Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 4

Продолжая читать Филлиса, Тёма погружался в неизведанный ему мир. Он узнал, что оказывается лошадь, может бегать не просто рысью, а рабочей рысью, средней и прибавленной. Тёма жалел, что в книге практически не было иллюстраций, а понять, как это выглядит без картинок, было тяжело. Но он не отчаивался, просто запоминал, решив, что когда увидет лошадь, то тогда точно сможет узнать, какой рысью она бежит.

Еще он прочел, что лошади, двигаясь в бок, делают элемент, который называется – принимание. Как выглядит это принимание, он вспомнил. Тогда девчонка в цирке ехала на коне сначала в один бок, потом – в другой. Причем, делала это принимание она на галопе. В книге он прочел, что принимание бывает не только на галопе, но и на рыси.

Тёма мысленно представил себя сидящем на коне. Он поставил руки так, как будто в них держал поводья: перед собой, на уровне живота и затем, следуя словам Филлиса, сместил их чуть в сторону, влево, при этом правую ногу, то есть, шенкель прижал к боку лошади, и она уступила… Это слово «уступить» в конном мире значило начать движение в ту сторону, куда просит всадник. Хотя и в обычным мире это слово тоже означает – уступить, согласиться с чем-либо.

Вот так он философствовал о двух мирах: конном и обычном, лежа на полке с книжкой в руке.

От чтения Тёму отвлек голос дяди Володи:

– На Киров поедем другой дорогой, эта хоть и прямая, но ее нет. Водилы рассказали, один поехал по ней, так от машины ведро болтов осталось.

Харлей кивнул, смотря в окно, за которым были видны хребты Уральских гор. Осень в этой местности была красива, а вот зима несла смерть тем, кто решился преодолевать четыреста километров горной дороги: крутые спуски, заносы, зыбкие обочины, встав на которую, фура ложилась на бок, гололед и те, кто поджидал одиноких фурщиков с их грузом. Сколько неизвестных могилок таили в себе близлежайшие леса, никто никогда не узнает… Все это Харлей знал не по наслышке. С батей он ездил уже третий год, многое повидал.

Дядя Володя видел, как серьезен его сын. Он гордился тем, что у него такой пацан вырос. Решив разрядить атмосферу, достал кассету из бардачка. Поставив ее в магнитолу, нажал на пуск. Зазвучала песня, возвращающая его в юность, когда ему было столько же, как и Харитону, тогда он пошел в армию и сразу попал в Афган.

Зная, что это выбесит Харлея, Тёма стал подпевать. Эту песню он знал наизусть, регулярно исполняя ее на всех праздниках. Она достала его. Он не понимал, о чем там поют, что за война, и нафига она, вообще, нужна, и зачем о ней петь. И главное – не понимал, почему такая дурацкая песня всем нравится, что ее обязательно везде включают.

Припев Тёма с дядей Володей орал во всю силу своих легких:

Сидя и смотря на дорогу, струящуюся под колеса фуры, Харлей сдерживал кипящую в нем злость. В голосе парня он слышал фальшь. Нет, Коля пел хорошо, конечно, не вот тебе исполнитель, но ноты тянул и в музыку попадал. Фальшь был в самом его голосе. Харлей не верил в его искренность. Этот невысокий, худой пацан, с короткой стрижкой темных волос, в дурацкой футболке с Бевис и Баттхедом был явно себе на уме.

Слушая его ор, Харлею было обидно за отца, искренне поверившего во все это вранье, которое нес мелкий, и еще отец верил в искренность исполнения слов песни, ставшей для него святой. Сколько Харлей переслушал рассказов бати о войне, о пацанах, которых там калечили, убивали. Для бати эта песня была его болью за все, что с ним произошло, за его перевернутую с ног на голову жизнь после возвращения из ада Афгана, за контузию головы, после которой он стал инвалидом, и за разрушенную семью. Ведь мама, не выдержав срывов отца и его запоев, ушла к другому.

Напевшись, Тёмка опять открыл книжку и углубился в чтение.

– Сынок, подмени-ка меня, а то рубит что-то после еды, – услышал Тёма голос дяди Володи.

Он видел, как отец с сыном поменялись местами, не останавливая фуру. Харлей ловко перелез через отца и занял его место. Да и не удивительно с его-то длинными, как у кузнечика, ногами в черных джинсах, ему это не составило труда. Хотя то, что Харлей сильный, несмотря на свою худобу, Тёмка помнил по ноющей боли в боку. Место удара уже расцвело ярким синяком.

– Коль, давай и с тобой местами поменяемся, полезу посплю, да ты не волнуйся, – залезая на место Тёмы, пояснил дядя Володя, – Харитон с двенадцати лет машину водит. Мы раньше в Кушалино, недалеко от Твери жили, пока мамка от нас не ушла, – помолчав, он продолжил, – Харитон ГАЗ 53 водил и трактор.

– Правда? – с живостью в голосе спросил Тёма, видя, как эти откровения отца бесят Харлея.

– А в пятнадцать моторы уже перебирал.

– Вот это да!

Харлей сдержался, чтобы с разворота не ударить в лицо парня. Этот наигранный возглас вроде как об интересе к его жизни взбесил его. А ведь отец верит этому «художнику».

– А как мамка ушла, так мы в Москву вернулись, в квартиру, она у нас на улице Свободы, это на окраине города. Там сейчас и живем втроем с бабой Валей, ей скоро семьдесят, но она – молодец, еще о-го-го.

– У…

Не зная, что на это сказать, протянул Тёма, потеряв интерес к обычной жизни, ненужных ему людей, которых он забудет, попав в Москву.

– Так вы в Москву едите? – все же уточнил он то, что его волновало.

– Нет, в Тверь груз везём. Поедем через Балашиху, по МКАДу, там на Ленинградку выйдем. Решим, где тебя высадить, не переживай, и как до Москвы добраться подскажу.

– Я думал, ты его раньше высадишь, – сдерживая злобу, Харлей сжал пальцы на баранке руля.

– Да вроде мы решили довести парня… поможем художнику, пусть учится.

– Нафига.

– Понимаешь, сынок… Господь сводит нас в жизни с людьми, для каких-то целей. Мы этого не знаем… может потом узнаем зачем.

Слушая слова отца, Харлей, как всегда, списал их на контузию того. Батя, вообще, иногда мог изречь такое заумное, что Харлей диву давался. Но пусть лучше говорит, чем когда тот замолкал, молчал по нескольку дней, а потом начинал пить. Вот пить ему, вообще, нельзя было, совсем крыша отъезжала. Харлей вспоминал те моменты их жизни, когда батя уходил в запой. Тяжело ему приходилось. Рука у отца была тяжела, бил не думая, да и не помнил он себя, когда пил. Харлей быстро научился драться, и только так и выживал, сохраняя здоровье и жизнь. Но за это он на батю был не в обиде, контузия – во всем она виновата.

***

Пока дядя Володя спал, Тёма, сидя справа от Харлея, читал книгу. Нарываться на Харитона он сейчас не хотел, без защиты его отца это было неразумно. Поэтому он постигал учение Филлиса, и для него окружающая действительность исчезала.

Информация о том, что лошадей работают не только под седлом сверху, но и в руках, была для Тёмы откровением. Он вникал в написанное, стараясь понять, как правильно взять повод в руку, стоя рядом с лошадью, и что делать второй рукой с длинным хлыстом, чтобы, приложив его к боку лошади сделать то самое принимание, о котором он уже знал. Оказалось, что, вообще, приниманию лошадь обучают на земле. Вот об этом-то и писал Филлис, и только потом садятся в седло, и, приложив вместо конца хлыста к боку лошади шенкель, то есть икру, делают принимание. Усиленно перечитывая этот текст, заучивая его, Тёма мысленно представлял, как он потом все это повторит, когда у него будет лошадь. А то, что у него будет своя лошадь, он в этом не сомневался.

Проснувшись, дядя Володя шумно зевнул, достал бутерброды, развернув их, протянул Тёме, затем вынув термос, разлил горячего чаю на две кружки.

– Тебе, сынок, не предлагаю, потом сменю тебя. Тогда и поешь, – он, подув, отпил чаю.

Харитон лишь кивнул, внимательно следя за дорогой.

– Хорошо он водит, – показав на сына, с гордостью в голосе произнес дядя Володя. – Хотя чему удивляться, когда учиться начинаешь на ГАЗ 53-е, то любой хорошим водителем станет.

– Почему? – в целом Тёме это было совсем неинтересно, но поскольку пришлось прервать чтение на еду, то нужно было, вроде как, и беседу поддержать.

– На нем в коробке передач нет синхронизаторов, – видя непонимания в глазах Коли, он пояснил: – Двойной выжим сцепления, – произнес это дядя Володя так, как будто раскрыл Тёме страшную тайну, – чтобы переключиться с первой на вторую, нужно выжать сцепление, потом поставить на нейтралку, потом опять выжать сцепление, и только потом переключить на вторую. Вот так…

– У…, – изрек Тёма, прожевывая бутерброд.

– ГАЗ 53-и хорошая машина. Она без сцепления может ехать. Втыкаешь первую передачу на коробке, поворачиваешь ключ зажигания, – Тёма аж перестал живать, так увлеченно дядя Володя это рассказывал, – пуск, машина едет. Разгоняешь ее примерно километров до двадцати и втыкаешь вторую, без выжима сцепления. Вот так!

– У…, – нечего не понял Тёма и запил все услышанное чаем.

– А еще в ней есть золотая ручка.

– Бать, хватит, это неинтересно, – видя пустые глаза мелкого и слыша его наигранное «У», Харлею было жаль отца в его наивности.

– Ты неправ! Это каждый пацан должен знать. Вот тебе повезло, ты учился на этой машине и все знаешь, а Коле еще предстоит учиться водить. Ведь ты же не умеешь водить машину? – Тёма отрицательно качнул головой, а дядя Володя продолжил: – так вот в ГАЗ 53-м есть золотая ручка. Если не работает стартер в машине, есть кривой стартер. Повернул ключ зажигания – приборы ожили. Искра готова сверкнуть. Выходишь из машины, – видя, что дядя Володя смотрит на него, Тёма закивал, показывая, что он точно понял, что нужно выйти из этого ГАЗ 53-й, – подходишь к бамперу, там ушко с бабочкой, вставляешь ключ, который упирается в хроповик, который стоит на коленвале, и быстро крутишь по часовой стрелке – машина заводится!

– У… а почему золотая ручка?

– Так не всегда она заводится, а крутить приходится долго и быстро, вот ручка и блестит от рук, – искренне засмеявшись, дядя Володя добавил, – поэтому и золотая ручка. – И еще есть один секрет золотой ручки: как только мотор заводится, нужно ворон не считать, а то золотой ручкой так по рукам получишь, мало не покажется.

– А как же ее снять? Если она вертится, – Тёма даже проникся этим рассказом.

– Просто разжать вовремя руки, и она выпадет сама, – засмеялся дядя Володя.

Сдерживая улыбку, Харлей продолжал вести фуру. Он-то помнил, сколько раз вот так крутил эту ручку, что потом она аж блестела на солнце, а машина не заводилась. Да сколько еще всего было в его жизни связано с машинами. Он был благодарен бате, что тот ему с измальства разрешил быть подле взрослых, учась и постепенно осваивая все премудрости шоферского дела.

– Сынок, давай на ближайшей стоянке остановимся. Поразмяться нужно, да и подменить тебя за рулем уже пора.

Когда фура припарковалась, дядя Володя пошел до ветру, а Харлей, спрыгнув из кабины, сел на корточки подле колеса и закурил.

За этим занятием его застал Тёма, который вылез из машины, и с удовольствием разминал затекшие от долгой поездки конечности.

– Куришь, – смотря на Харлея, произнес Тёма.

– Если бате расскажешь, выкину из кабины, как котёнка, – по злому блеску тёмных глаз Харлея Тёма понимал, что тот может и выкинуть.

– Да вообще ни разу, нафига мне, – он пожал плечами. Его не интересовали все эти отношения отца с сыном. Ему только бы до Москвы добраться.

– Батя знает, что я курю, но расстраивается, когда видит, – слышать от байкера нормальную речь было для Тёмы удивительно, поэтому он замер подле него, рассматривая.

Харлей убрал спадающие на глаза волосы. Он курил, как будто думая о чем-то, смотря на огонек на конце сигареты.

– Дай закурить?

– Маленький еще.

– Мне восемнадцать, – Тема и сам не знал, зачем опять вступил в перепалку с этим злым байкером.

– Это ты бате ври, – сплевывая и смотря снизу верх, Харитон, опять затянулся.

– Вообще ни разу.

На это Харлей промолчал, немного дольше, чем обычно задержав на нем взгляд.

Докурив, и бросив бычок в сторону, он направился к обшарпанному зданию с вывеской «Продукты».

– От фуры не отходи, – бросил он через плечо.

Показав спине Харлея язык, Тёма стал прохаживаться рядом с машиной. Вскоре вернулся дядя Володя, сказав, что теперь и он может отойти по нужде. Когда Тёма, вернувшись, полез в кабину, то увидел Харлея на его лежачем месте. Это Тёму порадовало. Читать сидя было удобнее, чем лежа.

– Держи, – ощутив тычок в плечо, Тёма обернулся. Харлей держал в руке мороженое. – Там было, взял тебе, – в его голосе слышалось оправдание, хотя говорил он зло.

– У…, – забыв все на свете при виде мороженого, промычал Тёма, беря его и разворачивая.

– «Спасибо» говорить не учили?

– Вообще ни разу, – заглатывая холодные куски от мороженого, промычал Тёма.

Уже выруливая со стоянки, дядя Володя резко затормозил. На подножку кабины встала девица, и заглядывая в открытое окно, весело прокричала:

– Ребят, подвезете?

– Иди, красавица, не до тебя сейчас.

– Мое дело предложить, – с подтекстом произнесла девушка, у которой были сочные алые губы и жирно обведенные черным глаза.

– Совсем плечевые оборзели, – раздался голос Харлея.

– Сынок, ну, зачем ты так… может, ей, действительно, доехать нужно.

– Ты знаешь, что ей нужно.

– Почему плечевые? – не понимая странного диалога между сыном и отцом, Тёма опять услышал незнакомое ему слово – плечевые.

– Потому что на этой полки такие всегда ездят, – зевнув, произнес Харлей, – за плечом у водилы.

– Значит, и ты плечевой? – спросил Тёма.

– В морду никогда не получал, – зло тряхнув мелкого, произнес Харлей.

– Ребята, не ссорьтесь.

– Придурок, – обляпавшись мороженым, пробурчал Тёма, так и не поняв, что плохого в плечевых.

***

Когда стало смеркаться, проснулся Харлей. Тёма слышал, что тот вертится и зевает, но так не хотелось отрываться от книги. Он читал о менке ног на галопе. Такое он, вообще, и предположить не мог. Оказалось, лошадь может бежать галопом или с правой, или с левой ноги. И вот не останавливаясь, она может поменять ногу. Бежала с левой ноги, а потом побежала с правой. И именно всадник должен осуществлять эту менку ног. То есть, лошадь сама не должна менять ногу. Если всадник сказал бежать с левой, значит, лошадь должна бежать с левой, а потом нужно поменять ногу, и всадник дает невидимые сигналы коню, который, все понимая, в воздухе меняет ногу.

Тёма опять представил два повода в руках, а себя на коне. Он скачет галопом с правой ноги, затем чуть натягивает левый повод, при этом прижимая к боку лошади правый шенкель и усиливает его воздействие, и лошадь меняет ногу с правой на левую. Ко всему этому всадник свой вес должен перенести справа, налево.

Аж вспотев от усилий, Тёма провел рукой по лицу. Нелегкое это дело выезжать лошадей…

***

– Сегодня ночевать на нормальной стоянке будем, – видя впереди свет от фонарей, дядя Володя прибавил газу.

– Я все равно подежурю…, – неопределенно произнес Харлей, – давай, лезь на свою полку, – он потряс мелкого, который делал вид что читает.

– Так приедем сейчас…

– Лезь, я сказал.

Вскоре фура припарковалась на стоянке. Справа и слева стояли еще фуры. Чуть поодаль были строения, на одном из которых светилась вывеска: Кафе «Надежда».

– Нам сегодня повезло, – поворачиваясь к Коле, дядя Володя указал на постройки рядом с кафе, – там душ есть. Идите, ребята, помойтесь.

– Я что ему – нянька, – вскипел Харлей.

– Ты старше, вот и проследи, чтобы все нормально было.

Привыкнув выполнять поручения отца, Харлей молча вышел из машины, и стал ждать, когда вылезет Коля. Он бесил его своей медлительностью. Не выдержав долгого копошения мелкого на переднем сиденье, Харлей, открыв дверь, схватил его за голую щиколотку, торчащую из джинсов, и потащил на себе.

– Дай кроссовки одену! – закричал Коля, а Харлей отдернул руку, почувствовав в душе странное волнение, которого никогда ранее не ощущал. Пальцы еще помнили холод кожи лодыжки и то, как сомкнулись на ней, обхватив полностью…

Он быстро пошел вперед, не оборачиваясь, но слыша, что Коля идет за ним.

Тёма был рад, что Харитон рядом. Было темно, вокруг незнакомая местность, водители фур с недобрыми лицами и пьяные голоса из Кафе «Надежда». Сейчас он чувствовал себя не так уверенно, как днем, поэтому не отставал от Харлея, который шел уверенным шагом, и даже когда им навстречу вышли двое пьяных водителей, то Харлей просто спокойно прошел мимо них. Тёма же ускорил шаг, проскочив мимо бурно что-то обсуждающих шоферов.

Вскоре Тёма очутился в не очень чистой душевой кабине с маленьким куском мыла в руке и полотенцем на плече. За все это Харлей заплатил сам и, не говоря ни слова, пошел в другую кабину.

Принять душ, пусть и не очень горячий, после полутора суток дороги было приятно. Тёмка наслаждался водой и не спешил, а когда, вытеревшись и одевшись, вышел из дверей душевого помещения, налетел на Харлея, который отбросив недокуренную сигарету, зло прожигал его глазами:

– Ты что -девчонка, так долго мыться?

Не дожидаясь ответа, Харлей зашагал вперед, Тёма шел за ним, смотря на кипящую вокруг ночную жизнь. Водители фур не спешили ложиться спать. Многие шли в кафе, там звучало музыка, и было шумно. Из кафе выходили пьяные шофера в обнимку с громко смеющимися девушками.

– Откуда здесь столько девушек? – не выдержал и спросил Тёма.

– Ты совсем придурок что ли? Плечевые это, – обернувшись, Харлей видел в глазах парня непонимание, – проститутки, сосать вон пошла этому, – он указал рукой, на влезающую в кабину фуры девушку, в слишком короткой юбке.

Тёмке было неприятно чувствовать себя глупым и маленьким, а он так хотел выглядеть старше, но что-то у него это пока не удавалось. Этот байкер сразу его раскусил.

Они дошли до машины, залезли в кабину. Там их ждал накрытый импровизированный стол между сиденьями. Все это Харлей ранее купил в магазине, догадался Тёма, смотря на вареную колбасу, сыр, хлеб и банку открытых малосольных огурцов.

Харлей, молча сделав себе бутерброд, стал есть, Тёма последовал его примеру.

Дядя Володя, разлив чай из термоса по трем железным кружкам и видя суровое лицо своего сына, решил разрядить обстановку.

– Харитош, а ты Коле не рассказывал про трактор? – тот отрицательно махнул головой, заодно смахивая спадающие на лицо волосы, – зря… это ты в деревне рос, столько всего интересного узнал, а Коля, судя по всему в городе… Харитон с пятнадцати лет уже работал в колхозе, летом, – Тёма изобразил изумление на лице, затем увлеченно стал дуть на чай, – Помнишь сынок, как вы над трактористом, который после бодуна был, пошутили, – дядя Володя засмеялся, – Его Васькой звали, Васька-тракторист. Он трактор у пруда оставил, как раз задом к пруду. А пацаны рычажок реверса вверх подняли, – смотря на Тёму, пояснил, – если этот рычажок поднять, то трактор назад поедет, поэтому нужно сначала смотреть в каком положении рычажок реверса, а потом газ выжимать. Так вот, Васька гордо сел в трактор, там как раз девчонки купаться шли, он им подмигнул и решил эффектно стартануть с пробуксовкой. Завел трактор, пока с девчонками лясы точил, дождался, как тот прогреется, выжал сцепление, включил третью передачу и газ в пол. Пару секунд, и на глазах изумленной публики Васька с трактором уже в пруду.

Вспоминая, Харитон не смог удержать улыбку, хотя идея отца делиться их жизнью с этим Колей ему не нравилась.

– А еще если в тракторе накрывался диск сцепления, чтобы его поменять трактор нужно разделить на пополам.

Видя на себе взгляд дяди Володи, Тёма оторвался от еды и усиленно закивал головой, подтверждая, что он слушает, хотя в чем интерес этого разговора про трактор, он для себя не определил.

– Так вот, первая часть трактора, это колеса и двигатель, а вторая – кабина и задние колеса. Так разбирается трактор на две части, потом там меняется сцепление, и он собирается в одно целое.

– Ты лучше скажи, что все это делается с помощью дубины, кувалды-Машки, болгарки, и мата тракториста, – вспоминая, сколько раз он помогал при такой поломке, Харитон мысленно вернулся в беззаботную пору, когда он учился в школе и помогал на мехдворе с колхозной техникой.

– А помнишь, как с толкача трактор тогда заводили? – дядя Володя любил это время, тогда он работал в колхозе, и жена еще от него не ушла, – Когда в тракторе аккумулятора нет. Главное с ночи загнать его на силосную кучу, глушишь его на передачи, а то с утра не уедешь при мертвом аккумуляторе. С утра реверс вверх, сцепление выжал, трактор катиться с кучи, как набрал скорость, сцепление бросил и трактор завелся. А главное что? – дядя Володя посмотрел на Тёму, – Главное – в обед трактор не глушить, а то домой с поля не уедешь, а жрет солярки он немного, грамм двести в час.

Они еще некоторое время говорили о том, что было совсем непонятно и неинтересно Тёме. Он же кивал, ел бутерброды и пил чай.

– Все, ребят, я спать. Харитош, как обычно буди, как только светать начнет.

Вскоре с полке раздавалось мирное дыхание спящего человека.

– Что сидишь, спи, – Харитон аккуратно собрал еду в пакет, положил его за сиденье и закрыл термос с остатками чая.

Подумав, Тёма решил попробовать, а может, сработает:

– Мороженое хочу, – неопределенно произнес он, и даже сделал попытку выйти из кабины.

– Сиди и не высовывайся, я сам схожу.

Уже идя за мороженым в кафе, Харитон злился на себя за это. Хотя его отец всегда учил снисходительно относиться к тем, кто младше и слабее. Значит, сейчас он поступил правильно…

Съев мороженое, Тёма удобнее устроился на сиденье справа, застегнув ветровку и сложив ладошки вместе, сунул их между ног.

– Держи, – бросив запасное одеяло, Харитон продолжил смотреть за кипением ночной жизни на стоянке фур.

Завернувшись в него, Тёма засыпал с мыслю о лошадях и Москве. Теперь он точно знал, что добьется всего, чего захочет.

Примечания:

* Любэ – Комбат (Комбат батяня)