Читать книгу Заблуждение - Ka Lip - Страница 11

Наступивший ноябрь принес новое в жизнь Тёмы. Марина помогла ему с работой. Богатая частница с двумя конями искала себе коновода. Тёма смутно представлял, что от него требуется, но Марина сказала, что все объяснит и во всем поможет. Теперь у него были две лошади. Кони были хорошими, настоящими спортивными, причем, импортными, привезенными из Европы. Это было очень круто. Тёма ощущал себя эпицентром внимания всех, когда он вел одного из коней в поводу.

В первый день Марина привела его знакомится с лошадьми. Она зашла в денник коня.

– Его Фалькао зовут, – похлопывая по шее лошади, пояснила Марина.

Конь был высокий, гнедой с короткой гривой и густым хвостом.

– Он не очень смирный, но ты справишься. Я потом тебе его особенности расскажу, – она подмигнула Тёме, – а вот этого Амаретто зовут, – они вместе зашли в денник второго коня. Марина надела на его морду недоуздок и вывела из денника, привязав его в проходе, – Запоминай, – она достала щетки, начав чистить лошадь, – Фалькао девять лет, он ольденбургской породы, мерин, а Амаретто семь лет, тоже мерин, – она показала взглядом под его брюхо, где на его детородном органе отсутствовали яйца, – так что проблем с этим не будет.

Тёма не очень переживал за проблемы деторождения у коней и о том, что теперь они не смогут это делать, да, наверное, это и к лучшему.

– Вороной Амаретто голштинец, – она сменила щетки, продолжая начищать ими лоснящуюся шкуру лошади, – Вообще, их зовут Алька и Митя. Митя, это он, – она похлопала по шеи Амаретто.

Далее Тёма слушал объяснения Марины, как правильно чистить лошадь, так как в покатушках обычно такими вещами не заморачивались, а здесь другое. Здесь спорт и все должно быть так, как принято.

Тёма кивал, соглашаясь, что, наверное, все же в такой конюшне, действительно, нужно все делать по-другому, а не как в сарае в Терехово.

– Сейчас седлаться будем. Пойдем, амуничник покажу, где чья амуниция.

Они зашли в помещение с кронштейнами на стене, на которых висели седла, и крючками с разнообразными уздечками. На стеллаже лежали, как он догадался, тоже вещи для лошадей. Тёма не стал расспрашивать, для чего все это лошадям решив, что это узнает со временем.

– Пойдем, Митю на корде погоняем.

– А это как?

Марина улыбнулась, дав в руки Тёмы непонятные ему вещи.

– Неси, сейчас все объясню.

Когда они вышли с конем в предманежник, где как сказала Марина и нужно гонять коня на корде, Тёма смотрел, как она это делает.

– Эта веревка и есть корда, – она показала на веревку, один конец которой был прикреплен к кольцу трензеля, который лежал во рту лошади. Сама веревка была длинная. Отпуская лошадь, которая стала ходить вокруг них кругами, Марина постепенно ослабляла веревку, и лошадь все увеличивала и увеличивала диаметр круга. – Это бич, – она показала на тонкую длинную палку в своей руке, к концу которой был привязан длинный жгутик. – Им подгоняешь лошадь.

– Бьешь? – уточнил Тёма.

– Это нереально вот этим ударить лошадь, – она показала на бич, – им пока замахнешься, он уже вокруг тебя десять кругов нарежет. Им просто подгоняешь, держа его чуть сзади бегущей лошади, а если в шаг переходит, то можно и махнуть им, но сам удар такой длины веревки для коня, как легкое поглаживания. Просто лошадь, видя бич сзади, понимает, что от нее хотят, и начинает двигаться вперед. Бич – это подсказка твоих требований. Опустил конец бича вниз, она в шаг перешла, поднял бич, замахнулся им, она побежала и постоянно видит, что он сзади как бы ее нагоняет, вот она и бежит вперед. На, попробуй.

Гонять лошадь на корде было нелегкое дело. Держать корду в одной руке было тяжело, причем, естественно, лошадь иногда дергала в сторону, и нужно было ее удерживать на кругу. Так что вскоре вся рука Тёмы болела от дерганья коня, а вторая рука держала бич. Держать на весу длинную палку с веревкой, да еще помахивать ей, тоже требовало физической нагрузки. Вскоре две руки у Тёмы затекли и болели. Но главное, нужно было постоянно ходить по маленькому кругу, так как лошадь бегала вокруг по большому диаметру, и нужно было успевать поворачиваться.

– А почему нельзя на месте стоять? – вытоптав на песке под своими ногами небольшой круг и утомившись, уточнил Тёма.

– Стоять нельзя, нужно двигаться как бы по овалу. Это важно для лошади, видеть, что человек ее сопровождает и важно кордовому. Если стоишь на месте, это значит, что ты – чайник, а спортсмен лошадь работает даже на корде, вот поэтому и ходит по небольшому кругу. И ты не смотри постоянно на лошадь, а то голова закружится, переводи взгляд на предметы за ней.

То, что работать лошадь на корде – это целое искусство, Тёма оценил по той информации, что получил от Марины, и по своему состоянию. После второй лошади, он буквально еле тащился за Мариной и Алькой, которые бодро шли в конюшню.

– Ничего, привыкнешь, – подбодрила его Марина.

Вечером приехала сама хозяйка Мити и Альки. Это была женщина лет сорока, как сказала Марина – Инна занималась серьезным бизнесом, поэтому у нее было очень мало времени на лошадей, но много денег, чтобы за них платить.

– Меня зовут Инна, – улыбнувшись Тёме, она стала со специальной тумбочки залезать на поседланного с помощью Марины Фалькао.

Далее Тёма наблюдал, как минут тридцать Инна каталась на своем коне в манеже.

– Вам второго седлать? – деловито уточнил Тёма, как ему подсказала Марина.

– Нет, сам на нем поезди. Мне сегодня некогда, – слезая с Альки и отдавая ему повод, она похлопала коня по шее и угостила его сахарком, а Тёмка ликовал от возможности уже сегодня поездить верхом на настоящей спортивной лошади.

В тот вечер он летал на облаках от счастья, восседая верхом на Амаретто.

Правда, на следующее утро у него болело все. Оказалось, что работать правильно лошадей – это труд, физический труд, требующий много силы, тренировки и навыков. Хорошо, что во всем ему помогала Марина. Это обучение проходило быстро, эффективно и весело.

Марина объяснила ему, что на лошади нужно не кататься по манежу, а нужно ее работать. То есть, держа повод в постоянном контакте со ртом лошади, работать шенкелями, посылая лошадь вперед, чтобы она шла в повод. Вот тут-то Тёма и вспомнил о Филлисе, о чем он писал, говоря о посыле лошади вперед, в повод, и принятия на руку лошади с ее импульсом, и движением вперед. Этот импульс с помощью повода и перерабатывался в качественное движение, при котором лошадь не должна была «ложиться в руку», виснуть на руке, а лошадь должна была себя нести.

Оказалось, что это тоже непросто. Алька и Митя при любой возможности «ложились в руку» Тёмы, и тогда он чувствовал, как будто он несет на руке килограмм сто веса.

Марина смеялась, говоря «смягчить пальчики», чуть отдать повод и опять толкнуть лошадь вперед.

И это помогало, лошадь начинала отжевывать железо, и уже сама себя несла, не ложась в руку. Вот только долго она не хотела так двигаться, и все повторялось снова. Но Тёме это нравилось. Это филигранное искусство работы с лошадью, которое он постигал, завораживало его.

У Марины было восемь голов, которых она коноводила. Чтобы Тёмино обучение проходило эффективно, она подключала его к помощи с теми лошадьми, которые были на ней. Так что их день теперь начинался обычно очень рано. Первые частники приезжали к своим лошадям к восьми утра, и Марина должна была уже подать им поседланную лошадь, а некоторые, наоборот, приезжали после работы к восьми или девяти вечера. Поэтому в Битце они тусили весь день. Но Тёме это нравилось. Здесь он влился в коллектив коноводов, увидел спортсменов и их тренировки, и узнал многих богатых частников с их лошадьми.

Инна была им довольна, и уже к концу первой недели его работы дала ему сто долларов в виде премии. Он дурашливо улыбался, считая, что сто долларов за неделю любимой работы, это неплохой заработок. Конечно, не такой как в покатушках, но он только начал здесь работать.

Вечером он и Марина ехали к ней домой, где Тёма с непривычки к такому графику жизни буквально выпадал в осадок.

***

Пятнадцатого ноября у Тёмы был день рождения. Ему исполнялось семнадцать. Он не хотел лишать себя праздника, поэтому чистя коня, и видя Марину, которая на следующей развязке седлала лошадь, заявил:

– Мне сегодня восемнадцать исполняется, – сначала Тёма думал приврать насчет девятнадцати, да только видя себя в зеркале, он понимал, что совсем не тянет на девятнадцать лет. Он и на восемнадцать-то не тянул.

– Ой, правда?! – Марина вся засветилась, – Девчонки! – прокричала она, – Сегодня Фиме восемнадцать лет! У него День рождения.

И дальше понеслось. Все коноводы и помогальные, кто был в конюшне облепили его с поздравлениями. Он уже заметил, что и здесь на него заглядывался весь женский коллектив. Он быстро стал эпицентром их внимания, так как был единственным коноводом-мальчиком. Вообще, парней, как оказалось. в конюшне мало. Их практически не было и в конном спорте. Не считая нескольких спортсменов-конкуристов. Еще двое троеборцев, которые вечно были на стартах и все… Все коноводы и помогальные были девушки, причем от шестнадцати и выше. Девчачий коллектив поразил Тёму, но Марина сказала, что в конном спорте вообще редко встретишь мальчика.

– А почему? – спросил он.

– Ты о том, что парни не идут в конный спорт… Понимаешь, парень хочет сразу, вскочив на коня, выглядеть как джигит. Лихо на нем промчаться, встать на свечку и поразить всех. Но быстро обламывается… Чтобы лихо скакать на коне нужны годы тренировок. Это девчонки терпеливые и нам неважно, что сначала над тем, как ты ездишь верхом, все смеются, видя, как ты плюхаешься в седло, а парня это задевает. Он сразу хочет результат. Не получилось, парень уходит. Ему проще машину водить или на мотике гонять. А с лошадьми терпение нужно…

– У…, – обдумывая слова Марины, Тёма не очень понимал парней, которые не могли пережить начальный позор обучения, чтобы потом, действительно, научиться ездить верхом, как лихой джигит. Но, наверное, ему не понять их…

Свой день рождения Тёма встретил замечательно. Уже с обеда девчонки, сбегав в магазин, организовали праздничный стол в комнате, где они все переодевались. Сладости, торт, шампанское и, конечно, мороженое. Девчонки пили шампанское, он ел мороженое и чувствовал себя в эпицентре внимания.

В этот день Инна, узнав о его дне рождении, подарила ему двести долларов, улыбаясь и хваля за хорошую работу. А вечером, когда он и Марина возвращались домой, уже в лифте, Марина поцеловала его в губы.

Это было неожиданно, Тёма растерялся, но улыбнулся ей. Марина была еще под действием шампанского, которое она пила за его день рождения весь день.

Видя его улыбку, она покраснела и впилась в его губы, засасывая их. Тёма стоял, прижатый к стенке лифта, не очень понимая, что должен делать. Чувствовать чужой язык у себя во рту было странно. Он думал о поцелуе, не понимая, почему о нем так много говорят. Что в нем такого? Наверное, именно чтобы понять это, Тёма и ждал, терпя Маринин язык в своем рту. Возможно, в какие-то моменты ему даже это понравилось.

Марина отстранилась от него сама, замерев, отведя глаза. Лифт открыл двери.

– Пойдем, – он взял ее за руку.

Хорошо, что более Марина не стала ничего продолжать, а Тёма просто лег спать, даже не став думать о том, почему этот самый поцелуй так всем нравятся.

***

Время в Битце проходило прекрасно. Тёма мог наблюдать, как тренируются спортсмены. Это давало ему возможность те теоретические знания, которые он почерпнул от Филлиса, перекладывать на увиденное, а потом и самому пробовать повторить то же. Теперь под ним были хорошие кони. Они, как сказала Марина, неплохо выезжены и Тёме многое на них удавалась. Часто Марина стояла с ним в манеже, подсказывая и объясняя.

Так же Марина ввела его в тонкости моды для конного спорта. Оказалось, в конной одежде тоже есть бренды, они были очень дорогими и их привозили из Европы. Причем, брендовые вещи были как для всадника, так и для лошади. Он с Мариной даже съездили к одному такому продавцу, в квартире которого были сумки с привезенными вещами. У Тёмы разбежались глаза от увиденного. Он ощутил разницу между дешевой вещью и дорогой. Марина помогла ему купить на первое время самое необходимое, чтобы выглядеть соответствующие. Теперь у Тёмы было две пары бридж, настоящих, для верховой езды. Так же он взял себе две жилетки, одну куртку и несколько футболок с длинными рукавами, под жилетки. Все это было с лейблами, а стоило столько, что все Тёмины денежные запасы сразу источились. Но он не жалел. Ходя в этом по Битце, он слышал шушуканье за своей спиной и ловил восхищенные взгляды.

Возможно, благодаря такому внешнему виду, у него вскоре появилась еще одна частница с конем. Женщину звали Ольга, ей было за сорок, но она так модно одевалась, что не выглядела на свои годы.

– Вы возьмете моего коня? – смотря в глаза Темы, спросила Ольга.

Его впервые называли на «вы». Но это не смутило Тёму. Он кивнул.

– Коня зовут Фраер, он большепризный, но я не спортсмен… Просто я люблю его и хочу, чтобы у него была хорошая жизнь.

Слушая сбивчивый рассказ Ольги о ее Фраере, Тёма кивал, улыбался и вскоре осознал, что за хорошую жизнь своего коня Ольга готова платить ему неплохие деньги. Женщина подробно объяснила ему свои требования. В основном, все они касались Фраера. Ему нужно было постоянно разными мазями натирать ноги коню и бинтовать их на такие тряпочки под бинт. Это называлось ватники. Так же раз в день нужно было заводить лошадь в мойку и по десять минут поливать холодной водой каждую ногу из шланга, затем сушить их и опять заматывать ватниками. Так же у коня было несколько попон, которые нужно было одевать в зависимости от погоды, и попоны, в которых он стоял в деннике. Еще у Фраера было много амуниции, за которой нужно было следить, промазывая ее.

Так же раз в день коню нужно было варить семя льна и давать его вместе с овсом. И еще подкормка, которую он должен был сам сыпать ему в обеденную порцию овса специальной мерной ложкой. Сама Ольга сказала, что приезжать будет в основном по выходным, так как работает, а это означало, что всю неделю Тёма должен был сам двигать коня, ездя на нем.

Всем этим Ольга загрузила его, но он заверил женщину, что ничего не забудет из сказанного ей.

Марина, узнав, что у Тёмы появился еще один частник, искренне поздравила его.

– А что значит большепризный? – решил у нее спросить Тёма.

– Это круто. Лошадь выезжена до программы большого приза, – смотря на лицо Фимы, Марина пояснила: – в соревнованиях в выездке едут разные езды. На молодых лошадях едут по юношам, это такая схема езды, она несложная, потом едут малый приз, затем средний и только потом большой приз. К годам десяти обычно лошадь доводят до большого приза, но иногда и раньше… Хотя раньше неправильно, рассыпаются лошади, если им нагрузку давать. Все нужно делать постепенно, – она улыбнулась, видя, как Фима внимательно ее слушает.

– А что значит двигать лошадь? – услышав это от Ольги, Тёма сделал вид, что в теме.

– Двигать значит работать лошадь. Лошадь не может просто стоять в деннике или только гулять в леваде. Да и не всех можно выпускать гулять, ноги пооторвут себе, потом лечить дороже. Знаешь, как некоторые носятся. Вот и приходится двигать лошадь под седлом, то есть, работать. Можно, конечно, и на корде погонять, но Фраеру нельзя на корде. У него с ногами проблема, ему нельзя по кругу бегать, только по прямой. Вот и будешь его двигать. Понял? – она заулыбалась, смотря, как идут парню бриджи. Как они здорово смотрятся на его длинных худых ногах и узких бедрах. – Нужно отметить это событие. Все-таки второй частник у тебя и такая лошадь в работе. Давай в ночной клуб сходим?

– Давай!

Ольга дала аванс, так что деньги у него были, правда, Марина сказала, что приглашает и за все платит. Он не стал отказываться, решив, что аванс Ольги лучше потратит себе на сапоги. Он очень хотел купить себе настоящие сапоги для конного спорта.

– Такие Клинский шьет, – выслушав его, пояснила Марина, – у него все спортсмены себе сапоги для выездки и конкура шьют. У меня есть его телефон. Я позвоню и договорюсь. К нему нужно будет поехать, он мерки с ноги снимет, внесешь предоплату и потом заберешь, когда сошьет.

На этом и решили. Тёма уже видел себя в высоких, начищенных до блеска черных сапогах со шпорами.

– А сегодня в клуб! – весело заявила Марина

Тёмка закивал, улыбаясь ей.

***

Проводы Харлея в армию гуляли с размахом. В этот вечер зависли в «Бункере» на Тверской. В него приехали, тормознув тачки, так как ехать на мотоциклах уже не имело смысла. Все пили, и никто себя не сдерживал. Друзья, хоть и не показывали этого, но переживали за Харлея. Армия, сложный период жизни, конечно, Харлей сильный, не сломается, но все же всякое бывает. Да и распределения в Чечню весело дамокловым мечом. Зная это, Медик и Серьга просто ушли в отрыв, заглушая алкоголем то, что не могли сказать словами своему другу. Бегемот изображал веселье, стараясь не показывать, что переживает за Харлея. Че Гевара и Койот тоже пили, шутили, постоянно знакомились с новыми девушками, поили их, но в их напускном веселье было больше наигранности, чем правды. Никто из них не в силах был изменить ход времени, и что-либо поменять. Харлея забирали в армию. Это было приговором. А сегодня у них была очередная ночь кутежа. И раз она им была дана, значит нужно брать от жизни все.

Харлей тоже пил. Пить он начал еще с той ночи, как разбил костяшки пальцев о губы Фимы. Рука зажила, но не заживало внутри. Что происходило с ним там, в глубине души, он не хотел ни знать, ни слышать и, тем более, чувствовать. Единственный способ заглушить это в себе был алкоголь. Хорошо, что и повод был – армия. Все его поняли и поддержали, причем, даже батя, который спокойно воспринимал его приходы домой в не очень трезвом виде. Батя и бабу Валю успокаивал, говоря, чтобы не волновалась таким загулам внука. Приводя довод о том, что армия – это серьезное испытание, и пусть Харитоша хорошо погуляет, а потом за ум возьмется. В душе Харлей был благодарен отцу за понимание, а главное – неделанье попыток поговорить с ним.

Он не мог сейчас ни с кем говорить, боясь того, что не сможет сдержать рвущиеся из него слова, которые, как в песне, отражали его состояние: «Брожу по дому, как во сне, но мне покоя нет нигде. Тупая боль пробьёт висок, и пальцы лягут на курок…». Только не было пистолета, чтобы прострелить голову, прекратив раз и на всегда боль…

Но, он – сильный, он пройдет через это и станет еще сильнее. Лишь одно беспокоило Харитона, почему после того, как справедливость восторжествовала, и он должен был забыть Фиму, тот жил в его сознании, а желание увидеть его приносило уже физическую боль.

Чтобы прекратить это безумие Харлей даже восстановил отношения с Жаннкой, которая простила ему все, и теперь неотрывно была с ним рядом.

Очередная порция алкоголя под радостный тост друзей была залита внутрь. Харлей, откинувшись на спинку стула, смотрел на веселящийся народ.

Среди толпы он увидел Фиму, который, явно не видя его, шел в направлении их столика. В голове прозвучали слова песни: «А в зеркалах качнётся призрак, призрак любви…».

– Сука, – прошипел Харлей, ненавидя себя за то, что его сознание, затуманенное алкоголем, выдает ему совсем не вовремя слова, играя с ним в злую шутку.

Жаннка, не поняв к кому это относится, лишь засмеялась, потягивая коктейль. Она была пьяна и довольна жизнью, самый крутой парень был ее.

Харлей же запел, негромко, чуть охрипшим голосом:

– Возьми моё сердце! Возьми мою душу! Я так одинок в этот час, Что хочу умереть. Мне некуда деться, Свой мир я разрушил… – его друзья, даже замолчали, смотря на него, – Ну, здравствуй Коля, – проговорил Харлей, смотря на застывшего от неожиданности парня.

– Ты его знаешь? – удивился Медик такому раскладу, рассматривая модно одетого парня, застывшего у их столика, с дурашливой улыбкой на лице.

– Бинго, это Фима, – хрипло произнес Харлей, смотря в глаза того.

– Зачетно, – проговорил Бегемот.

Теперь все они поняли, что это и есть тот самый Фима, которого они нормально отделали. Только тогда он так не выглядел, когда ездил на коне, а сейчас его было не узнать.

– Садись, выпьем, – подвигая к себе пустой стул и указывая на него, Харлей так и не смог отвести взгляда от лица Фимы.

Помедлив, Тёма сел на поставленный стул. Он, вообще, не ожидал увидеть здесь этих байкеров. Сначала его это испугало, но потом он решил, что бить его точно не будут, столько народу, тогда лучше по мирному отделаться от этих уродов, тем более он видел, что они все – пьяные.

– Выпьем, – пододвигая к Тёме рюмку водки, Харлей и сам не знал, для чего он это делает.

– Пей, брат, – с издевкой в голосе сказал Бегемот, – не отказывай Харлею, он по-хорошему предлагает.

– Пей, – повторил Че Гевара, – прощать нужно уметь. Вот, Харлей в армию идет и предлагает тебе по-людски, чтобы все было, – путаясь в пьяном сознание, высказался он.

– А по-людски простить, – подхватил мысль Койот, – За нами правда, брат, но мы прощать можем, так что ты – пей.

– Не обижай друга, – кладя локти на стол и смотря на парня, Медик ждал, когда тот исполнит желание Харлея.

Видя, что лучше выпить, чем нарываться на конфликт, Тёма взял рюмку. Пусть, это будет его первый и последний в жизни алкоголь, но лучше он выпьет, чем вся эта быдлота опять набросится на него. Он дурашливо улыбнулся Харлею.

Смотря на губы Тёмы, на которых расползлась улыбка, Харлея бросило в жар. Сердце застучало в груди, каким-то бешенным ритмом, а кровь, пропитанная алкоголем, ударила в голову.

– На брудершафт пить будем, – Харлей слышал свой голос, как со стороны.

– Правильно, брат! Нужно закрепить прощение за содеянное, – не очень связно произнес Серьга, наливая себе еще водки.

Слыша лишь удары сердца, Харлей переплел свою руку с рукой Фимы и поднес рюмку к губам.

– Пей.

Это прозвучало таким голосом, что Тёма сейчас бы выпил даже яду, не думая. Он влил в себя всю рюмку, чувствуя, что картинка мира перед его глазами стала расплываться. Дыхание перехватило, он попытался вздохнуть.

Тепло тела Фимы так рядом, вызвало новую волну жара, и мозг Харлея окончательно расплавился в алкоголе. Он залил внутрь рюмку водки, поставил ее на стол, и, притянув Фиму за шиворот, впился в его губы. Сознание затуманилось, был лишь жаркий рот, куда он проник языком, сходя сума от тех ощущений, которых в жизни у него никогда не было. Его вело от власти над тем, кого он целовал, от вкуса того, кого он всасывал в себя, от кайфа, которое он ощущал и от того, что его тело ожило, и волны желания будоражили кровь.

Чувствуя язык Харлея в своем рту, Тёма хотел оттолкнуть его, но руки стали непослушными, а потом уже и не хотелось прекращать это. Ему стало так приятно от ощущения чужого языка, который касался внутри его рта точек, и они посылали отклик в его тело. Было приятно и хорошо, так, что он даже ощутил возбуждение.

– Зачетно, – видя поцелуй после брудершафта проорал Бегемот.

Голос друга ворвался в сознание Харлея. Он оттолкнул Фиму от себя, и, протерев губы тыльной стороной ладони, произнес:

– Пошел отсюда.

Его друзья заулюлюкали, пьяно хлопая в ладоши, причем Жаннка так же пьяно смеялась со всеми, а потом все переключились на разлитие водки по рюмкам и тост за армию, который стал произносить заплетающимся языком Че Гевара.

Видя, что на него уже никто из этой пьяной компании не обращает внимание, Тёма встал и быстро скрылся в толпе танцующих. Идя на выход из душного, прокуренного помещения, Тёма вспомнил слова песни, слыша которую он впервые и увидел Харлея.

– Возьми моё сердце! Возьми мою душу! – коверкая слова пропел он, – Иди нахер, урод! – он злился на себя за то, что ему понравился этот поцелуй.

Да, ему понравилось, как его целовал Харлей. Но до этого его целовала лишь Кнопка, от поцелуя которой его чуть не стошнило и Маринка, но с ней, конечно, он такого не чувствовал. Просто у него еще нет опыта в этом деле. А Маринка совсем не умеет целоваться. Теперь-то он знал, как должен целоваться тот, с кем ему это понравится делать. Но только не Харлей. Хорошо, что этого урода забирают в армию. Может, и не вернется оттуда, да и дружков его тоже бы всех туда отправить, чтобы больше не видеть их.

Злясь на испорченный вечер, он нашел перед клубом курящую Марину, которая все это время так и разговаривала с подругой.

– Фим, ты чего? – спросила Марина.

– Мне не нравится этот клуб.

– Поехали в другой.

Тёмка кивнул. Он явно не хотел из-за Харлея портить себе вечер. В Москве много клубов. Они поедут в другой и оторвутся там по полной. Алкоголь в крови давал задор и адреналин, и Тёма хотел найти ему выход.

Примечания:

* Ария «Возьми моё сердце».