Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 5

Утро для Тёмы наступило слишком рано. Он никогда не вставал на заре, а здесь пришлось. При этом не спавший всю ночь Харлей полез на полку, где вскоре заснул, а дядя Володя повел фуру. Все же – спать сидя, да еще в тряской кабине, было не очень удобно, поэтому заснуть уже Тёма не смог. Тогда он достал книжку, и для него исчез весь мир: неровности дороги, дребезжащая кабина Мурзика, подпевающий себе под нос дядя Володя.

Тёма читал слова Филлиса о выездке, борясь с «ять» и устаревшими словами, продираясь сквозь них и вникая в суть сказанного. «Самое трудное в выездке лошади – это заставить ее понять, что от нее требуется»*, прочел он. А ведь Филлис прав! Лошади не объяснить на словах, что хочет всадник. Это же какое великое искусство выездка – разговор человека с лошадью, когда они понимают друг друга. И вот этому невиданному языку и учил этот англичанин. В каждой главе он рассказывал, как общаясь на понятном лошади языке, сказать ей, что ты хочешь. И не только сказать, но и помочь ей это исполнить. Оказывается, лошадь сначала, как спортсмен, должна развиться, накачать мышцы, обрести пластичность и ловкость в движении, и тогда она сможет бежать грациозно и легко.

Тёма задумывался о сути написанного. Он должен не просто обучать лошадь, он должен физически ее развивать, тренировать, как тренер в спорте занимается спортсменом. Так и он должен заниматься с лошадью, с ее физической подготовкой, а человек, который всем этим занимается, называется не тренер, а берейтор. Именно берейтор обучает всему лошадь.

В обучении лошади есть еще одна главная особенность. Лошадь тоже имеет свое мнение о процессе обучения. Не каждая лошадь, как узнал Тёма, способна обучаться выездке, а те, у кого есть природные задатки и таланты могут этого не хотеть. И вот тогда берейтор должен быть терпелив, умен и хитёр, так как силой здесь ничего не решить. Нельзя силой заставить лошадь бежать галопом назад. Это можно сделать только при желании лошади слышать берейтора, и полностью подчинится ему, стать тем единым целым, которое сливалось в взаимопонимании, это и была гармония. Вот какое сложное искусство – выездка. Тёма вздохнул, впервые в своей жизни он осознавал такие серьезные вещи. Это для него был, как космос, что-то нереально-далекое, то, что он и не мечтал постигнуть, а вот теперь он не только освоит это, он будет лучшим. Иначе, зачем все это делать, если ты не хочешь быть лучшим?

– Что, Коль, притомился? – голос дяди Володи вернул его в реальность, – вот музыку сейчас включу, повеселее будет…

Пришлось смериться с зазвучавшем из магнитофона хрипловатом голосе певца, и его словах о снеге, нарах и потерянной любви. В чем стало теперь повеселее на взгляд дяди Володи, Тёма так и не понял.

Обедали они опять в придорожном кафе. Правда, идя туда, Тёму перехватил Харлей, больно сжав его запястье, он, зло сверкнув темными глазами, со спадающими на них прядями волос, прошипел:

– Еще один концерт, и ты – труп.

– Пусти, придурок, больно, – чувствуя, что пальцы Харлея еще сильнее сжали его руку, Тёма сдался. Он дурашливо улыбнулся, произнеся: – вообще ни разу.

– Бинго, – сплюнул себе под ноги Харитон.

Толкнув Тёму в плечо, пошел вперед. Тёма показал язык спине Харлея.

После обеда, который для Тёмы прошел неинтересно, так как попеть и покривляться на зло байкеру он все же не решился, за руль сел Харлей. Его отец полез на полку и вскоре заснул.

Тёма попытался углубиться в чтение книги, но постоянно чувствовал на себе взгляд Харлея, хотя, поднимая голову видел, что тот моментально переводит глаза с него на дорогу. Затем фура стала набирать скорость. Тёма сначала решил, что это так нужно, для маневра, но потом, видя, что скорость увеличивается, вцепился в ручку двери справа. Он боялся скорости в машине. Это ему никогда не нравилось, хотя на машинах ездить приходилось нечасто, все же ощущение страха при увеличении скорости жило в нем.

Видя, как побледнел мелкий, Харлей ухмыльнулся и прибавил газу.

– Ты специально? – сейчас было уже не до гордости. Тёме стало реально страшно. Фура неслась по дороги, подскакивая на кочках, и обгоняла идущие фуры, выезжая на встречную полосу.

– Бинго, – бросив взгляд на мелкого, с издевкой спросил, – Страшно?

Тот закивал, и Харитон стал сбрасывать скорость, не понимая, с чего он вообще решил попугать мелкого. Ему вообще до этого придурка нет дела. Мало ли за эти три года, что он с отцом фуру водит по дорогам, всяких подбирали, подвозили. Высадили и забыл. Наверное, этот врун Коля выбесил его своей дебильной улыбкой, вот он и решил посмотреть, как тот улыбаться будет, когда фура на встречку вылезет. И увидел – перепуганные глазище и дрожащие губы на бледном лице. При этом сам почувствовал себя полным дебилом.

Он уже хотел сказать… хотя еще и не решил, что лучше сказать… но проснулся батя.

– Харитош, ты как? Я сейчас чаю попью и тебя сменю.

– Нормально, бать, – бросив взгляд на мелкого, Харитон видел, что тот вроде перестал трястись, – я поставлю свое…

– Давай. Харитон рок любит, – пояснил он Коле.

Все время до ночной стоянки Тёма прослушивал рок. Под него он, вообще, не мог читать. Эти слова, которые звучали из магнитофона, они не давали сосредоточиться на Филлисе, лошадях и том, что было так важно Тёме. Он решил, что ненавидит рок и этого байкера с его песнями.

Поэтому поужинав, как и в прошлой раз в машине, Тёма сам взял одеяло, и завернувшись в него уснул

– Утомился пацан с непривычки, – показывая на спящего Колю, произнес дядя Володя.

***

Мучения роком продолжились и на следующий день. Дяде Володе, видно, тоже нравились эти песни, он даже подпевал под них. Тёма же лежал на полке, даже не беря книгу в руки. Он не мог сосредоточиться на выездке, когда постоянно звучала эта музыка.

– Ну, что, Коля, скоро и Москва! Сегодня приедем, и пойдешь ты на художника учиться, – не отрывая взгляда от дороги, произнес дядя Володя.

– У…, – промычал Тёма.

Харитон же, молча, смотрел вдаль, не понимая, почему стало погано внутри. От того, что уже Москва… и этот врун-художник навсегда уйдет из их жизни, растворясь в огромном городе, где они больше никогда не встретятся, или из-за того, что отец поверил этому мелкому врунишке…

– Сынок, ты рад, что скоро рейс закончится? Ты получишь заработанные деньги и починишь свой Урал. У нас все по-честному, – дядя Володя бросил взгляд на Колю, – Харитону деньги на ремонт мотоцикла нужны. Но деньги зарабатывать нужно, я этому сына с измальства учу. Ведь деньги, если легко пришли, то легко и ушли, – опять бросив взгляд на Колю, он пояснил, – У Харитона в мотоцикле магнето полетел. Магнето на двигатели стоит, это педаль, на которую нажимают, чтобы завести мотоцикл.

– Еще карбюратор засрался, – ожил Харитон, – я тебе, бать, не говорил, видно, бензин разведенный был с конденсатом. Теперь нужно все разобрать, снять бак, карбюратор, крантик от бака, все промыть и просушить. И две свечи выкрутить, их точно поменять придется.

– Глаза боятся, руки делают, – пойдя на обгон, дядя Володя прибавил газу, – главное, что мы полученные деньги уже практически отработали.

– Но это я все сам сделаю, а вот глушитель покупать придется, – Харитон уже все распланировал в ремонте своего любимого Урала и теперь так ждал, когда рейс завершится и будет перерыв. Вот тогда он починит его.

Из всего разговора Тёма услышал самое главное – скоро Москва! Остальное ему было неинтересно.

Прозвучавший хлопок заставил его вздрогнуть.

– Что это? – спросил Тёма.

– Рванул баллон, – произнес дядя Володя, а далее Тёма услышал от него мат, да еще в таких художественных вариациях.

Машина стала замедлять ход. Увидев расширение, дядя Володя съехал на край дороги.

– Приехали, – и опять поток мата буквально заполнил все пространство кабины.

– Да ладно, бать, не расстраивайся, – хотя в голосе Харитона Тёма тоже слышал нотки разочарования.

– Даже до МКАДа не дотянули. Вон – Москва впереди, – махнул он рукой.

Москва, подумал Тёмка улыбаясь. Он сделал это. Город, к которому он ехал, впереди, и он ждет его.

Прыгнув из кабины, Харитон долбанул ногой по колесу.

– Ах, ты, сука.

– Все, приехали. Работы часа на два, минимум…, – смотря на колесо, сказал дядя Володя. Затем перевел взгляд на сына, – неси двадцатитонный домкрат, баллонный ключ, титановую монтажку, трубу, «Машку» и уголки, – деловито распорядился он, – глаза боятся, руки делают, – больше самому себе повторил поговорку, – и новую камеру с покрышкой неси.

Высунувшись из кабины, Тёма видел, как Харлей стал доставать непонятные ему инструменты, и здесь его внимание отвлек проезжающий мимо автобус. На нем сбоку на таблички было написано «Москва», и шел он в направлении Москвы, а впереди была остановка.

Думать было некогда. Тёма схватил ветровку, свою сумку, бросив взгляд на отца с сыном у колеса фуры, потянулся к барсетке. Оттуда они брали деньги, когда Харлей ходил в магазин или когда они шли в кафе, это Тёма запомнил. Открыв барсетку, он взял все деньги, что были в ней.

Когда Тёма выскакивал из кабины фуры, в автобус входили последние пассажиры. Он побежал что есть мочи, слыша звучащие из кабины фуры слова песни: «Возьми моё сердце! Возьми мою душу!»

Запрыгнув в закрывшиеся двери автобуса, Тема видел, что его побег прошел незамеченным для увлеченно занятых колесом, отца с сыном.

«Ненужно мне твое сердце и душа тем более, вообще ни разу», – проталкиваясь вперед, мысленно произнес Тёма.

Харлей смотрел, как батя бьет «Машкой» колесо. Далее он надел ключ на гайку и с помощью монтажки и трубы стал откручивать наружное колесо. А поскольку гайка закоксилась, то на трубе висели они оба, давя на нее своим весом, чтобы открутить гайку.

Чеса через два, вымотавшись, но все же поменяв колесо, одновременно выдохнули.

– Поехали до кафе доедем, поесть нужно и передохнуть.

– Хорошо, бать, – кивнул Харитон, видя, что этот ремонт тяжело дался отцу.

– А художник где? – смотря на пустую кабину, спросил мужчина.

– Смылся, наверное, как Москву увидел, – с досадой не понятной себе, ответил Харитон.

– Ладно, поехали, – видя, что ни сумки, ни ветровки, которые были Колины, в машине нет, он согласился со словами сына, – А книжку-то он свою забыл.

Харитон обернулся и увидел лежащую справа в углу книжку, которая частично была закрыта одеялом. Он взял ее в руки, сначала хотел выкинуть в окно, но не смог. Все же книга.

– Оставь, – поняв порыв сына, отец неодобрительно покачал головой. – Москва – маленькая, еще встретитесь, вот тогда отдашь ему книжку.

Ничего не ответив, Харитон бросил ее назад. Если бы сейчас ему этот «художник» встретился бы, точно в морду бы получил. Как-то не по-людски вот так сбегать. Это сильно задевало, хотя Харитон не хотел себе в этом признаться.

Хорошо, что кафе было не далеко. Там назаказав еды и поев, они сидели и смотрели внутрь пустой барсетки. Денег в ней не было.

– Сука, – тихо произнес Харитон, чувствуя, что сейчас готов убить.

– Может, это не он, – не веря, что пацан мог их ограбить, дядя Володя смотрел в стол. Ему было стыдно перед сыном. Он ведь не поверил сыну, а поверил Коле.

– Так, платить-то будем? – над ними нависала, уже почувствовав недоброе, официантка в грязном переднике.

Обшарив все карманы в джинсах и косухе, Харитон вынул деньги, которые там завалялись. Его отец достал несколько смятых рублей из своих тренировочных. Им чудом хватило заплатить за еду.

К фуре шли молча.

– Что делать будем? У нас саляра на исходе. Заправляться нужно, нам груз в Тверь вести…

– Ты заначек разве не делал в кабине? – эта отцовская привычка всегда веселила Харлея, а сейчас он был готов молиться на нее.

– Делал…

Мужчина быстро залез в кабину, и просунув руку под водительское сиденье, достал несколько соток.

– Это только на соляру… нам ее литров триста залить нужно.

– Ничего, бать, прорвемся.

– Я с заработанных денег обещал тебе на ремонт мотоцикла дать…

– Ты говорил – был еще заказ. Вот с него и заработаем.

Рассуждать о том, что отдохнуть перед следующим рейсом надо, дядя Володя не стал. Теперь уж не до отдыха.

– Сколько денег в барсетке было? – Харлею нужно было это знать. Он хотел каждый сворованный рубль с кровью выбивать с этой суки, когда найдет его. Теперь-то он не сомневался, что они встретятся.

– Шестьсот баксов, и около пяти тысяч рублей.

– Сука, – Харлей вспоминал о мороженом, которое покупал этому Коле, об одеяле, которое кинул на замершего мелкого в первый день ночевки в фуре, и о его кривлянии под Сердючку в кафешке. Еще он видел перед своими глазами его дурашливую улыбку, ее сейчас хотелось разбить в кровь…

– Отгонишь фуру на заправку? Я в туалет отойду.

Поскольку заправка была видна впереди, то Харлей, кивнув бате, сел за руль. Смотря, как тот побрел в кафе, в нем зародилось нехорошее предчувствие, но он отогнал его. Нужно заправить фуру и ехать, это главное, все остальное потом.

Отец так и не пришел к уже заправленной фуре, которая стояла на стоянке, поэтому Харитон вылез из нее и сам пошел в кафе. Теперь-то он точно знал, к чему было это нехорошее предчувствие.

Зайдя в кафе, Харлей нашел глазами батю. Тот сидел за столом, на котором стояла полупустая бутылка дешевой водки. Батя поднял на него мутный взгляд.

– Харитош…, сынок, садись, выпей со мной.

– Бать, поехали, – он попытался взять бутылку, но отец перехватил его руку.

– Отцу грубишь, щенок, – он оттолкнул Харитона, – хочу и пью… на свои пью, заработанные, – он вынул из кармана несколько смятых купюр.

Значит, в заначке было больше денег, подумал Харитон, но теперь уже это не исправить. То, что забрать и усадить полупьяного отца в фуру он не сможет, Харитон знал по предыдущим запоям отца. Мериться силами было глупо. Батя входил в раж, бил наотмашь, а в общественном месте это вообще лишнее, еще и в ментовку заберут. Поэтому Харитон, постояв, вышел из кафе. Нужно было ждать, пока отец напьется так, что заснет за столом. Вот только такого его реально дотащить до фуры, погрузить в нее и вести, до момента пока не протрезвеет, а затем все по новой. Если не дать напиться заново, то начнет громить все вокруг.

Присев у колеса фуры, Харлей закурил, смахнул падающие на глаза пряди волос. Вспомнился Коля, его дурашливая улыбка и возникшее в нем тогда желание купить ему мороженого…

***

Москва оглушила Тёму. Он и представить себе не мог, что такое настоящий город. Машины, люди, суета – все в движении и каждый знает, куда и зачем идет, а Тёма – не знал. Хотя он старался выглядеть, как все, шел уверенно, как-будто и он знал, куда ему нужно.

Автобус его довез до метро, там он влился в поток людей, и, разобравшись с оплатой, проник к ленте эскалатора ведущей вниз. Метро он видел только по телевизору. В его городе такого чуда не было. Поэтому он с интересом созерцал все, что его окружает.

Спустившись вниз, Тёма зашел в открывшиеся двери вагона, подошедшего поезда. Уже внутри него стал изучать схему линий метрополитена. Оказалось, он едет в верном направлении, в сторону центра.

В метро ему понравилось. Он даже покатался еще, выходя из поезда, делая пересадку и садясь на другой поезд. Станции, на которых он выходил, были все разными. В его голове вертелись названия: Марксистская, Третьяковская, Площадь Революции, Арбатская. Он уже и не запоминал те станции, где был. Решив, что на первый раз достаточно, с деловым видом пошел к эскалатору. Выйдя из метро, огляделся.

Надпись «Reebok» сразу бросилась в глаза. Это же тот самый Рибок, мечта любого пацана, а здесь – целый магазин этого рибока.

Не раздумывая, Тёма пошел к манящей вывеске. Теперь у него есть деньги, он купит себе то, о чем раньше и мечтать не мог.

С деловым видом зайдя внутрь магазина, он все же стушевался. Хищнический взгляд охранника на входе сразу выбил из него уверенность, но его спасла молодая девушка, продавец этого магазина. Она подошла, улыбаясь, спросила:

– Что вы хотите?

– Рибок, – у Тёмы разбегались глаза при виде витрины с кроссовками, разных моделей и цветов.

– Пойдемте, я покажу вам самые последние модели.

Дальше была примерка кроссовок, и сложный выбор между всем, что понравилось. Все же Тёма пока решил купить только одну пару. Хотя так хотелось взять еще и вон те с синими полосками, и те с красными… Но он сдержал себя.

– Вот эти, – Тёма протянул кроссовки.

– Но вам и эти тоже очень понравились, – девушка мило улыбалась, смотря ему в глаза.

– Вообще ни разу. Только эти, – теряя уверенность, Тёма пошел к кассе. Главное – заставить себя уйти отсюда, иначе он купит здесь все.

– Они стоят сто тридцать долларов, по курсу это будет – три тысячи семьсот рублей, – и девушка выжидательно замерла, смотря на парня, явно приехавшего с глубокой провинции.

– У…, – протянул Тёма, доставая деньги из сумки. Он побледнел, когда, шаря в ее глубине, не обнаружил книгу.

– Все в порядке? – с милой улыбкой спросила девушка.

– Да…, – он положил четыре тысячи рублей на кассу.

Книги нет! И Тёма вспомнил, как читал ее, лежа на полке, и там же оставил. Вот растяпа! Сейчас даже покупка кроссовок была не в радость. Филлис остался в фуре и его не вернуть. Хотя… у него же теперь есть деньги, а значит, нужно найти книжный магазин и купить новую книгу. Тёмка заулыбался, взял сдачу, перевязанную веревочкой коробку с кроссовками, и вышел из магазина.

На входе он столкнулся взглядом с парнем, который быстро прошел мимо него. Идя по улице, Тёме показалось, что он еще раз увидел этого парня. Хотя это глупо – Москва, большой город.

Он шел, смотря на витрины попадающихся магазинов. Вот бы найти книжный, так хотелось восполнить потерю самой главной книги.

Перед ним прошмыгнул человек, он даже не разглядел его, зато увидел, как из кармана того упало что-то круглое. Тёма остановился, не веря своим глазам. Это были деньги, скрученные в рулончик и перетянутые резинкой. Доллары… Он машинально нагнулся, поднял рулончик денег и быстро убрал его в сумку.

Вот это удача! Москва – здесь исполняются все мечты. Его настроение моментально взлетело, и он окрыленный пошел дальше. Но его окликнули.

– Молодой человек, – к Тёме подошел прилично одетый пожилой мужчина, – я деньги потерял… вы случайно не находили?

Тёма растерялся, придумывая, что соврать, но услышал:

– Я видела, как он их поднял, – женщина с авоськой, непонятно откуда возникшая стала рассказывать пожилому мужчине, как она шла, и все видела.

– И я это видел, – произнес уже знакомый Тёме парень, с которым он столкнулся в дверях магазина.

Тёма стоял, слушая все это как со стороны.

– Молодой человек, давайте без милиции обойдемся, я спешу, вы мне просто верните деньги и все, – спокойно произнес мужчина, смотря на Тёму.

Слово – милиция, отрезвили и вернули его в реальность. Это был бы конец для него. Его вернут родителям…

– Вот, возьмите, – он достал из сумки подобранный рулончик денег, – Я случайно подобрал…, – глупо стал оправдываться Тёмка.

– Я вам верю, – так же спокойно ответил мужчина, – но все же пересчитаю.

Тёма кивнул. Он так хотел, чтобы все это как можно скорее закончилось. Мужчина снял с денег резинку. Медленно пересчитал их, и, смотря в глаза Тёме, произнес:

– Здесь не хватает пятисот долларов.

Тёма попытался объяснить, что он даже не пересчитывал эти деньги, просто положил их в сумку. Но его голос тонул в гомоне голосов. Тетка с авоськой шумно глаголила об том, что она все видела, и с удовольствием даст показания, так как молодежь совсем обнаглела. Парень тоже заявил, что подтвердит, что все видел. Мужчина же стал объяснять Тёме, что другого выхода нет, нужно идти в милицию и там, его обыщут и если он не виноват, то у него и не будет сворованных пятисот долларов.

– Я вам отдам деньги…, – пролепетал ошарашенный Тёма, дурашливо улыбаясь.

Под осуждающие взгляды, он достал из сумки пятьсот долларов, и отдал их мужчине, и все ушли, а он так и остался стоять с бешено колотящимся сердцем и чувством, что все это было ненастоящим… Его развели.

Да, что теперь об этом говорить. Все равно в милицию он не может пойти.

Было обидно. Больше от того, что его желание быть взрослым так быстро обломали первые же мошенники. Но он не сдастся. В голове всплыли слова: «Москва слезам не верит».

Он дошел да скамейки, присев на нее, переобул кроссовки. Вид рибока на своих ногах предал ему уверенности. Старые кроссовки в фирменной коробки Reebok Тёма без сожаления выбросил в мусорный контейнер.

И опять смело влился в поток людей. Ему нравилась Москва. Тёма шел, рассматривая здания, людей, а потом, не думая, садился в автобус, ехал, даже не спрашивая, куда, и выходил на той остановке, которая приглянулась.

Так он оказался у ГУМа.

Для любого в нашей стране ГУМ был чем-то до боли знакомым, но нереально далеким. Он с детства слышал об этом магазине и видел его по телевизору. И вот он перед ним.

Тёма зашел внутрь, прифигев от красоты, высоты и широты пространства.

Он шел, читая вывески и смотря на одежду в витрине.

Зазвучала музыка:

Тёма смело шагнул в бутик с надписью Levi’s. Это было то, что нужно. Сам левайс ни много ни мало. Теперь то он уже уверенно шел мимо вешалок с одеждой и с большей уверенность в голосе сказал, что ему нужны джинсы, футболка и куртка —кенгурятник с капюшоном и карманами спереди.

Из динамиков слышалось:

В голове моей замкнуло

Тёма, улыбаясь зашел в примерочную, подпевая Чичериной.

Примечания:

* Джеймс Филлис «Основы выездки и езды» 1890 год

**Чичерина – ТуЛуЛа