Читать книгу Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2 - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 4

В написанных за год до гибели «Стихах о неизвестном солдате» Осип Эмильевич Мандельштам указал точную дату своего рождения:

«Я рожден в ночь с второго на третье / января в девяносто одном / ненадежном году / – и столетья окружают меня огнем»…

Отец его был торговец кожей, мать – учительница музыки. Детство и молодость Мандельштама связаны с Санкт-Петербургом и его историческими окрестностями: Павловском, где он провел ранние годы детства, Царским Селом. Без бессмертной архитектуры этих городов невозможны были бы многие мотивы его лирики, классицизм его поэзии.

После окончания школы Мандельштам поступил в знаменитое Тенишевское коммерческое училище (1899–1907). Здесь он восторженно встречает революцию 1905 года, увлекается эсерами, но быстро охладевает к революционной деятельности, разочаровавшись в теоретических и практических способах революционной борьбы.

О поэзии он стал думать серьезно после уроков у символиста В. В. Гиппиуса, который читал в училище лекции по истории русской словесности.

В 1910 году в журнале «Аполлон» были впервые опубликованы стихи Мандельштама. Вскоре он знакомится с Блоком, Гиппиус, Гумилевым, Ахматовой, примыкает к акмеизму, который в противовес символизму утверждал реальные жизненные ценности, конкретность и ясность земного, исторического, материального мира. «Худощавым мальчиком с ландышем в петлице, с высоко закинутой головой, с пылающими глазами и ресницами в полщеки» запомнила его Анна Ахматова.

Вместе с Гумилевым и Ахматовой, ставшими ему друзьями на всю жизнь, Мандельштам участвует в «Цехе поэтов», являясь одним из самых значительных его представителей.

В 1913 году вышла его первая книга «Камень», изданная на средства автора, в 1919 году также за свой счет он выпустил второе издание этой книги.

В 1916 году произошло знакомство Мандельштама с Мариной Цветаевой, оставившее заметный след в творчестве обоих поэтов. В память об этой мгновенной и высокой любви остались стихи Мандельштама и прекрасная цветаевская лирика (в том числе цикл «Стихи о Москве», посвященный Мандельштаму), и мемуарная проза.

«Петербуржец и крымец», – назвала его Цветаева. Открытие Крыма – не меньшее явление для поэта, нежели влияние, которое оказали на него Петербург и Европа. Именно в Крыму, в Коктебеле, в доме Максимилиана Волошина на берегу Черного моря, Мандельштаму суждено было обрести свою классическую и вечно юную, вечно современную Элладу.

С наступлением советской власти Мандельштам так же, как и Ахматова не собирался покидать своей родины. Спасаясь от голода, несколько лет провел он в скитаниях по стране, терзаемой Гражданской войной.

Во время этих скитаний, в Киеве, он встретил Надежду Яковлевну Хазину, ставшую его возлюбленной, другом, женой. Ей суждено было подарить поэту небывалое человеческое тепло преданного и любящего сердца, а впоследствии сберечь, сохранить для потомков его творческое наследство.

Весной 1922 года семья Мандельштамов поселяется в Москве. Осенью этого же года, в Берлине выходит вторая книга поэта «Tristia». Это самая пронзительная, самая печальная и одновременно удивительно светлая книга Мандельштама, в которой новым его языком и «метафорическим шифром» стало неомифологическое мышление, новый классицизм XX века.

Зарабатывать на жизнь поэту приходится мелкими газетными публикациями, редко удается напечатать в каком-нибудь журнале два-три стихотворения. И все-таки в 1928 году Мандельштаму повезло: он выпустил сразу три небольших книжечки – «Стихотворения», повесть «Египетская марка» и сборник статей «О поэзии».

Рубеж 20—30-х годов – один из самых тяжелых и мучительных в жизни Мандельштама. Внутренний разлад поэта и государства становится все более явственным.

В 1928 году, в ответе на вопрос анкеты: «Что дала Вам Октябрьская революция?», – Мандельштам напишет: «Октябрьская революция… отняла у меня «биографию», ощущение личной значимости. Я благодарен ей за то, что она раз и навсегда положила конец духовной обеспеченности и существованию на культурную ренту…» Революция – не «дала», а «отняла», «положила конец» биографии, личности, творчеству (духовной обеспеченности).

Редеет круг друзей, единомышленников, читателей. Поэта систематически травят в печати. Он заметно постарел, его не покидают тревоги и страхи. Все чаще нервные срывы, литературные скандалы. Из-за отсутствия средств к существованию и невозможности устроиться на работу сорокалетний, казалось бы находящийся в самом расцвете сил, Мандельштам подает заявление в Совет Народных Комиссаров о назначении ему пенсии.

Затравленный, абсолютно не приспособленный для политической борьбы человек совершает невозможный гражданский подвиг: он пишет и распространяет среди друзей и знакомых эпиграмму на Сталина: «Мы живем, под собою не чуя страны…» (1933).

Стихи стали поводом для ареста. Известна резолюция Сталина: «Изолировать, но сохранить» – настоящая казнь была еще впереди. Приговор – высылка в Чердынь, маленький городок на Урале, которая была заменена на ссылку в Воронеж.

В Воронеже Мандельштам работает то в газете, то на радио, то в литературной части театра, но постоянного и надежного заработка нет. Но несмотря на тяжелые условия существования «Воронеж – ворон, Воронеж – нож» оказался не только тюрьмой для ссыльного поэта. Здесь Мандельштам много писал, создавая одну за другой известные теперь стихотворные «Воронежские тетради». Сюда к ссыльному поэту приезжала Анна Андреевна Ахматова, оставившая лаконичное воспоминание:

2 мая 1938 года Мандельштам был вновь арестован и приговорен так называемым Особым совещанием к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. «Поэт попадает в беду по причине своего языкового и, следовательно, психологического превосходства, – заметил Иосиф Бродский в статье о Мандельштаме, – чаще, чем из-за политических убеждений. Песнь – есть форма языкового неповиновения… Мандельштам погиб 27 декабря 1938 года под Владивостоком, в пересыльном лагере на Второй речке в тайниках подчиненного государству пространства. Из Петербурга в глубь России дальше деваться некуда… Когда пространство кончилось, он настиг время. То есть нас…»