Читать книгу Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2 - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 7

Осип Мандельштам
(1891–1938)
Стихотворения 30-х годов

Оглавление

В 30-е годы поэту, по его словам, «пришлось уже двигаться и бороться в густой толпе персонификаций и аллегорий, в узком пространстве настоящих театральных кулис, на подмостках инсценированной античной драмы», главный сюжет которой – «псевдоантичная театрализация жизни и политики»…

Это происходило в реалиях действительности, современной Мандельштаму, где шла совсем не театральная трагедия, постоянно подпитываемая «неслыханной жаждой взаимного истребления».

Мандельштам, как и его герой, – второй Данте, внутренний разночинец старинной римской крови. Эссе «Разговор о Данте» – трагический автопортрет самого поэта. Скандалы, учиняемые Данте, по Мандельштаму, спровоцированы положением «измученного и изгнанного человека», которому не до этикета и его тонкостей. У Мандельштама, в отличие от Данте, не было Вергилия, не было «посоха» творческой свободы. В атмосфере всепоглощающего страха – «тень, пугающая детей и старух, сама боялась». Мандельштам пытался сохранить свое внутреннее «Я» от расщепления, от несовпадения с самим собой. Такое состояние он назовет «точкой безумия», которая свидетельствовала о кризисности сознания художника, о сомнении его в самих основах подлинной жизни. Но если в «Tristia» страх и кризис сознания были преодолены при помощи классического стиха, сопричастием поэта к цельности прежних не расколотых времен объединенного пространства, то теперь диссонансы обнажаются резче и резче: «Я сам ошибся», «я сбился», «я спутался в счете» («Нашедший подкову»), «А то, что я сейчас говорю, говорю не я…», «Боюсь, лишь тот поймет тебя, / В ком беспомощная улыбка человека, / Который потерял себя…». «Проклятый шов» – знак пограничности, рубежности жизни и смерти.

По-разному называли свой век русские поэты. Чаще всего – железным, как это было у Баратынского, Пушкина и Блока. Мандельштам назвал век волкодавом, уже бросившимся на плечи поэта. Век становится «зверем»:

Век мой, зверь мой,

Кто сумеет заглянуть в твои зрачки…

…………………………………


Мне на плечи бросается век-волкодав,

но не волк я по крови своей…


(«За гремучую доблесть грядущих веков…»)

Все окружающее становится для поэта смертельно-опасным. Широта мандельштамовского пространства порой еще дает ощущение свободы, но она миражна. Его пространство обретает способность сжиматься, доходя до крайнего своего предела, до «точки безумия».

Трагический герой лирики Мандельштама заперт в тесном пространстве. Для него именно простор – тесный и «одышливый», рождающий одышку, здесь нечем дышать и впору задохнуться. Есть страх пространства, его глубины, его протяженности.

Удаленность от страха – пространство прошлых веков. Только там живет надежда на обретение творческого и человеческого покоя.

Но и покой пронизан страхом смерти. Прежняя глубина пространства ускользает, вытесняя поэта в запертый, тесный, точно клетка с певчим щеглом, мир. Ощущение «одышливого простора» нарастает.

Не спасает и город. Город – не убежище и не прибежище, а промежуточное пространство или даже зона бегства. Герой мечется то по улицам Киева-Вия, то по улицам Москвы, где лица людей «венозны» от нехватки кислорода, пытается вырваться из Воронежа: «Пусти меня, отдай меня, Воронеж…»

Пространство стихотворений 30-х годов суживается до размеров комнаты. Но и комната – обманчивое пространство покоя. «…А стены проклятые тонки…» («Квартира тиха, как бумага…»), и даже знак охранной границы покоя – дверь – несет на себе отметины несвободы с ее «кандалами цепочек» («Я вернулся в мой город, знакомый до слез…»).

«Язык пространства, сжатого до точки», – так сформулирует Мандельштам мысль об исчезающем, убывающем пространстве.

Лирический герой стихотворений Мандельштама 30-х годов («Нашедший подкову», «Век мой, зверь мой…», «Грифельная ода», «Полдень в Москве») рожден кризисным временем, обитает в кризисном пространстве, отсюда закономерно возникает и кризис самотождественности. Герой не в состоянии ответить на вопросы о самом себе.

Кто я? Не каменщик прямой,

Не кровельщик, не корабельщик,

Двурушник я, с двойной душой,

Я ночи друг, я дня застрельщик…


(«Грифельная ода»)

Не «каменщик» – более не поэт «Камня», «не корабельщик» – не поэт «Tristia», не плотник Петр Первый, не путешественник за «Золотым руном», но художник с подпольным ночным сознанием, враждующим с дневным, явным и явленным миром.

Время 30-х породило иного Мандельштама, «человека эпохи Москвошвея», в изломанном, плохо скроенном пиджаке («Смотрите, как на мне топорщится пиджак!..»).

В «Стихах о неизвестном солдате» (1937) все черты поэтики Мандельштама сгущены, сконцентрированы, собраны воедино. «Сквозь эфир десятично-означенный…», «свет размолотых в луч скоростей…», «светлой болью и молью нулей» – возникают фантастические картины глобальной катастрофы, невиданной ядерной войны будущего, мировой войны с ее сверхсветовыми скоростями.

Поэтика ассоциаций ведет к Пушкину, Лермонтову, Шекспиру, Наполеону, Байрону. Пушкинский гимн Вальсингама («Пир во время чумы») с его «Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю… Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…» – переосмыслен.

«И в аравийском урагане» – у Пушкина, «Аравийское месиво, крошево…» – у Мандельштама. «Ураган» Пушкина, даже аравийский, притягателен мощью и бескрайностью. У Мандельштама – он вырождается в «океан без окна», выкачанный воздух, могилу Неизвестного солдата – «воздушную» могилу безымянного Поэта.

В 1937 году Мандельштам пишет «Оду», посвященную Сталину. Герой-жертва словно бы заворожен своим палачом, связан с ним диалогом жертвы и тирана, поэта и властелина, твари и божества, сына и отца. В «Оде» отчетлива двойственность. Налицо «странное скрещение» – «стыда и нежности», «бесчувствия и злости». Нельзя читать «Оду» как уступку совести в попытке прославления вождя. Нужно увидеть стремление поэта извлечь из этой исторической фигуры ее великодушие. Не смерть, но милость и милосердие. Своеобразный урок царям…

Мир Мандельштама был достаточно велик, чтобы его имя бесследно растворилось и исчезло в монолите государственности. Очеловеченное и одухотворенное поэтом пространство, реорганизованное время, в конечном итоге, победили «продуманный распорядок действий».

Задания для повторения

1. Дайте характеристики трем этапам творческого пути Мандельштама.

2. Определите основные черты поэтики каждого из периодов, обозначив их временно́й диапазон.

3. «Кризисное время» и «кризисное пространство» в творчестве Мандельштама 30-х годов. Подтвердите эти определения анализом выбранных вами стихотворений этого периода.

4. Из «Оды» о Сталине подберите примеры «странного скрещения», двойственности портрета вождя. Объясните причины расщепления сознания художника.

Литература (русская литература XX века). 11 класс. Часть 2

Подняться наверх