Читать книгу Ева ў пошуках Адама (зборнік) - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 16

– Ну, Змитро, давай навыпередки!

– Ага, щас! Только лапти сыму.

Заслышав боевую перекличку дедов, дети, чуток помедлив, рванули к кусту сирени, за которым пряталась лавочка. К ней помаленьку докалдыбали старички на вечерние посиделки. Но ребята пока не были уверены, что можно показаться сразу, и, чуть пробежав вдоль забора, плюхнулись в теплую пыль и остальной путь проделали по-пластунски, смешно оттопыривая тощий зад. Дети затихли и только выжидали момента.

– Ну ты и лапотник… И когда ты его уже выкинешь? Ты еще милостыню пойди собирать. С торбой.

– Лапотник… Да у меня такие боты стоят, что тебе, Кузя, и не снились!

– Боты? Аж два? Ты еще скажи, что до войны их купил. Шкап сгорел, а боты спаслись? Голова два ухи – а в голове мухи!

– Не твое дело. Стоят – и всё тут, – беззлобно отмахнулся Змитро.

– Ладно, не злись, Митька. И без твоих сапог сегодня муторно…

– И мне тяжко, Кузя. Завтра война начнется…

Старики замолчали и только вздыхали время от времени.

Змитро с Кузьмой, два сухоньких старичка, оба белые как лунь, не изменив традиции, пришли на вечерние посиделки – солнышко проводить и покалякать о том о сем. Притихшие пацаны были сильно удивлены затянувшимся молчанием. А деды, которые любили обсудить всё, что видели в округе, сегодня молчали. Их не занимал ни новый забор у Маруси, ни тот, кто на правах очередного хозяина этот забор справил. Раньше бы они от души порассуждали и о том, сколько у Маруськи этих бесплатных работников перебывало, и о том, как долго пробудет в хозяевах этот.

Равнодушно смотрели они на серебро на воде и на цаплю, которая меряла своими длинными ногами берег реки. Уже кузнечики начали свою перекличку, во дворах лениво перебрехивались собаки, а деды всё молчали. Вечер потихоньку вступал в свои права. Обострились, как перед дождем, все запахи; легкий ветерок время от времени приносил медовый аромат.

Липа, как девица на выданье, надела свой лучший наряд, и, казалось, вот-вот убежит за околицу водить хоровод.

Молчание затянулось… Уловив смену настроения стариков, дети потихоньку поднялись и осторожно, по одному, вышли из-за кустов, уселись на траву рядом с основательной, из мореного дуба, лавочкой. Уже никто и не помнил, кто ее смастерил тут, на высоком берегу, с которого открывался красивый вид на реку и заречный простор.

– Война… – первым очнулся Кузьма. – Уже завтра…

Он дотронулся до белобрысой макушки Васьки, своего внука, который на правах родни всегда садился между стариками. Мальчишка странным образом смахивал и на второго деда.

– Война… – шепотом повторили дети и совсем притихли.

Змитро стянул картуз и, тяжко вздохнув, вытер им сухие глаза.

– А через три дня, Кузя, я стану сиротой…

Деды опять замолчали, и в их выцветших за многие годы глазах колыхался то ли закат, то ли пламя пожаров полувековой давности.

– Война… Тока хату справили. Помнишь, Кузьма, нашу пятистенку? Новая, высокая, на крыше конек… Да-а-а… Настоящий. Не нынешние, а как положено – с конской мордой. И я помогал бате резать. А гонт на нашей крыше сиял, как медом намазанный. Только обживать стали. Радовались…

– Помню. И наличники ваши, с птицами, хорошо помню. Поглядывал я на ваши окна.

– Завидовал, поди, чужим хоромам, – хмыкнул Змитро.

– Добрая у вас хата была, но не в хоромах дело… А в том, кто за теми стенами хоронился. Я ж чуть погодя собирался засылать сватов к вашей Аленке…

– Да ты что, Кузя! А чего молчал?..

– Так я ж не знал, кого Алена выберет… Меня – или этого… чубатого землемера. А после… Змитро, о чем было после говорить? Вашу ж хату первую в селе и разбомбили. Видно, на ваш медовый гонт и слетелись!

– И я б там был, кабы не пошел в ночное – коней пасти. Гады… Ночью… – Змитро стукнул ладонью по лавочке. – Спали ж все. Батя, мамка, Аленка… А помнишь нашего Федьку? Смешной такой был, конопатый.

Только говорить стал…

– Федька? Нет, Федьку не помню. А вот Алену – до сих пор помню…

Змитро поперхнулся и сипло закашлялся.

– Хлопцы, – Кузьма глянул на притихших детей, – быстро слетайте за водой!

Те подхватились и понеслись к колодцу.

– Алену он помнит… А что ж ты, гад, мою Галю к рукам прибрал?..

– А с чего это она твоя была? – Кузьма от удивления аж привстал. – Она тебя даже на фронт не провожала.

– А, – Змитро махнул рукой. – Поссорились мы. Обидел я ее…

– А с фронта что не написал? Не помирился? Ждал чего?

– Дурак потому что. Думал, вот вернусь с орденами – она и простит…

– Точно, дурак ты, Митька! И сапоги тому доказательство.

– А ты шибко умный! – Змитро зло глянул на дружка и потряс в воздухе палкой. – Но я тебе скоро обратное докажу!

– Ты чего это вскипел? – Кузьма удивленно посмотрел на соседа. – Чего ты?

Прибежали дети с двумя кружками воды. Последним приковылял Васька – его ступня была завязана тряпицей. Деды, забыв о воде, всполошились.

– Васятка, что с ногой? – Змитро попытался встать.

– Стеклом резанул. Заживет: я подорожник приложил, – мальчик старался выглядеть взрослым и беззаботным, но было видно, что ему больно. Он опять устроился меж дедами и время от времени поглаживал пораненную ногу.

– Куда ж денется… До свадьбы заживет, – Кузьма притянул к себе Ваську и поцеловал в макушку.

От такого обилия внимания мальчишка на время забыл о ноге.

– Дед, – Вася повернулся к Змитру, – расскажи про самураев!

– Про самураев? Не помню, внучок. Забыл.

– Так не бывает: вчера помнил, рассказывал, а сегодня забыл. – Васька хмыкнул и удивленно посмотрел на ребят, призывая их на помощь.

Дети согласно закивали. Им было непонятно, как можно что-то забыть за одну ночь.

– Бывает…

Старики смотрели на огромное закатное солнце, которое начало плавиться и растекаться по горизонту, на тучу, которая потихоньку поднималась над соседним селом и занавесила уже полнеба. Свежий ветерок принес запах дождя.

Змитро ткнул кием в подтаявшее светило.

– Вот, перед тем как кинуться под наши танки, самураи повязывали голову белой лентой с нарисованным солнцем. Идет он на тебя – глаз не видно, лицо каменное, а на лбу – красное пятно. Как будто его уже убили, а он идет… Жутко было. Промеж себя мы звали их «живые мертвецы»…

Дети аж вздрогнули от последних слов. Они оглянулись на темноту, которая притаилась в глубине кустов. Младшие подвинулись ближе к старикам и подобрали под себя ноги. Только Ваську испугать было не так просто.

– Подумаешь – мертвецы! – Он аж вскочил, но тут же, ойкнув, сел. – А с красной точкой целиться даже лучше. Как по мишени. Да, хлопцы?

Ребята согласно закивали.

– Ух ты, ворошиловский стрелок!.. Целиться ему лучше, – заступаясь за соседа, хмыкнул Кузьма. – А ты знаешь, как это тяжело – у человека жизнь забрать? И не верьте тем, кто брешет, что на войне не страшно. Мы войну прошли. Знаем. Не по штабам сидели.

– Это точно, – согласился Змитро.

– Ну всё, хватит на сегодня баек-бабаек. Идите домой, а то дождем уже пахнет! – Кузьма взялся за кий.

Но Змитро только головой мотнул:

– Бегите, дети, а мы с соседом еще маленько посидим, покалякаем…

Дети согласно кивнули и не спеша, потому что Васька прихрамывал, пошли по домам.

Деды сидели на разных концах лавки и напряженно молчали. Резкий порыв ветра взлохматил их бороды и заставил поплотнее натянуть картузы. Небо прошила молния, но гром пророкотал только спустя время. Гроза хозяйничала еще далеко.

– Гроза будет, – разорвал молчание Кузьма.

– Будет… – повернувшись к соседу, многозначительно ответил Змитро.

– Митька, что ты хочешь сказать? Не тяни уже, давай!

– И скажу, Кузя. Давно надо было сказать. Пятьдесят годков молчу.

– И о чем ты столько молчишь? Язык же тебе на фронте не оторвало.

– О чем… Во, гляди: туча, как злодей, по небу ползет. Еще немного – и солнце скрадет. Так и ты, Кузьма, – чужое захапал.

– Я у тебя ничего не крал. Взял то, что само в руки пришло.

– Так, значит, Галя сама к тебе пришла и сама от тебя детей нарожала? Так, что ли? И пока я с японской вернулся – так уже и брать некого?

Уже не моя Галка, а Кузьмиха? Быстрый ты!

– Да где ж быстрый… На тебя похоронка пришла весной сорок пятого, так?

– Ну.

– Пришла твоя похоронка, Змитро, а отдавать кому? Ни хаты, ни мамки… Так она у Гали и осталась, она ж почтаркой работала. За божницу ее и положила. Считай, она тебя там, за иконами, и похоронила… Я потом видел там твою похоронку.

Кузьма поплотнее запахнул безрукавку. Стало совсем свежо.

– А меня, Мить, списали подчистую на Спаса. Да-а-а… Досталось нам в Польше. От Вислы до Одера мы так перли, так перли… День и ночь шли.

По двадцать километров в день шпарили. Считай, к смерти своей бегли.

Скока там бойцов полегло – не считано… На Одере меня и накрыло. Думал, там и закопают. Но спасибо сестричке – выволокла из воды. Бегом перетянула жгутом ногу – и передала на руки санитарам-носильщикам. А потом в операционной подровняли мои лохмотья – и в тыл. Полгода по госпиталям провалялся…

Кузьма понурился. Потер правое колено. Помолчал.

– Домой я попал только к Михайлову дню…

– И давай мою девку окучивать!..

– Что ты заладил: мою, мою… Не было тебя, Змитро, – погиб ты!

Смертью храбрых.

– Писаря того расстрелять мало! – Змитро стукнул палкой.

– Писарь ему виноват… Там такое творилось!.. А вот чего ты Гале за всю войну ни одного треугольничка не прислал? Руки ж тебе не поотрывало!

– Не любил я писать… Зато ты, Кузя, рукастый. Раз, два – и расписался!

– Э, нет… Жить к ней я пришел только перед зимним Миколой. Знаешь, если б ты раньше меня вернулся – она б за тебя пошла. Я знаю – она в лице менялась, когда про тебя заговаривали… Жалко смотреть было.

– Жалельщик нашелся! – обычно спокойный Змитро разнервничался. – Я там Маньчжурские сопки брюхом ровнял, а потом по госпиталям свое отлеживал… А ты тут – двух девок ей сладил!..

Змитро опять стал пристукивать кием по земле.

– Не серчай, Змитро… Когда то было…

– Гад ты, Кузьма, да и всё! Аленку он до сих помнит. Сказочник… А когда я вернулся в сорок седьмом – ни двора, ни кола. Ни мамки, ни девки…

Змитро отодвинулся. Опять сипло закашлялся – как будто ему не хватало воздуха. Но Кузьма придвинулся ближе и дернул друга детства за рукав.

– Я гад? А сам?..

– А что сам? Ладно, Кузьма… Пошли по домам. Всё! Закрываем собрание. Кто старое помянет, тому глаз вон!

– А ты мне тут не ладняй! Еще и без глаза меня оставь. И так калека…

– Ага, калека… Этим и Галю мою взял. Обжалелись оба. Ну и кто кого больше жалел?

Змитро нервно рассмеялся. Кузьма аж привстал, опершись на палку.

– Правды хочешь? Думаешь, я не знал, что Ваньку Галя от тебя принесла?

Тут и Змитро встал, опершись на спинку лавочки и на свой кий. Старики стояли друг против друга, вцепившись в свои палки. Со стороны казалось, что они изготовились к драке. Кадыки ходили ходуном, а косточки пальцев аж побелели. Но силы вдруг разом оставили стариков, и они осели на лавку.

– Так ты знал?.. – сипло спросил Змитро.

– Не сразу… У нас же в роду все черноглазые да кучерявые. А тут…

Белобрысый да сероглазый, – вполголоса ответил Кузьма.

– Галя призналась? – еще тише спросил Змитро.

– Да чего спрашивать было… Она и так после этого молча жила. Вина ее давила. Может, оттого и померла рано…

– Ты прости нас, Кузьма, – уже шепотом повинился Змитро.

– Бог простит…

Деды замолчали. Гром рокотал уже совсем близко, время от времени на землю падали крупные капли дождя. Но куст сирени укрывал их густой листвой, и, казалось, старики совсем забыли о застигшей их грозе.

– А знаешь, Змитро, – не поворачиваясь, начал Кузьма, – неправильно я жизнь прожил… Навыворот. Всю жизнь думал, что Аленку любил… Все назад глядел, а не вперед… А я ж ее давно не помню. Глаза помню, косу помню, а всю – нет… Рассыпается образ на отдельные кусочки. Нет портрета. Вот и Галю оттого не полюбил… Да и она меня не любила. Жалела… Да, жалела. Девок мне нарожала, а я так хлопца хотел!.. И когда Галя принесла Ваньку, я так обрадовался… Даже когда понятно стало, что он не мой, – виду не подал. Боялся слово сказать. Боялся, что она с дитями к тебе уйдет. А кому я нужен буду…

Змитро похлопал соседа по руке.

– Что ж теперь… Ничего уже исправить нельзя…

– А ты честнее меня оказался, хоть и злодей. Один прожил, бобылем…

Счетики под мышку – и в конторку. И бабы ж к тебе сами во двор шли, а вот – не женился. Спасибо тебе, Змитро, что Галю со двора не свел… Но сына я б тебе ни за что не отдал!

– А он и так ко мне забегал. Помогал. А хочешь еще правду? Ванька знает, что я – его батька…

– Змитро, не надо… Не добивай меня…

– Ты ж правды хотел, Кузя! Дык на!..

– Я уже ничего не хочу, Митька. Ни-че-го…

– Пошли домой, пока не поздно. А то щас линет!

Друзья детства поднялись, взяли костыли и, помогая друг другу, потихоньку покалдыбали домой. И тут хлынул не просто дождь, а ливень.

Теплый летний ливень. Он и скрыл слезы, которые катились по щекам стариков. И шли они, опираясь на костыли, как два раненых журавля. Правая нога Кузьмы осталась в Польше, левая Змитра – в Манчжурских сопках.

А на мокром песке – следы, словно человек очень широко шагал. Правду говорят: два сапога пара.

Жизни их так тесно сплелись в единый узел, что уже и не понять, кто прав, кто виноват… И в чем… И виноват ли?..