Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 3

До трассы М-5 Тёма добрался быстро. Ноги сами несли, даже не устал, вышагивая семь километров бодрым шагом. Поездка на поезде до Москвы в его случаи была неосуществима. С поезда его быстро в милицию отправят и родителям вернут, как несовершеннолетнего. Сейчас он больше всего жалел, что ему только шестнадцать. Вот было бы восемнадцать, получил бы паспорт совершеннолетнего гражданина и уехал, а так приходится сбегать. Не выдержит он еще два года в ненавистном ПТУ учится на фрезеровщика.

Июль был жарким, стирая пот со лба, Тёма думал о Москве, лошадях, и о том, что обязательно освоит это загадочное искусство – выезжать лошадь. Мысль о сворованных деньгах у сестры всплывала в его сознании лишь в параллели с тысячью четыреста долларами и восьми тысячами рублями, которые он пересчитал и разложил по карманам. Большую часть денег убрал в сумку. Вот такова оказалась сумма подарочных на свадьбу. Теперь эти деньги помогут ему жить так, как он решил. Мысли о маме, папе и сестре стали растворяться и исчезать, как будто они остались в далеком прошлом. Он думал о будущем, это было важнее всего.

Выйдя на трассу, осмотрелся. Мимо прошла фура, это редкость, движение здесь было неоживленное. Он не успел сориентироваться, хотя с чего он решил, что фурщик остановится.

Зная, в каком направлении Москва, Тёма пошел по обочине дороги. Сдаваться он не будет, как Ломоносов пешком дойдет до Москвы… хотя тот в Питер шёл, вспомнил он это из школьной программы. Об этом Ломоносове он слышал на уроки истории, только так и не понял, почему тот пошел пешком, когда можно было доехать на лошади. А вот в его случае идти пешком глупо, это он явно погорячился. Ночью здесь и медведи водятся. Тёма поежился, но до ночи еще полдня. Значит нужно пытаться остановить фуру.

Впереди, у обочины дороги стояла фура, и двое мужчин что-то делали около нее. Один был высокий, худой, одетый во все черное, а второй – невысокий, коренастый. Водители всегда ездили по двое, одному небезопасно, значит, это – водители фуры, Тёма уже не сомневался в этом.

Наверное, поломка, подумал он, ускоряя шаг. Это его шанс. Тем более фура стояла на стороне движения в Москву. Пусть хоть куда довезут, только подальше отсюда. Он еще прибавил шаг, в очередной раз закинув сумку на плечо.

Дверь кабины была открыта, из нее звучал рок. Сначала слов было не разобрать, но приближаясь, Тёма все отчетливей их слышал. Он не любил рок, считая его грузиловым мозга с тупым текстом и громкой музыкой, под которую не поплясать. Ему нравились веселые песни.

Приближаясь к машине, он видел, как один водитель копошится в ящике с инструментами, доставая их и передавая второму, который залез под машину.

Остановившись у согнувшегося у ящика с инструментами водителя в черной косухе, Тёма замер, видя, что тот так увлечен перебором гаечных ключей, что даже не замечает его. Еще Тёмка видел, что водитель совсем молодой парень. Он сидел на корточках, его руки были перепачканы, а сам он подпевал, повторяя звучащие слова песни.

Тёма замер, слушая его.

– Возьми моё сердце! Возьми мою душу!* – чуть хрипловато пропел парень, вторя голосу исполнителя.

– Нафига мне твоя душа, – засмеялся Тёма, смотря, как парень вздрогнул от неожиданности и поднял голову, – да и сердце мне твое ненужно, ну, вообще, ни разу, – добавил он, хихикая.

– Пошел отсюда.

В голосе парня Тёма почувствовал реальную угрозу. Он улыбнулся еще шире.

– До Москвы довезешь? – спросил он то, что ему было нужно, а на злой блеск в темных глазах парня ему было наплевать.

– Я сказал – крути педали, пока не дали!

Встав, парень оказался наголову выше Тёмы. Тот смотрел на него снизу вверх, но отступать не хотел.

Видно, услышав их перепалку, из-под машины вылез мужчина лет под сорок. Посмотрев на него, Тёма сразу понял, кто здесь, действительно, водитель. Надо же, как он ошибся, думая, что этот в косухе здесь главный.

– Дяденька, до Москвы довезите? – прогнусавил Тёма, – Пожалуйста, – помедлив, он достал заранее приготовленные сто долларов, – У меня деньги есть, я заплачу.

– Ограбил что ль кого, – растерявшись на такой напор, ответил мужчина, – хотя мелкий ты еще для таких дел. Лет-то тебе сколько, сынок?

– Восемнадцать, – гордо произнес Тёма, смотря тому в глаза и улыбаясь.

– Бать, врет он все.

– Харитош, ну, что ты так сразу. Не все же врут. А в Москву тебе зачем?

Чуть не прыснув со смеху, от имени «Харитоша», Тёма, быстро стал придумывать самую убедительную версию, зачем ему нужно в Москву.

– В художественное училище поступать буду, художник я, – пояснил Тёма.

– В смысле, художник, – сплевывая, произнес Харитон, утомившись смотреть на явный развод этого мелкого.

– Да! Художник, – гордо повторил Тёма, – а в Златоусте нет художественного училища. А я рисовать хочу, понимаете, я всю жизнь рисую. Даже выставки моих работ были. Знаменитые художники их смотрели и все говорили – учиться тебе Николай нужно, ты в Москву поезжай, поступать в училище.

– Колян, значит, – опять сплюнув, произнес Харитон, – бать, да сколько этого можно слушать, нам выбивать крестовину надо.

– Разбило крестовину на кардане, – удрученно пояснил мужчина, опять залезая под машину, до темноты надо успеть поменять, – сынок, дай-ка зубило.

– Бинго, – сплюнул под ноги Тёмы Харитон, и присев у ящика с инструментами, казалось, забыл о его присутствии.

Видя, что отец с сыном продолжили свое занятие, Тёма, помявшись, присел на корточки рядом, и стал наблюдать, как Харитон извлекает из ящика с инструментами то, что говорит ему отец.

– Кувалду передай мне, да не «Машку», а другую, – раздался голос из-под фуры.

Парень, кивком головы убрал падающие на глаза черного цвета пряди волос, достал небольшую кувалду.

– Бать, держи.

Тёма твердо решил, что не уйдет от этой фуры, почему-то веря в то, что они его не бросят здесь на дороге. Он видел, как недобро на него зыркает этот Харитон. Тёма же в ответ лишь глупо улыбался смотря, как это бесит рокера. Точно, рокер, решил он, рассматривая парня: черные узкие джинсы, черная футболка с надписью Metallica, на ней – череп, окровавленное сердце в костлявой руке. От такой зловещей картинки по спине Тёмы пробежали мурашки. Поверх футболки на парне была надета черная косуха с металлическими клепками и шипами, а сбоку джинсов висела цепь, идущая от ремня к карману.

Да еще музыка, дополняла образ этого рокера, продолжавшая звучать из касетника в машине. Правда, больше Харитон не пел, наверное, Тёмино присутствие его так сильно напрягало.

Игнорируя взгляды Тёмы, Харитон полез под фуру.

– Бать, ну, что там?

– Кардан не отстегивается… дай зубило, срублю гайки. Значит все же слизало шлицы.

В течение двух часов из-под машины несся мат и удары кувалды.

Наконец, прозвучало:

– Держи, сынок, зубило.

Харитон успел отскочить в сторону, когда следом за зубилами ему в ноги упала кувалда. Затем вылез мужчина, таща за собой то, что он называл – мать, его в душу, кардан.

– Смотри, Харитош, нужно обстучать хвостовик кардана, да щеткой обчистить его не забудь, а я в кабину полезу, посплю чуток.

– Хорошо, батя, – видя, что тот что-то хочет сказать. Харитон добавил, – и про запорные кольца помню. Я сам смогу выпресовать старую крестовину и заменю на новую.

– Давай, сынок, глаза бояться – руки делают.

– Точно, бать.

И опять Тёма наблюдал, как ловко парень орудует молотком и кувалдой, борясь с этой деталью, пока все это время его отец спал в машине.

– Бать! Сделал, – через час раздался голос Харитона.

Зевая, мужчина вылез из машины, и забрав из рук сына то, что называлось карданом, опять полез под фуру.

– Сынок, шприц дай, зашприцую крестовины.

– Сейчас набью шприц литолом, – Тёма заворожено смотрел на перепачканные руки Харитона, которыми он что-то заливал в шприц, – держи, бать.

***

– Вот мы и починили нашего Мурзика, – произнес мужчина, пытаясь оттереть руки ветошью, – Харитош, салярку в ведро налей, руки отмоем.

– Почему Мурзик? – спросил Тёма, которого впечатлило то, что эту машину взрослый человек называет кошачьим именем.

– А ты еще здесь? – только сейчас, отойдя от ремонта, мужчина увидел опять рядом с машиной паренька, – МАЗ 504 В, потому что, – пояснил он и искренни улыбнувшись, добавил, – Мурзик, – поглаживая капот машины. – Харитош, ты инструментальный ящик закрыл?

– Да, бать, и инструменты все собрал, поехали, – выплеснув ведро с соляркой на обочину, Харитон стал закреплять его под прицепом.

– Дядь, меня возьмите, пожалуйста, – прогнусавил Тёма, бросаясь наперерез мужчине, преграждая ему путь к фуре.

Вздохнув, и видя, что темнеет, мужчина махнул рукой.

– Залезай.

– Бать, ты что этого возьмешь? – из кабины машины на Тёму, зло сверкая глазами, смотрел Харитон.

– Темнеет, не бросать же пацана на дороге. Довезем до людных мест, там и оставим. Так как тебя говоришь зовут, художник?

– Николай, – улыбаясь, произнес Тёма, – Коляном зовите.

– Ну, художников Колянами не зовут, – залезая в кабину, смеясь, произнес мужчина, – меня дядей Володей зови, а сына моего ты уже знаешь – Харитоном зовут.

– Харлей, – не пропуская Тёму в кабину, произнес парень.

Видя, что единственный вариант попасть в машину, это признать, что Харитошку зовут Харлеем, Тёмка, протягивая слова произнес:

– Харлей.

– Бинго, – сплевывая, сказал Харитон, отходя в сторону.

Тёма сразу догадался, что полка за сидениями и есть его место в этой машине. Он быстро залез туда, выдохнув. Все-таки он сделал это!

– Темнеет здесь быстро, – включая дальний свет, дядя Володя вырулил на дорогу.

– Ты говорил, что километров через тридцать может стоять караван.

– Что за караван? – слыша новое для себя, Тёма не смог сдержаться, чтобы не спросить.

– Небезопасно здесь ночевать одним. Вот фурщики и сбиваются в караваны на ночь, – спокойно пояснил дядя Володя.

– И сколько там фур?

– Ты, вообще, затыкаешься когда-нибудь? – Харлея бесил этот малолетка в дурацкой футболке с лицами Бевиса и Баттхеда.

– Вообще, ни разу, – стягивая кроссовки с ног, и пихая их в руки рокера, улыбнулся Тёмка.

Харлей, брезгливо бросил темно-синее кроссовки с белыми подошвами себе под ноги, переводя взгляд от дебильной улыбки доставшего его парня к дороге.

Вытянувшись на полке, Тёма затолкал поглубже свою сумку, поверх нее положил ветровку Адидас и перевел взгляд на дорогу. Правда обзор ему закрывала голова Харлея. Его неровно стриженные черные прямые волосы всклокочено торчали в разные стороны.

Почувствовав у себя в волосах руку, Харлей моментально ее перехватил и выкрутил.

– Пусти, придурок, – Тёмка выдернул руку, видя на запястье следы от чужих пальцев, – за твоим хаером ничего не видно.

– Вот и я говорю Харитону, что пора подстричься, – дядя Володя выжал сцепление и переключился с третей на четвертую, – вот у тебя Коля нормальная стрижка, а не это воронье гнездо на голове. Ну, ничего, осенью Харитона в армию забирают, вот там и сделают из него человека.

– Призывник мой мальчик, Лёха, нынче в армию пошел, что же делать, коль мальчишке девятнадцатый пошёл,** – пропел Тёма.

Харлей аж развернулся, прожигая его ненавистным взглядом, на что Тёма состроил ему смешную рожицу и дурашливо заулыбался.

– Тебе не на художника нужно учиться, а на артиста, – оценил качество исполнения дядя Володя, а зная взрывной характер своего сына, он краем глаза наблюдал, как тот ели сдерживается.

– Не… вообще ни разу. У меня талант рисовать. А петь я просто люблю.

– В смысле? – с издевкой спросил Харитон.

– Вообще, ни разу, – парировал Тёма.

– Ребят, не ссорьтесь, – делая голос строгим, подвел черту под назревающим конфликтом дядя Володя.

***

До места ночной стоянки добрались в молчании, каждый думал о своем. Правда Тёмке очень хотелось прижать рукой торчащие в разные стороны волосы Харлея, вот точно – воронье гнездо. Но помня, что им еще ехать до Москвы, он решил пока не нарываться, а то, что его из этой фуры не выгонят, он был в этом уверен.

Уже в полной темноте, которую прорезал свет фар, дядя Володя припарковал свою фуру к стоящим на расширении дороги еще пяти фурам.

Из машины он вышел один, бросив взгляд на сына, который кивнул в ответ. Тёма видел, как парень достал из-под сиденья обрез и со знанием дела стал его осматривать. Это поразило Тёмку, но он вспомнил рассказы пацанов о том, что фурщики всегда ездят вооруженными.

– А мне выйти можно? – ловко просачиваясь между сиденьями, спросил он.

– Вали отсюда, – несмотря на него, ответил Харлей, только когда дверь кабины за вылезшем парнем практически захлопнулась, он крикнул ему вдогонку, – далеко не отходи, придурок.

То, что папа с сыном знают что-то большее, о чем недоговаривают, Тёма чувствовал, но его мысли были о Москве, которая ждала его, поэтому он смело пошел в кусты справлять естественную нужду.

Там его, уже одевшего штаны и нашел Харлей с обрезом в руке.

– Придурок, сказал же по-русски – далеко не отходи.

– Почему?

– Потому, – зло сплюнув, Харитон пошагал вперед. Ему не нравился этот малолетний пацан, который явно все врет, так за него еще и волноваться приходится. Хотя искать этого дебила его отправил отец. Сам бы он не пошел, наверное, не пошел бы…

– Так, все, едим, и спать, – пихая в руки Тёмы железную кружку с горячим чаем, сам дядя Володя полез на полку, – сынок, в пять разбуди, в это время уже светает, можно будет ехать.

– Хорошо, бать, не волнуйся, – усаживаясь поудобнее на водительском сиденье, и держа обрез между ног, Харитон отхлебывал чай из такой же кружки.

– А ты что спать не будешь? – обжигаясь чаем, Тёма взял разложенный на газете между сиденьями бутерброд с колбасой.

– Бинго.

Видя по злому лицу Харлея, что разговаривать он не намерен, Тёма поел, а затем, свернувшись калачиком на сиденье справа, попытался уснуть. Хорошо, что, вылезая из машины, он надел на себя ветровку. Ночью было холодно. Руки мерзли. Он, сложив ладошки вместе, засунул их между колен, так было теплее.

Проснулся Тёма от голосов, еще не понимая, где он, стал тереть глаза. С его плеч сползло одеяло. Он помнил, что, засыпая мерз, а потом стало тепло.

– Ну, вот ребята, кажется, переночевали без происшествий. Пора ехать.

Возвращаясь в машину и ежась от утренней росы, Тёмка с надеждой посмотрел на переднее сиденье. Его взгляд перехватил Харлей.

– Даже не думай, – он указал рукой на полку, – твое место, плечевой.

– Харитон! – раздался голос дяди Володи.

– А что значит – плечевой? – не понимая, почему они замолчали, Тёма переводил взгляд с отца на сына.

– Маленький еще, подрастешь – узнаешь.

Дурашливо улыбаясь, Тёма залез на полку. Харлей его бесил своим высокомерием и тем, что строил из себя крутого парня, хотя старше его всего на два года, как оказалось.

Видя, что мальчики опять ссорятся, дядя Володя поставил кассету в магнитофон и зазвучали песни, которые Тёма тоже не любил – блатные, как их называли. Там пели про Сибирь, нары, отсидку, и не понятную ее любовь. Он поудобнее улегся на полке, опять кинув в руки Харлея свои кроссовки, а сам достал книжку.

– Ты еще и читать умеешь, – не слыша шебуршания за спиной, Харлей решил посмотреть, чем занят парень.

– Вообще ни разу, – не задумываясь, ответил Тёма.

– В смысле? – не понял Харлей, сжимая кулаки. Если бы не батя, он давно надавал бы тумаков этому наглому малолетки.

– А что за книжка? – дядя Володя решил разрядить опять накаляющуюся обстановку в машине.

– Для художников, вот видите, как нужно рисовать лошадь, – Тёма протянул раскрытую книгу, где была нарисована лошадь и человек на ней.

– А… – кивнул дядя Володя.

– Дай, посмотрю, – Харлей выхватил книгу, захлопнул ее и прочел название: «Основы выездки и верховой езды».

– Отдай, придурок, – ловко выхватив книгу, Тёма забился с ней в самый угол.

– Оставь пацана, ты же старше, – рассудительно произнес дядя Володя, остужая моментально вскипевшего сына.

Харлей сжал кулаки жалея, что ему не удается накостылять этому парню, который явно все врет, а отец верит каждому его слову.

Тёма же читал главу о сборе лошади. Он долго вникал в суть этого слова «сбор», пытаясь понять, о чем хотел сказать Филлис, и наконец, понял. Сбор, это и есть та точка гармонии, при которой лошадь несет всадника, повинуясь невидимым глазу командам. А вот как достичь этого сбора, вот это была целая наука, и Филлис начинал объяснять это с начала, с момента, как он покупал еще незаезженную лошадь и постепенно начинал ее обучать. Тёма восхищался этим англичанином, который тратил годы жизни, чтобы постепенно научить всему лошадь и придти с ней к гармонии. Еще он узнал, что лошадей работают. Именно работают, и в это слово входит все: почистить лошадь, поседлать, поездить на ней, обучая и потом расседлать, все это объединяло слова – работа. Он хотел работать лошадей, вот так правильно из года в год, идя к результату.

Он еще раз перечитал слова Филлиса, ставшие для него целью, которую он обязательно достигнет: «Если ездоку удалось достигнуть такого совершенства, то и он и лошадь сливаются в одно целое. Ездок до такой степени „входит“ в лошадь, что каждое ее движение мгновенно и непосредственно отражается в его мозгу, а каждое его воздействие на лошадь так строго соответствует данному движению и так точно выражено, что лошадь, инстинктивно ожидая его, поддается и мгновенно подчиняется ему. Сознание лошади подчиняется и сливается с сознанием человека. Движения лошади становятся отраженными и вызываются волей одного существа, волей ездока. Я не ошибаюсь, признавая такую гармонию человека и лошади идеалом». ***

Тёма верил словам англичанина, он тоже достигнет идеала.

***

На обед остановились в придорожном кафе. Судя по количеству припаркованных здесь фур, это было популярное место на трассе.

Столики стояли как внутри, так и снаружи. Дядя Володя здоровался с водителями, его многие знали, так же знали и Харлея, к которому обращались как к равному. А вот Тёму воспринимали как подростка, но он не обижался, только улыбался и поддакивал на приколы о втором сыне у дяди Володи. Это еще больше взбесило Харлея, который был явно не рад, что Тёмку причислили к их семье.

– Володь, тебе как обычно? – нависая над севшим за стол дядей Володей, промурлыкала пышногрудая официантка.

– Да, Оленька, как обычно, и еще у меня пополнение, ему тоже самое, что и нам, – он кивнул на Тёму.

Официантка, немного помедлив, и бросив на дядю Володю томный взгляд, удалилась.

– Я заплачу, – Тёма достал из кармана джинсов несколько купюр по сто рублей.

– Ты у нас прямо богатый, – произнес дядя Володя, смотря на деньги в ладошке парня, – убери. Солдат ребенка не обидит. Покормлю я тебя, чай не обеднею.

Тёма пожал плечами. Ему сейчас деньги нужны, так что, хорошо, что поест за чужой счет. При этом он чувствовал на себе злобный взгляд Харлея, на что в ответ стал ему улыбаться, что его еще больше взбесило.

– А почему Харлей? – спросил Тёма.

– Заткнись, – убивая его взглядом, сквозь зубы произнес Харитон.

– Харитош, ну, что ты так. Ведь можно же просто объяснить. Харитон мотоциклами с детства увлекается. Ява у него 200-я сначала была, хороший мотоцикл, потом Урал полноприводный. Он его сам переделал, коляску с него снял, но он о Харлей Дэвидсоне мечтает. Вот и зовут его все Харлей, он – байкер… это так мотоциклистов теперь называют. Но мечта мечтой, а деньги зарабатывать нужно. Так что после армии, жениться, девушка у него есть, – подмигнул сыну дядя Володя, – Будет у них все, как у людей, а для семьи деньги зарабатывать нужно. Сам фуру водить станет, а я лишь подменять его буду, – улыбнулся он.

– Мечта значит, – а вот про все, как у людей, Тёма уже слышал в своей жизни.

– Бинго, а теперь заткнись, – ставя перед собой дымящийся борщ, Харлей бросил убийственный взгляд на лицо Коли с его дебиловатой улыбкой. Рука так и чесалась заехать по этой улыбке кулаком.

– Ешьте, ребята, не ссорьтесь.

С удовольствием съев первое, второе, третье в виде компота и пирожка к нему, Тёма откинулся на спинку стула, обозревая кафе.

– Ты куда, – увидев, что Коля встал, спросил дядя Володя.

– Мороженое хочу, – направляясь к холодильнику с мороженым, Тёма двинулся к цели. Дома ему редко удавалось его поесть. Денег-то своих не было, а мама считала, что для его горла холодное вредно. Но теперь-то у него есть деньги.

– Мне вот эти три! – выкладывая смятую сотку, сказал Тёма.

Вернувшись к столу, положил на него мороженое. Делиться им он не собирался, но вспомнив о приличиях, все же формально спросил:

– Хотите?

– Ешь, – ответил дядя Володя.

Харлей же только брезгливо поморщился.

– А Харитоша, вообще, не любит сладкое, – пояснил его отец, вставая и идя к другому столу, где сидели водители, с которыми он стал что-то бурно обсуждать.

Выдохнув, Тёма с удовольствием стал заглатывать мороженое. Вот эта жизнь – когда есть деньги можно позволить себе то, что хочешь.

Видя, как мелкий поглощает мороженое, Харлей не смог отвести взгляд.

– Смотри, не заболей, – сам не зная, с чего, сказал он. Хотя здоровье этого парня его мало интересовало.

– Вообще, ни разу, – вылизывая бумажку от мороженого, Тёма подмигнул Харлею, – Жить нужно сегодня!

В кафе постоянно заходили все новые и новые люди. Во время обеда здесь было оживленно. Один из пришедших поставил на стол магнитофон. Из него достаточно громко звучала музыка, именно та, которую любил Тёма, веселая и задорная.

Теперь, объевшись мороженым, и будучи практически счастливым, он стал подпевать. А когда прозвучали слова песни: «В деле любви, я – первый проводник. Ой, не надо мне никакого чина. Главное, что б в жизни возник настоящий мужчина», **** Тёмка вскочил со стула, и стал петь громче Сердючки, при этом кривляясь на ее манер.

Народ со свистом и хлопками одобрил эту импровизированную пантомиму.

В этот момент своей жизни Харлей впервые мечтал провалиться сквозь землю. Ему хотелось объяснить всем, что этот дебил не с ними, и он, вообще, его не знает, но приходилось сидеть и с каменным лицом смотреть, как мелкий изображает певицу Веерку Сердючку, вторя ее словам: «Я рождена для любви, В душе огонь, а в руках мимоза. Ну, где ж ты мой, юный пион? Ждет тебя твоя майская роза».

Причем, что отметил Харлей, парадировал парень ее неплохо, но сам факт такого позора, который навлек на их столик кривляющийся мелкий, перечеркивал всю картину его выступления.

Бросив взгляд на отца, Харлей видел, что батя с улыбкой воспринимает кривляние пацана и ему совсем нестыдно, что это чудо с ними.

– Ну, все, нам пора, – вставая, и прощаясь с водителями, сказал дядя Володя.

– Братан, удачной дороги!

– Оленька, спасибо, золотко, покормила так от души, – он положил деньги на прилавок перед улыбающейся официанткой.

Идя к выходу, дядя Володя обменивался рукопожатиями с другими водителями.

Харлей пулей вылетел из кафе, сгорая от стыда, а когда артист-недоделанный, как он его мысленно назвал, пролезал мимо него на свое лежачие место, больно пнул его кулаком в ребра.

– Еще раз такое выкинешь, мимоза гребенная, в морду получишь.

– Да больше вообще ни разу, – не показывая, как болят ребра от удара, улыбнулся Тёма, смотря в злые глаза.

– Придурок!

– Ребята, не ссорьтесь!

Машина тронулась, Тёмка разлегся на полке и открыл книгу.

Он читал о том, как важна посадка всадника в управлении лошади. Это была основа всего. Всадник должен был сидеть на коне так, чтобы стать с ним единым целым – слиться в движении. Он вспомнил, как красиво седела девчонка на коне. А ведь конь то бежал вперед, то замирал, то опять продолжал движение, а она сидела и улыбалась восторженной публике.

Еще сегодня Тёма открыл для себя новое о том, что оказывается, на лошади ездят строевой или учебной рысью. Строевая, это когда привстают то вверх, то вниз. Такое он помнил по фильмам. Там всегда красноармейцы рысили, вставая, и затем садясь в седло. А вот учебная рысь, это когда всадник сидит в седле. Он вспомнил девчонку в цирке. Она ведь не привставала на коне. Она сидела. Значит, это и есть учебная рысь. Но как ей научится ездить? Он внимательно прочел умный текст о движении поясницы по седлу вперед, попытался изобразить это движение, которое вызвало у него хихиканье. Слишком оно напоминало пошлые движения бедрами. Потом он решил попробовать изобразить строевую рысь. Стал привставать, но делать это лежа вообще было неудобно. Он пожалел, что сейчас под ним нет его поседланного стула, с привязанными к нему веревками. На нем бы он смог изобразить и строевую, и учебную рысь.

– Достал уже, – злой голос Харлея вернул его к действительности, – у тебя что – блохи? Весь дерганный.

– Вообще ни разу.

– В смысле.

– Ребята, не ссорьтесь.

Примечания:

* Ария – Возьми моё сердце

**Алена Апина – Ох, Лёха, Лёха, мне без тебя…

*** Джеймс Филлис «Основы выездки и езды» 1890 год

**** Верка Сердючка – Я рождена для любви текст песни