Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 9

Вспоминая слова Филлиса, Тёма сел ровно в седле, подобрал повод и прижал шенкель. Нимфа пошла рысью, но не размашистой, а собранной. Он чувствовал ее, как будто она сжалась в пружинку. Теперь он научился сидеть в седле на рыси, не привставая, подовая бедра вперед, проскальзывая по седлу. Это давало возможность не трястись в нем, не выпадать, а сидеть так как будто он был един с лошадью. Правда, такое Тёме удалось не с первого раза. Все мышцы болели, тело не подчинялось, и только ежедневные тренировки дали результат. С каждым разом его все меньше и меньше трясло на учебной рыси. Он чувствовал лошадь. Чувство лошади, он об этом читал в книге, но не понимал смысл этих слов. Раскрыв в себе «чувство лошади», он осознал, о чем писал великий мастер. Теперь он стал с ней единым целым. Не трясущимся на ней мешком, как называли покатушки тех, кто плюхался на спину коня на рыси, он стал продолжением коня, слившись с ним в движении.

Научившись ездить на рыси в седле, Тёма попытался повторить то, о чем писал Филлис: поводья переместить левее, при этом чуть развернув свои плечи, так чтобы левое плечо было немного сзади, и прижать правый шенкель – Нимфа пошла в бок.

В первые секунды Тёма растерялся, но потом, собравшись, стал правым шенкелем толкать лошадь, и она сделала принимание налево. Похвалив Фиму, угостив ее сахарком и дав передохнуть, отпустив повод, он решил повторить. Но теперь все-то же самое, сделал на право. Подобрал повод, толкнул Нимфу вперед двумя шенкелями, и когда она двинулась очень сокращенной рысью, переложил руку с поводом чуть правее, развернув свой корпус так, чтобы правое плечо ушло немного назад. Левым шенкелем, отведя его назад, толкнул лошадь в бок, и она пошла направо, сделав принимание вправо.

Тёма был счастлив. Он разговаривал с лошадью, она понимала его, слушала, выполняла его команды, а их диалог оставался скрытым от всех.

Он много думал о лошадях, умении слышать их и о том, что лошади дано слышать человека, но вот только людям неинтересно говорить с ними.

Нимфа стала ему не только единственным другом, но и учителем. Тёма чувствовал, как меняется раз от разу, садясь на нее верхом. Его посадка в седле стала такой, что даже девчонки восхищались им, хотя в их тусовке всем было все равно, кто как ездит верхом.

Нимфа учила его. Это Тёмка стал осознавать постепенно, каждый раз вспоминая Филлиса и пробуя сделать, как он писал, а лошадь, если он делал это правильно, выполняла его команды, а если нет, она не слышала его. И вот по таким моментам он стал учиться. Даже при незначительном наклоне корпуса вперед, Нимфа останавливалась на рыси, а если он подавал еще сильнее корпус вперед и сжимал ее шенкелем, Фима шла назад. Леська пояснила, что это осаживание. А он осознал, что его корпус влияет на управление лошадью.

Так он и учился на Фиме, не забывая тайно доносить ей сено, чтобы она ела, покупая для нее сахар, сухарики, морковку и яблоки. Только ради этих вкусностей он выезжал с конюшни до ближайшего продуктового магазина и потом с шуршащими пакетами возвращался, зная, что его ждет его лошадь.

Еще, изредка Леська, сама подойдя к нему, рассказывала о Нимфе и показывала, что та может делать. Это помогало Тёме в его освоении выездке. И, конечно, ему было очень интересно узнавать от Леси, о породе Нимфы. Оказалась, что терская порода лошади раньше, в Союзе, была ценна. Ее специально вывели после революции под нужды армии, причем, под высшей командный состав. Так как терцы были умными лошадьми, поэтому на них, в основном, ездили командиры. Леся рассказала, что до революции в царской России была уникальная стрелецкая порода лошадей, очень древняя и очень ценная. Эти лошади были серого цвета, и на них ездили все цари и офицеры. Но в революцию практически всех стрелецких лошадей уничтожили, а из того, что осталось, уже не удалось восстановить стрелецкую породу, и ее переименовали в терскую. Узнав такое о своей Нимфе, Тёма еще больше стал ценить эту лошадь. Теперь он понимал, почему она такая умная, понятливая, быстро запомнила его. Нимфа каждый раз встречала его приход в конюшню ржанием.

***

В одни из октябрьских выходных, когда погода радовала теплом, отсутствием дождей и солнышком, Тёма с Кнопкой стояли на их точке. Народ гулял по Патриаршим прудам и с удовольствием катался. К вечеру, как всегда, мам с детишками сменили компании немного подвыпивших, но более платежеспособных граждан.

К ним подошло несколько парней, не очень русской внешности.

– Сколько стоит покататься? – спросил один.

– Двести рублей круг, – ответила Кнопка, подводя свою лошадь.

– Белый хочу, – заявил парень, показывая на Нимфу.

Внутри у Тёмы пробежало нехорошее предчувствие. Такое с ним случалось впервые. Он даже растерялся, почувствовав это в себе, но потом подвел Фиму парню.

– Держи, – пихая в руки Тёмы смятые четыре сотки, парень достаточно лихо запрыгнул в седло, – Повод отдай!

– Нет!

Но было поздно, парень с размаху долбанул задниками ботинок по бокам Нимфы, и она рванула вперед. Повод выдернулся из рук Тёмы.

– Э, дорогой, – похлопывая его по плечу, сказал друг ускакавшего парня, – он – настоящий джигит! С детства на лошадях, с ним ничего не будет!

Кнопка переглянулась с Тёмой. Они молча стали ждать джигита.

Вскоре он вернулся на взмокшей Нимфе. По ее морде стекали капли пота, бока с мокрой шерстью вздымались, но самое ужасное было то, что она хромала. При этом парень, сидя на ней, нещадно долбил ее ногами.

– Старая кляча, – спрыгивая и бросая повод, он указал на Нимфу, – еле тащится. Денег верни, она – хромая!

– Она не хромала! Что ты с ней сделал?! – Тёмка почувствовал, как его схватила за рукав куртки Кнопка.

– Держи свои деньги, – она сунула парню его четыре сотки.

– Нечего людей обманывать! – вступился в разговор его приятель.

Тёма хотел ответить, но Кнопка дернула его за рукав.

Парни ушли, а Тёма смотрел на Нимфу, которая стояла на трех ногах, не опираясь на левую заднюю ногу, и тяжело дышала.

– Ты чего с этими в бычку лезешь? Они и пырнуть могут.

– Он ее загнал, – об этом Тёма читал еще в журнале о лошадях, о том, что коня можно загнать.

– Не загнал, а вот ногу ей повредил, – Кнопка стала ощупывать левую заднюю ногу Нимфы.

– Сломал? – ужас того, что у его Фимы сломана нога накрыл Тёмку.

– Фиг его знает, я не ветврач, – Кнопка попыталась потянуть за повод Нимфу вперед, та, сделав пол шага, как будто споткнувшись, остановилась, – Идти не сможет.

– Что делать будем?

– Коневоз вызовем.

Достав телефон, Кнопка, полистав в нем записную книжку, набрала номер. Поговорив, продиктовала адрес, а посмотрев на Тёму, произнесла:

– Будем ждать. Обещал часа через два приехать.

Так они и ждали, сидя на лавке, забравшись на нее с ногами, и смотря, как Фима стоит на одном месте. Дыхание у нее восстановилась, но она, вообще, не двигалась и не опиралась на левую заднюю ногу.

Тёма не верил в реальность происходящего. Он смотрел на Нимфу и думал о том, что все это неправда, вот она сейчас сделает шаг, потом еще, и еще, и все будет, как прежде. Но как прежде не стало. Уже стемнело, когда приехал коневоз. Впервые Тёма увидел то, в чем возят лошадь.

К ним подъехал джип, к которому был прицеплен высокий крытый прицеп. Он открывался так, как открывались раньше трапы на кораблях, и именно по этому трапу и нужно было завести лошадь внутрь прицепа.

Только вот Нимфа, вообще, отказывалась двигаться. Хорошо, что водитель коневоза сразу проникся всем произошедшем. Услышав, что «джигит» проскакав на лошади, травмировал ее, он долго ругался, а потом рассказал, как все они будут действовать, чтобы заставить лошадь взойти по трапу.

Погрузка недвигающейся с места Нимфы оказалось нелегким делом. Тёма толкал ее под зад, а водитель с Кнопкой переставляли ей передние ноги. Так, буквально по шажку, и удалось ее запихнуть в прицеп. Погрузка отняла полтора часа времени, но результат был достигнут, а это – главное.

До Терехово доехали быстро.

– Главное, чтобы она в коневозе не легла, – повернувшись к ним, пояснил водитель.

Глупый вопрос, что делать, если лошадь ляжет в коневозе, Тёма не стал задавать, он видел, как там узко, тогда оттуда вообще лошадь будет не достать.

Им повезло, Нимфа стояла.

Теперь нужно было заставить ее идти назад по трапу.

Увидев коневоз на территории конюшни, народ стал подходить и спрашивать, что случилось. Вскоре известие о том, что Нимфа захромала, достигла и ушей Лукиничны.

За час с лишним, им удалось так же не спеша заставить Нимфу выйте из коневоза и дойти до своего денника.

Только тогда к ним вышла Лукинична.

– Ты за вета платить будешь! – констатировала старушка, смотря на Тёму, – Тебе лошадь дали, а ты ее угрохал!

Вымотавшись погрузкой и разгрузкой Фимы, Тёма лишь улыбнулся, хотя он и так решил, что оплатит лошади ветврача. Пока ехали в Терехово, Кнопка уже позвонила врачу, а теперь только оставалось сидеть и ждать ее приезда.

– Лошадь привязать нужно, – проходя мимо стоящего у денника Тёмы, Туся показала на Нимфу, – если ляжет, не поднимем.

Спохватившись, Тёмка зайдя в денник, привязал за недоуздок Нимфу так, чтобы она не смогла лечь. Кнопка принесла сена в большом мешке-сетке.

– Это рептух, – пояснила она и повесила этот мешок перед носом Нимфы, та с удовольствием стала есть сено, выдергивая его из сетки.

Дальше продолжилось то, что уставший Тёма уже смутно осознавал. Приехала женщина лет тридцати пяти. Это был ветврач. Она долго щупала ногу Нимфы, ходила вокруг нее в деннике, потом опять проводила рукой по ноге лошади.

Выйдя из денника, врач стала рыться у себя в большом саквояже, достала оттуда шприц и вскрыла ампулу.

– Сделаю укол травматина и новокаиновую блокаду, – пояснила она.

Завершив все манипуляции с Нимфой, женщина присела на ящик и стала писать на листочке лекарства, параллельно говоря и поясняя. От такого потока информации у Тёмы аж разболелась голова. Он старался запоминать основное, то, что нужен рентген, чтобы исключить перелом или трещину в кости. Рентген есть в Битце. Туда нужно привести лошадь, но раз она не ходит, значит поехать и договориться, за деньги они приезжают сами.

Сейчас есть лишь предварительный диагноз – надрыв связок. Срочно нужен холод, который ставится ниже скакательного сустава, включая путовый. Из этого Тёма понял, что весь низ ноги у Нимфы нужно держать в холоде. Так же врач сказала, что ни в коем случаи не давать ей ложиться, во-первых – не поднять, во-вторых, будет вставать, обопрется на больную ногу, и еще хуже ее повредит, так как вес-то у лошади килограммов четыреста.

Забирая деньги за вызов, ветврач взамен дала список лекарств. Заглянув в него, Тёма увидел не только много названий, но и подробные инструкции, что и как давать.

Из ступора его вывела Кнопка.

– Фим, пельмени из морозилки неси!

– Зачем?

– Ну, ты и лошара.

Видя Тёмкино состояние, Кнопка сама пошла за пельменями, а Тёма стоял и смотрел, как Леська с Кнопкой приматывают бинтом пельмени к ноге Нимфы.

– Вет сказал – холод! – смотря на Тёму, все же стала пояснять Кнопка, – Зимой классно, снег есть, а сейчас только пельмени. Но они мороженные, и несколько часов будут холодить ногу. Потом поменяем. Поехали, нужно в аптеку сгонять, – она потащила его за рукав к выходу из сарая.

– Но сейчас поздно уже, все закрыто.

– Лошара! Есть круглосуточные аптеки, такая у кинотеатра Юность. Список лекарств у тебя?

Он кивнул, а потом слушал, как Кнопка диктует адрес бомбиле, которого они тормознули на дороге:

– Маршала Рыбалка, дом один.

***

Под утро, Харлей, стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом в коридоре, пробирался в свою комнату. Прислушавшись, и ничего подозрительного не услышав, он очень аккуратно закрыл за собой дверь, дойдя до кровати, скинул косуху, и как был в майке и джинсах, плюхнулся на покрывало. Старые берцы он скинул еще в прихожей, носки же было снимать лень. Он потянулся на кровати, радуясь, что не разбудил своим приходом ни бабу Валю, ни батю.

Ночь с Жаннкой прошла сказочно. Ее родители часто уезжали по работе на пару-тройку дней. Они приторговывали разным шмотьем и делали такие выезды с ночевками, вот поэтому и была возможность им вместе, провести время в освободившийся квартире.

Воспоминания о Жаннке с ее разметавшимися по подушке длинными светлыми волосами еще стояли перед глазами. Ее идеальное тело, полные груди, тонкая талия и длинные ноги, которыми она обвивала его, такие воспоминания всегда будоражили в нем кровь. Только, почему-то, сейчас он не находил в себе отклика. И пытаясь вспомнить их идеальную ночь страстного секса, он верил в то, что секс был страстным, Жаннка превосходна, а он не подкачал, кувыркаясь с ней всю ночь. Тогда, что не так?

Коля! Харлей сел в кровати, этот липовый художник прочно залез в его голову и не оставлял его не на минуту. И даже Жаннка со всеми ее прелестями не смогла затмить его.

Как же он хотел найти этого Колю и отомстить, наказать за воровство, обман, за ложь. Харлей сжал кулаки. Наверное, только разбив вот этими кулаками в кровь его лицо, он успокоится, и сможет жить, как прежде.

Чтобы хоть немного заглушить постоянные, выматывающие воспоминания о мелком вруне, он подсоединил к стоящему на тумбочке у кровати магнитофону наушники, и надев их на голову, включил музыку.

Стало еще хреновей. Харлей вырубил магнитофон, встал с кровати и пошел готовить завтрак.

Вскоре на кухню пришел отец.

– Чем так вкусно пахнет? – он знал, что сын лишь под утро вернулся домой. Но не стал говорить об этом. Наоборот, он гордился тем, что парень повзрослел, пусть гуляет, все равно скоро армия, а потом уже не до гулянок, жениться нужно, семью заводить.

– Бать, я пельмени жарю, если хочешь, тебе могу яичницу сделать.

– Давай!

Он знал, что Харитон любит пельмени, причем жаренные. Над этой пристрастью к пельменям, он часто подшучивал, Харитон злился, но не изменял своему любимому блюду.

За завтраком они обсуждали предстоящий им вскоре рейс. А потом, вместе убравшись на кухне, пошли к припаркованной на дороге фуре, чтобы еще раз все проверить перед дальней поездкой.

Фура стояла невдалеке от их дома, на основной дороге. Уже подходя к ней, Харлей почувствовал неладное. За кабиной, крышка аккумуляторного ящика, была неплотно закрыта. Батя тоже это заметил. Он ее сам запирал на цепь с замком. Они, переглянувшись, ускорили шаг.

– Бинго! Спи*дели два аккумулятора, – констатировал Харлей, смотря с батей внутрь пустого аккумуляторного ящика.

– Цепь скусили, – батя показал на цепь, валяющуюся внизу. – И клеммы перекусили, две…

– И перемычку, – завершил перечисления ущерба, Харлей. – Явно на машине подъезжали.

– Да, уж вряд ли пешком унесли, каждый аккумулятор килограмм по пятьдесят весит.

– Что делать будем?

– Глаза боятся, руки делают. Ты на своем мотике на электродную улицу езжай. Помнишь, там дилерский магазин запчастей на Маз есть. Нужно купить плюсовую и минусовую клемму и перемычку. А я в КЭМП за аккумуляторами поеду, соседа попрошу, он меня на своей девятке довезет.

– А в КЭМПЕ клем не будет?

– Нет, там все для легковых машин, а у легковых сечение другое, чем у грузовых. Если на электродной не будет клем или перемычки, тогда на первый автокомбинат езжай. Мы там тоже с тобой были, Иван там работает. Вспомнил? Они там еще с советских времен автоперевозками занимаются, и у них точно запчасти к Мурзику должны быть.

Так и порешив, они разошлись. Ко второй половине дня отец привез два новых аккумулятора, а Харлей купил клеммы и перемычку.

– Молодец, сынок, – видя все это в руках Харитона, он показал на аккумулятор, – нужно заменить плюсовую клемму, которая одним концом крепится к стартеру, на котором находится втягивающее рыле, а другим концом она крепится к плюсовой клемме аккумулятора.

Харлей понимающе кивнул.

– Тогда приступим. Глаза бояться руки делают, – привстав на подножку кабины, отец включил магнитолу, из которой зазвучало то, что теперь перестало нравиться Харлею, но он промолчал. Как бате объяснить, что слова песни могут так выворачивать изнутри.

– Твой любимый «Черный кофе», – Харлей лишь кивнул, – Ты помнишь, что нужно не нарастить, а заменить плюсовую клемму, – он любил объяснять сыну тонкости ремонта, который слушал его и выполнял все в точности. Было видно, что сыну нравится эта работа, – иначе плохой контакт может сжечь провода, и машина не заведется, – завершил мысль отец.

– Понял, бать.

– А что серьезный такой?

– Песня эта достала, – честно ответил Харлей, не в силах слышать ее слова, которые выжигали все внутри него.

– О любви песня… Только вот не всегда люди знают, что любят, – батя задумался, смотря на то, как сын накидным ключом на тринадцать крутит гайку, – Мы осознаем, что любим, только когда делаем больно этому человеку.

Харлей промолчал, опять списав заумные речи отца на его контузию.

– Затем меняем минусовую клемму, – продолжил батя, – для этого от рамы откручиваем минусовую клемму, приворачиваем новый кабель и присоединяем к минусовой клемме аккумулятора. Между аккумуляторами ставим перемычку, соединяющую их, и получаем ток, рабочий, двадцать четыре вольта.

– Бинго, – выдавил из себя улыбку Харлей.

Так они и провозились до вечера, но довольные вернулись домой, где Харлей и отец с удовольствием уплетали суп, приготовленной бабой Валей.

– Бать, ты таблетки выпил? – зная за отцом привычку забывать пить таблетки, назначенные ему врачом, Харлей тщательно следил сам за этим.

– Кончились, – найдя коробочку с таблетками, отец показал пустую упаковку. – Я и забыл о них…

– Ночная аптека есть на Рыбалко, она круглосуточная. Я сгоняю сейчас туда.

– Да, ладно, сынок…

– Бать. Я привезу таблетки.

В этом Харлея было не переубедить. Поэтому отец не стал с ним спорить. Да и ему самому была приятна забота сына.

***

Уже подъезжая к аптеке, Харлей видел людей перед окном, даже в ночное время здесь было оживленно.

Он поставил Урал на подножку у обочины и, сняв шлем, пошел к аптечному окну. Двое стоящих там о чем-то спорили.

– Обязательно нужно баралгин, сульфокамфокаин и но-шпу в ампулах купить. Могут быть колики, такое случается у лошадей.

– Да у нее вообще ни разу коликов не было, – Тёма уже знал, что значит колики у лошади, насмотрелся на это за время пребывания у покатушек. Но колики случались из-за проблем с желудком, а у его Нимфы – травма ноги. С чего Кнопка решила, что еще и колики у нее будут.

– Сказала тебе, такое бывает. Поверь, – убедительно заявила Кнопка, – в этот момент подошла их очередь. Она стала диктовать написанное ветврачом:

– Йод двадцать пузырьков, меновазин двадцать, камфорный спирт десять, баралгин четыре упаковки, сульфокамфокаин две упаковки, новокаин десять, но-шпу в ампулах пять, диклофенак две, раствор для инъекций десять упаковок и шприцов двадцатки сорок штук.

Слова девушки Харлей и не слушал. Он стоял в тени, как пригвожденный к месту, и смотрел на Колю. Он узнал его сразу, несмотря на то, что Коля преобразился, был одет модно, но его голос Харлей узнал бы из миллиона голосов. Он смотрел, как Коля говорил, потом улыбнулся, та же дурашливая улыбка. Харлей сжал кулаки, сдерживая свой порыв разбить эту улыбку в кровь.

Он надел на голову шлем, закрыв забрало, и шагнул из темноты в круг света.

– Все, Фим, пошли тачку ловить!

Сказала девчушка с хвостиком светлых волос, хватая Колю за руку и потянула его к проезжей части.

«Фима», пронеслось в сознание Харлея. Коля прошел мимо него, неся полный пакет лекарств и не видя ничего и никого, а Харлей чувствовал, что сейчас его сердце пробьет грудную клетку. Он смог сдержать свое желание и не ухватить Колю за руку. Хотя это уже и не Коля, а Фима. Все, что связанно с мелким, сплошное вранье, но почему его это так больно задевает. Его вообще ничто и никто не задевал, а сейчас опять выкручивало наизнанку.

Харлей шагнул к окну аптеке, протягивая рецепт лекарства для отца. Во рту все пересохло, хорошо, что ему просто дали это лекарства, не задавая лишних вопросов, взяли деньги и дали сдачу.

Он обернулся, белая волга отъезжала от обочины с Колей-Фимой и светловолосой девчонкой. Харлей метнулся к Уралу, вскочив на него, с рычанием завел и с пробуксовкой стартанул, пугая визгом резины редких прохожих.

План в его голове возник сам собой. Сначала он хотел доехать до места высадки Фимы-Коли и девчонки, и там, встретив их, отмутузить в кровь этого художника. Но мысль о девчонке рядом с ним отрезвила. Она не виновата, и явна не должна быть свидетелем его разборки. Тогда нужно отследить, куда они едут.

Он сбавил газу, держа волгу взглядом и едя за ней. Проезжая мимо байкерского клуба на Мневниках, Харлей усмехнулся. Судьба, кажется, их сводит в одном месте. А дальше было Терехово и поселок Главмосстроя, плутание по узким, грязным улочкам, где и остановилась белая волга. Харлей заглушил мотоцикл, выключил фары и скрываемый темнотой пошел вперед. Он встал в тени здания, слыша то, что говорят перед входом в неприглядного вида сарай.

– Теперь тебе на выезды не судьба на ней ездить, но ты не парься, – деловито заявила Кнопка, – я могу тебе Загадку давать, – проблему как теперь Фима будет зарабатывать, они обсуждали по дороги сюда. – На ней катать будешь.

– У…, – только и мог ответить вымотанный за весь этот бесконечный день Тёмка.

– Не дрейфь, Фима, прорвемся!

Харлей видел, как они зашли в сарай. Теперь все стало понятно – Коля-Фима – всего лишь покатушечник, а никакой не художник. От раскрытия очередной лжи стало еще мерзче на душе. Именно на душе, а он ведь и не знал, что эта душа есть, и она вот так будет все чувствовать и болеть. И из-за кого? Лживый малолетка, стал причиной всему. Но теперь он нашел вруна и вора, и его месть осуществится.

Обложаться в этом Харлей не хотел. Поэтому нужно было перетереть с друзьями и вместе разработать план, как выловить «художника» и накостылять ему по полной, так чтобы впредь неповадно было. «Потому что правды за тобой нет. А тот, кого обманул, за ним правда, значит, он сильней. Так? Или нет»? Харлей знал, что за ним правда. Он был в этом уверен.

Примечания:

*Черный кофе – Ночь