни трещины в кости. Врач, еще раз проведя осмотр Нимфы, вынесла диагноз – сильное растяжение с надрывом связок. Все прописанные ранее лекарства предыдущим врачом были правильные. Она лишь рекомендовала купить глину для охлаждающего эффекта и мазать ей ногу. Месяц Нимфе нужно было стоять. Потом начинать шагать ее в руках. Никаких нагрузок, ни в коем случае не позволять делать резких движений, иначе весь результат лечения пойдет насмарку. Восстановление, и шаг в поводу, растянутся минимум на полгода. Вообще, как сказала врач, такая травма проходит при соблюдении лечения через полтора года…

Полтора года – Тёма стоял в растерянности от услышанного.

Проходя мимо него, Лукинична, указав клюкой на Нимфу, произнесла:

– Сегодня вечером мясник за ней приедет.

– Нет! – Тёма преградил ей дорогу.

– У меня что, благотворительный салон здесь? Она и так эти дни жрала, а не работала. Мне что, ее еще полтора года держать? Мне деньги нужны.

– Я ее куплю!

– Дурак! – Кнопка, дернула его за рукав. – Ты на нее уже столько денег потратил. И еще тратить хочешь? Она может, вообще, не вылечиться.

– Неважно. Я хочу ее купить, – его сердце бешено колотилось. Он не мог позволить допустить, чтобы его Фиму сдали на мясо.

– Покупай, – в голосе старушки прозвучала издевка.

– Сколько?

– Пятьдесят тысяч.

– Она совсем сбрендила, – зашептала ему на ухо Кнопка. Ей мясник больше тридцати за нее не даст.

– Я согласен, – не думая ответил Тёма.

– А держать ты ее, где будешь? Зима скоро, – с ехидством спросила старушка.

– Здесь, – уверенно ответил Тёма, и улыбнулся.

– Здесь, денег стоит. Пять тысяч в месяц, а убирать и кормить сам будешь, – произнесла Лукинична, смотря, как легко разводит парня на неплохой доход в зиму для себя.

– Хорошо! – заявил Тёма.

– Деньги давай, – она протянула руку. – Пятьдесят пять тысяч рублей, – на Тёму за стеклами очков смотрели злые глаза.

– Сейчас у меня нет всей суммы, – он опять улыбнулся, – я отдам часть…

– Нет, милок, так дела не делаются. Мне мясник сразу денег дает и проблему забирает, она жрать не будет мои корма. А ты хочешь часть отдать и обманывать меня сказками о завтра? – Лукинична двинулась по проходу конюшни. – В одиннадцать вечера мясник приедет. Или ты платишь, или он.

Тёма стоял и улыбался. Он не отдаст Фиму мяснику.

– Что лыбишься, как дебил? – зло сказала Кнопка, – И сколько у тебя есть денег?

При этом разговоре присутствовала вся их компания, но первая заговорила она.

Зайдя в комнату, он достал из рюкзака свои сбережения. Там было немного. Последний поход с Кнопкой по магазинам серьезно ударил по его бюджету. Вообще, Тёма так и не научился копить денег, хотя он и не хотел. Зачем? Он жил сегодня и сейчас. А вот сейчас наступило, и нужны были деньги.

– Пятьсот пятьдесят долларов и около шести тысяч рублей, – показал он деньги девчонкам, улыбаясь и смотря на них.

– Это примерно двадцать одна тысяча, – устало сказала Туся, – я могу пять тысяч дать. Будет двадцать шесть.

– Я восемь дам, у меня парень богатый, – похвасталась счастливая Леся.

– Я четыре могу, – жуя Марс, толстая стала копаться в своих вещах.

– У меня семь будет, правда, я должна матери их отдать… но подождут, – уверенно заявила Кнопка.

– Итого, сорок пять, – задумчиво произнесла Туся, – а остальное сегодня накатаем. Правда, нужно и Лукиничне отдать. Так, что стоите?! Сегодня выходной, должен быть прокат. Всем чиститься, седлаться и поехали. Время есть, к пяти на точку встанем. До девяти вечера сможем накатать, – она посмотрела на Тёму. – Мы тебе все, что заработаем отдадим, ты как раз успеешь приехать и добить то, что здесь собрали. Отдашь старухе и будет жить твоя Фима.

– У…, – Тёмка дурашливо улыбался, видя, что план сработал, и ему все удалось. То, что он хочет, он получит.

***

В этот день Тёма буквально выворачивался на изнанку, чтобы привлечь желающих покататься. Он пел, изображал Шуру, парадировал Сердючку, и народ велся на веселого парня и шел кататься. Девчонки тоже превзошли сами себя, зазывая прохожих. Толстая на пони, без устали катала детишек, а к вечеру и взрослых. Кнопка была с Тёмой, они катали на Загадке и Овации. Леська с ними не пошла, ее личная жизнь была ей важнее. Туся катала в тележке, и она сделала самую большую выручку за счет двух свадеб, которые щедро сорили деньгами.

– Вот, держи, – Туся протянула деньги. – Здесь пятнадцать с лишнем тысяч. Как раз то, что тебе нужно. – Пиз*й в Терехово, – напутствовала его Туся.

И он, взяв Овацию и деньги поехал в Терехово, так как время приближалось к девяти, а еще нужно было доехать. Девчонки остались катать, чтобы потом все заработанное отдать Лукиничне.

***

В Секстоне было оживленно. Все же выходной день, и байкеры отрывались по полной. Народ пил, тусил, общался. На коленях у Серьги сидела бойкая рыжеволосая девушка и что-то увлеченно ему вещала. Остальные из их компании просто пили пиво. Сегодня, на дежурстве, на дороге к сараю покатушечников, стоял Че Гевара.

Пивная кружка у Харлея так и была нетронута. Желание пить не возникало в нем. Хотя он давно вообще не чувствовал в себе каких-либо желаний, все затмевалось лишь одним – Фима и месть ему для восторжествования справедливости. Он даже книжку с лошадьми возил с собой, зная, что хочет ее бросить Коле в лицо, чтобы тот знал, за что бьют. А бить его будут за правду, которая за ними.

– Че Гевара звонит, – беря мобилу, Койот, приложив ее к уху, другой рукой закрыл второе, чтобы расслышать друга. – Ребят, по коням, – вставая, подмигнул он.

Серьга скинул с коленок рыженькую и, бросив деньги на стол, пошел к выходу. Остальные тоже, побросав сотки на стол, последовали за ним.

– Говори, – уже на улице, Медик поравнялся с Койотом.

– Художник едет один. Че Гевара ждет нас.

– Так, план, парни, – кладя руки на плечи друзей, произнес Медик, – шлемы не снимаем, забрал не поднимаем. Бьем молча, иначе мы идем как группа лиц по предварительному сговору, это от пяти до семи.

– Ты у нас юрист знатный, – ухмыльнувшись, сказал Серьга.

– Я пока только учусь, но законы уже знаю.

– Медик прав, – сплюнув, Харлей обвел взглядом друзей, – не стоит из-за этого гон*она с ментами связываться.

– Прав-то прав, но хочется, чтобы этот Фима знал, за что бьют. А бить его будем за правду, которая за нами, – посмотрел на друзей Бегемот.

– Узнает. Я ему верну то, что он в фуре забыл, книгу, по ней и узнает, за кем правда, брат.

Медик протянул вперед руку, и каждый по очереди положил на его руку свою.

Эта пирамида из рук распалась, и они пошли к своим мотоциклам. Харлей завел Урал, надев шлем и закрыв забрала. Он ничего не чувствовал, хотя нет, в нем клокотала ненависть. Она захлестывала его. Он тонул в ней, задыхаясь.

***

Знакомый маршрут по темным улочкам поселка Главмосстроя, был для Тёмы настолько наезжен, что он даже не напрягался, просто бросив повод шагал на Овации, давая ей отдышатся после рыси. Свет нескольких фар ослепил, а шум мотоциклов прорезал тишину, пугая лошадь. Она попятилась. Тёма же моргал, пытаясь хоть что-то разглядеть в ярком свете. Он почувствовал, как его потянули за джинсы вниз, и он соскользнул с седла. А дальше была боль. Уже и не пытаясь, что-либо рассмотреть, Тёма закрывал лицо от ударов.

Били ногами, тяжелые ботинки больно врезались в ребра, спину, руки, живот. Кто-то дернул его вверх, приподняв и сразу удар в лицо, от которого все поплыло перед глазами. Но ему не дали упасть. Его держали под руки и били. Вкус крови во рту был непривычен и противен. Его замутило, хотя, возможно, это еще и от боли.

Наконец, его перестали держать, он упал, и его продолжили бить.

– Хватит!

Прозвучал очень знакомый голос, который он не мог вспомнить. Но точно знал, что слышал его раньше.

Все стихло. Кто-то перевернул его, обшаривая карманы. Он это чувствовал, как во сне. Глаза заплыли и не открывались. Во рту была кровь, она шла и носом. На лицо что-то упало, это закрыло слепящий свет фар. Затем рев от мотоциклов стал удаляться. Тёма проваливался в пустоту.

Холод вернул сознание, а мелкий дождик, накрапывающий на лицо, действительность. Тёма попытался перевернуться и уткнулся лицом в то, что лежало на асфальте. Сейчас его глаза привыкли к темени, которую немного рассеивал стоящий вдалеке одинокий фонарь. Перед ним лежала книга, он прикоснулся к ней, закрывая, и видя ее обложку – «Основы выездки и езды». Вот значит, что ему бросили на лицо. Его книга, а он ведь так и не смог ее купить. Оказалось, что ее не было в продаже в тех книжных магазинах, в которые он заходил. Он уже распрощался с ней, но ему ее вернули.

– Харлей, – выдавил из себя Тёма.

Его губы расползлись в улыбке, было больно. Он засмеялся, это было похоже на истеричный смех.

Тёма вспомнил – нащупал карман, где лежали деньги. Молния была раскрыта, денег там не было. Пятнадцать с лишнем тысяч рублей исчезли.

– Харлей, – он опять засмеялся, а потом запел: – Отшумели летние дожди, но сказала осень: «Зиму жди»…

Его повело. Тёма, подобрав книгу, продолжая петь, дополз до дерева, решив, что нужно немного подождать.

Через некоторое время он попытался встать, это далось не с первого раза. До конюшни было недалеко. Тёма добрел до сарая и стал умываться из рукомойника, прикрученного к его боковой стене.

У него уже был план. Хорошо, что мобильный ему оставили. Он нажал на время, высветилось двенадцать ночи.

Тихо пробравшись в сарай, увидел Овацию в деннике. Умная кобыла сама нашла дорогу домой. Видно, ее Лукинична завела в конюшню. Идя дальше по проходу, он остановился у денника Нимфы. Там никого не было. Тёма сжал пальцы, прижавшись лбом к дереву.

– Фима, – прошептал он, а затем пошел в комнату, в конце коридора.

Девчонки еще не вернулись, в комнате никого не было. Зайдя туда, Тёма взял свой рюкзак, в котором лежали собранные для Нимфы всеми деньги – сорок пять тысяч рублей. Положив в рюкзак книгу, он закинул его на спину, и, собрав свои вещи в объемную сумку, так же тихо вышел из конюшни.

Прихрамывая и медленно, так как все болело, пошел к дороге. Идя, набрал телефон Марины. Она долго не брала трубку.

– Привет, это Фима, – произнес он, когда услышал сонный голос Марины, – мне ночевать негде. Пустишь?

– Приезжай, – ответила Марина.

Она продиктовала адрес, а Тёма уже поднял руку, голосуя. Он был рад, что сейчас ночь, и его лица невидно. Хотя водила все же покосился на него, но Тёма сразу достал деньги, и тот, молча, кивнул.

Марина ждала, она посторонилась, пропуская.

– Я с бабушкой живу, бабулька глухая, но все равно тише. У нас двушка, так что спать будешь у меня. Ой!

Только сейчас она увидела его лицо.

– Подрался, – гордо заявил Тёма.

– Я сейчас.

Девушка выбежала из своей комнаты за аптечкой.

– Ты расскажешь, что случилось? – наконец спросила Марина, аккуратно обрабатывая его побои.

– Лукинична решила Нимфу на бойню сдать. Все девчонки скинулись деньгами. Я нес деньги Лукиничне, должен был всю сумму раньше мясника отдать, но на меня напали, избили, деньги отобрали. Когда очнулся, уже поздно было, Нимфу увезли…

Марина внимательно его слушала, сочувственно кивая и охая.

– Ты не переживай. Ночью мясник ее точно резать не будет. Я утром подружке позвоню. Она знает парочку таких мясников. Так что есть шанс найти твою лошадь.

Фима кивал.

– Но у меня нет денег ее выкупить, – со вздохом произнес он, смотря в глаза Марине.

– У меня есть, – улыбнулась девушка, смущенно отводя глаза, – Я тебе сейчас на кресле постелю, – она опять посмотрела на Тёму, – тебе неделю из дома выходить не стоит, а то народ напугаешь. Я сама найду твою лошадь и выкуплю ее.

– А куда ее деть?

– Тоже решим. Загородом есть недорогие конюшни, тем более ей лечиться нужно.

Ложась на чистые простыне и накрываясь одеялом, Фима знал, что добьется в этой жизни всего, чего захочет.

***

Попойка в Секстоне продолжалась. После полученного адреналина никто не хотел уезжать. Вот они и пили. Тем более деньги, отобранные у художника, по справедливости теперь принадлежали им. Медик и Серьга уже подцепили подруг, они сидели рядом с ними на лавке. Бегемот с чувством выполненного долга запивал водку пивом, Че Гевара и Койот смотрели, как напивается Харлей.

Костяшки на руке были разбиты. Харлей помнил, как ощутил его губы, в которые бил с размаху. Он вложил в этот удар всю ненависть и всю правду, которая была за ним. Но почему он не почувствовал облегчения, восстановив справедливость? Тогда он нанес Коле еще несколько ударов, а потом отступил, смотря, как бьют его друзья. Он не понимал, что с ним твориться. Его корежило изнутри, при каждом ударе по валяющемуся в ногах телу. Как будто били по нему. Не в силах все это выносить, Харлей крикнул:

– Хватит!

Друзья прекратили избиение парня, услышав его. Да и продолжать бить этого хлюпика было уже опасно. Никто не хотел иметь дело с мокрухой.

Они сели на мотоциклы и поехали в клуб.

Перед клубом Че Гевара, достав деньги, протянул их Харлею.

– Это твои. Он их своровал у тебя с батей.

Но вот только, понимая всю правильность происходящего, Харлей не мог взять этих денег. Он даже прикоснуться к ним не мог.

– Пропьем, – сплюнув себе под ноги и толкнув друга в плечо, Харлей пошел в двери клуба.

– Что это с ним? – непонимающе спросил Бегемот.

Остальные лишь переглянулись, но не стали долго зацикливаться на его поступке. В конце концов, они слишком долго дружат, и у них принято все делить между собой. Раз Харлей так решил, значит, они примут это.

Стоя в узком пространстве туалета, с тусклой лампочкой и дымом от сигарет, Харлей смотрел на себя в зеркало. Ему было плохо, так, что он готов был выблевать в грязную раковину свои внутренности.

Он плесканул воды в лицо, хотелось выть. Хотя Харлей боялся себе сказать то, что ему хотелось сейчас на самом деле – вскочить на мотоцикл и лететь к Фиме. Что с ним? Живой ли… Хотя, точно живой, но он там один, в ночи, избитый…

Злясь на себя, за эти мысли, Харлей еще раз умыл лицо холодной водой.

Он смотрел в свои глаза через стекло зеркала и видел глаза Фимы…

Вцепившись в край раковины, Харлей заставил себя остаться на месте. Он вернулся к их столу и вылил в рот стопку водки, сразу потянувшись за следующей.

Даже третья рюмка не принесла избавления от боли внутри, тогда он продолжил пить.

– Да что это с ним такое?! – смотря на то, как пьет Харлей, опять спросил Бегемот.

– Перед армией у всех крыша едет, – неспешно пояснил Медик, не считая поведение друга чем-то странным.

– Ты прав, – выдохнул Койот, которого тоже сначала напрягло то, что особо не пьющий Харлей сейчас просто напивался на их глазах.

– Так что дадим другу погулять, – Медик посмотрел на друзей, – потом ко мне его повезем. Домой в таком виде ему не нужно являться.

Байкеры переглянулись, согласившись с планом Медика.

Харлей же продолжал пить. Водка не глушила боль, она выводила ее в другую стадию, убирая все то, что как бы окутывала боль, делая ее мягкой. Сейчас же, очистившись от налета, боль резала его, как бритва. Он натыкался на нее каждый раз, когда пытался объяснить самому себе, что за ним правда. Он прав. И все, что произошло с «художником», тот сам заслужил.

Посмотрев на сбитые костяшки на руке, Харлей опять порезался о лезвие боли. Внутри закровоточило. Он прав… В чем сила, брат? За ним сила, за ним правда, да только больно так, что хочется выть. Но выть нельзя… Он сильный, он прав…

Харлей пил, топя боль в водке, заглушая ее в себе, и не давая сознанию вспоминать… Он боялся того, что вспоминал. Он не понимал себя, впервые он сам себя боялся. Все с этим Колей, который оказался Фимой пошло не так. Его мир разрушил лживый малолетка, с книжкой о лошадях. Харлей не мог осознать, как такое могло произойти.

Дальше не было боли. Он смутно помнил, что его тащили, грузили в машину, и она поехала…

***

Выздоровление Тёмы проходило под престольным контролем и заботой Марины. От нее Кнопка узнала, что пропавший Фима у нее дома и что с ним произошло. Через несколько дней в комнату, где сидел на кресле Тёма и смотрел MTV зашли Кнопка, толстая, Туся и Леська.

– Ну, и е*ало у тебя, – рассматривая лицо Тёмы, Кнопка не сдержала возгласа изумления.

– Это еще что, – заявила Марина, – сейчас уже сошли отеки, а вот когда он ночью пришел, вот это ужас был!

– Ну, рассказывай, – садясь рядом с ним, Туся смотрела новый клип в телевизоре.

– Что рассказывать, – грустно выдавил из себя Тёма, – избили, и деньги все отобрали.

– Да… дела, – достав батончик Сникерса, толстая стала его разворачивать.

– Хорошо, что живого оставили, – сочувственно произнесла Леська, – Ты правильно сделал, что от Лукиничны свалил. Она бы еще добавила, за деньги с проката. А так мы эти деньги уже отработали, и она на тебя даже не злиться. Можешь возвращаться к нам.

– Я ему в Битце работу нашла, – отодвигая Леську, и садясь на ручку кресла, заявила Марина, – там частнице с двумя конями коновод нужен. Платит хорошо, да и работа не то, что у вас, весь день на улице. Там манеж, тепло и сухо.

– Нимфу так и не нашли? – перебила ее Туся.

– Я по своим искала. Даже к мяснику ездила. Но он сказал, нет у него такой лошади. Может, врал, а может, это не тот мясник был…, – вздохнула Марина.

– Еще есть шанс ее найти, – Леська провела рукой по волосам Тёмы, – ты главное, верь, что она жива. Такое бывает. Не всегда их сразу режут.

– А деньги, если нужно будет, мы соберем на ее выкуп, – подтвердила Кнопка и все девчонки закивали.

Тёмка лишь дурашливо улыбался им.

– Так, не будем о грустном! Мы торт купили и шампусика привезли, и вот еще фруктов всяких взяли и жрачки. Больного лечить нужно, – Туся стала выкладывать из пакета на столик продукты.

– Марина, стаканы неси, выпьем за здоровье нашего Фимы.

Вскоре Тёмка с удовольствием уплетал торт Прага и смотрел на мороженое, которое девчонки специально для него купили, зная его пристрастие к нему. А девчонки пили шампанское и рассказывали, что нового произошло за это время в их жизни.