Читать книгу Дух в творении и новом творении. Диалог науки и богословия между православной и западной сферами мысли - Коллектив авторов - Страница 12

Образы ruach’a Божьего в Ветхом Завете – в большинстве своем дыхание или ветер – не передают строгого смысла личностного существования, хотя ruach Божий определенно неоднократно взаимодействует с людьми, особенно для порождения творческого начала (Исх 31. 3; 35. 31; Числ 11. 25; Втор 34. 9 и т. д.). В Новом Завете личностный характер Святого Духа начинает проявляться более отчетливо; теперь он изображается как ведущий (Мф 4. 1), помазывающий (Лк 4. 18), дающий рождение и жизнь (Ин 3. 6; 6. 63), советник, учащий и свидетельствующий (Ин 14. 26; 15. 26), ободряющий (Деян 9. 31) и обращающийся к людям (Деян 28. 25).

Возникновение личностного характера в эволюционной истории требует появления стрелы эволюционного времени, отличающейся резким увеличением сложности. Без тенденции к возрастающей сложности не было бы надежды на появление личности из простых одноклеточных организмов. Но именно возрастающую сложность и производит эволюция. Как отмечает Син Кэрролл из университета Висконсон – Мэдисон в обзоре в журнале Nature, «Возможную историю жизни можно рассматривать в качестве аргумента против любого направления или модели в процессе эволюции или в форме жизни. Однако ясно, что большие и более сложные формы жизни развились из простых одноклеточных предшественников и что для эволюции новых способов жизни требовались различные инновации»[28]. Кэрролл осторожно подбирает слова, но при необходимости каждый биолог должен признать, что многоклеточные организмы являются более сложными, чем бактерии, что млекопитающие в некотором смысле более продвинуты, чем дрожжи, и что человеческий мозг имеет больше возможностей, чем мозг землеройки. Поэтому крайне ошибочно отрицать определенную форму направленности у стрелы биологического времени.

Многие данные современных исследований говорят в пользу идеи тенденции к возрастающей сложности в видовых эволюционных последовательностях поколений. Например, наблюдается поразительная всеобъемлющая тенденция к возрастанию морфологической сложности в многочисленных параллельных последовательностях поколений ракообразных, наиболее крупной группы членистоногих, обладающей самой долгой и коренным образом отличающейся от других летописью ископаемых на всем протяжении геологической эры, известной под названием «фанерозойской»[29]. Такие примеры не подразумевают, что возросшая сложность является неизбежным результатом в каждой эволюционной родословной: помимо этого решающее значение для ослабления или даже обратного развития таких тенденций имеют ограничения окружающей среды и случайные события. Но, как указывает Кэрролл, если мы отойдем и посмотрим на эволюционную историю в целом, то всеобщая тенденция к возрастающей сложности станет очевидной.

На первый взгляд ранняя эволюционная история не имеет особого личностного характера. Но даже здесь, в существенно коллективной жизни бактерий, сеются семена коллективной жизни. Ископаемые самого раннего возраста, датируемые временем от 3 до 3,5 млрд лет назад, содержат окаменевшие слои цианобактерий, осуществлявших фотосинтез, известных как строматолиты, размер которых колеблется от нескольких миллиметров до более чем 10 м. Строматолиты являются слоевыми структурами, формирующимися, когда бактерии растут в гигантских колониях на поверхности воды, а отложения помещаются над клетками или посреди них, образуя множество минерализированных слоев. Здесь нет черт личности, но здесь подчеркивается факт, что самые ранние известные нам формы жизни были коллективными.

Позже новым проявлением коллективной жизни становится многоклеточное существование. С возрастанием сложности форм жизни, последовавшим после кембрийского взрыва, около 0,5 млрд лет назад, новые формы жизни были отмечены более высоким уровнем кооперации, известным иногда как биологический альтруизм. Социальность увеличивалась параллельно с возникающими свойствами размера мозга, сложности и ролевой идентификации в социальных структурах. Некоторые поразительные примеры кооперации можно найти у социальных насекомых.

Социальные насекомые, которые могут принимать участие в турнирных столкновениях (медовые муравьи), в сельскохозяйственной деятельности (муравьи-листорезы и термиты) и в сложных символических системах передачи информации (медоносные пчелы), встречаются преимущественно среди термитов, муравьев, пчел и ос и представляют наиболее структурированные сообщества животных на земле[30]. Последние три из этих групп известны как гименоптеры (брачнокрылые), и некоторые их виды могут формировать огромные колонии, содержащие миллионы особей, каждая из которых принадлежит к касте с особенными обязанностями и функциями; обычно особи делятся на самок и рабочих. Их различные социальные роли, взаимосвязанные для блага колонии, являются настолько сложными, что их не случайно часто называют «суперорганизмами».

Самки сосредоточиваются на произведении потомства, тогда как рабочие заняты поддержанием колонии, ее ростом и защитой. Колонии социальных насекомых могут содержать лишь одну или нескольких самок, а количество рабочих может варьироваться от нескольких десятков до миллионов. У самок есть огромные яичники, они могут ежедневно откладывать тысячи яиц, тогда как у рабочих яичники могут вообще отсутствовать. Среди рабочих существует еще большее разделение труда. Среди муравьев самые маленькие рабочие заботятся о молодых, тогда как большие рабочие могут играть роль солдат – они обладают большими ртами и болезненными токсинами (как это часто испытывают на себе те, кто организовывает пикники в неподходящем месте). Когда отдельные особи насекомых были распределены по различным кастам, то обнаружились значительные различия в наборе генов, включенных в одной касте и не включенных в другой. Например, у медоносных пчел, обладающих приблизительно 10 тыс. генов, кодирующих в своих геномах белок, не менее 2 тыс. из этого числа выражены в мозгу пчелиных маток иначе, чем в мозгу рабочих пчел. Среди рабочих пчел также есть различия, например между медоносными пчелами, добывающими пропитание, и теми, кто занимается уходом за молодым поколением.

Среди социальных насекомых могут быть боевые муравьи со жгучими укусами и самки, которых убивают, если у них не окажется «правильного» генного профиля; но существуют и некоторые колонии муравьев, которые могут стать достаточно терпимыми к приходящим чужакам. Превосходным примером является аргентинский муравей (Linepithema humile)[31]. Этот вид, происходящий из Южной Америки, защищает свои колонии против гнезд других соперничающих муравьев – достаточно типичное поведение для насекомых. Однако после миграции в Европу эти муравьи переняли более умеренный подход к жизни, став намного более толерантными к посетителям из других гнезд. Фактически этот вид сформировал в Европе две огромные суперколонии, которые тянутся более чем на 6 тыс. км от адриатического побережья Италии до атлантического побережья Испании: каталонская суперколония и затем другая основная суперколония, состоящая из всех остальных гнезд. Главная суперколония включает миллионы гнезд, состоящие из миллиардов рабочих муравьев. Особи каждой из этих суперколоний могут свободно посещать другие гнезда при единственном условии – что они принадлежат той же суперколонии. Даже после того как две колонии были на 18 месяцев помещены в лабораторию, рабочие муравьи, представляющие каждую из суперколоний, были готовы убивать друг друга; однако если приходили рабочие из гнезд той же суперколонии, хотя и удаленной на 6 тыс км, взаимоотношения были вполне миролюбивыми. Никогда не было агрессии между членами одной и той же суперколонии.

Эти примеры социальности и кооперации приводятся не для того, чтобы стать примерами для подражания в этике межчеловеческих отношений; причина в том, что они демонстрируют, как такие системы развиваются на ранних этапах эволюционной истории, представляя некоторое понимание будущих норм взаимоотношений. Действительно, кооперация представляет собой фундаментальный результат, который в течение эволюционной истории вновь и вновь возникает в различных видах и формах. Конечно же кооперация не является личностью, однако личность сложно представить без кооперации. Личность – это не некая идеализированная абстракция, нематериально существующая в мире платоновских идей; она коренится в материальном мире биологии и возникает вместе с социальностью и кооперацией.

В эволюции личность развивается дальше с возрастанием самосознания и «теорией ума», которые в свою очередь зависят от быстрого увеличения размера мозга, происходившего в родословных гоминидов в течение последних двух миллионов лет эволюции.

Лишь два миллиона лет назад размер мозга гоминида начал заметно превосходить размеры мозга наших ближайших родственников – шимпанзе, объем мозга которых составляет порядка 400 см³. Хождение на двух ногах не представляется решающим фактором, содействовавшим этой быстрой культурной эволюции, так как существует достаточно веское доказательство того, что предполагаемые гоминины, такие, как сахелантропы, ходили на двух ногах уже 6 млн лет назад; с определенностью можно утверждать, что на двух ногах ходили гоминины (наиболее вероятно австралопитек афаренсис), оставившие следы в окаменелостях вулканического пепла в Летоли (Танзания) 3,5 млн лет назад. Более того, первые каменные орудия труда появляются не ранее чем 2,6 млн лет назад; так что для объяснения произошедшей позже быстрой эволюции мозга хождение на двух ногах и использование орудий труда могут быть условием необходимым, но не достаточным. Более вероятное объяснение заключается в возрастающей сложности социальной жизни гомининов в течение последних 2 млн лет, когда потребность в совместных действиях при охоте и другой социальной деятельности предоставила важные эволюционные преимущества гомининам, обладавшим большим размером мозга.

Ситуацию можно прояснить, если проследить родословные гомининов в течение последних двух миллионов лет. Homo habilis жил в Африке где-то 1,6 млн лет назад, размер его мозга был несколько больше, чем у австралопитека, до 680 см³, порядка половины размера человеческого мозга. Homo ergaster начал появляться в летописях ископаемых около 1,8 млн лет назад; его рост достигал шести футов, он имел длинные ноги, узкие бедра и бочковидную грудную клетку, заменившую трубовидную грудную клетку, характерную для австралопитека. Череп тоже стал значительно более похожим на наш, размер мозга возрос до двух третей мозга современного человека. Возможно, homo ergaster оказался видом, свойства которого достаточно долгое время успешно развивались, так что естественный отбор способствовал развитию того набора характеристик, который смог произвести группы охотников африканской саванны. Появление homo erectus 1,8 млн лет назад было связано с развитием более сложных орудий труда. Если раньше надо было просто отколоть кусок скалы, чтобы сделать острие, то теперь орудиям труда придавались заранее заданные формы, которые могли меняться в зависимости от потребностей. Это так называемая ашельская технология по названию города Сент-Ашель во Франции, где такие орудия труда были обнаружены впервые. Эта более продвинутая технология снова была связана с возросшим размером мозга, составившим теперь порядка 850–1100 см³. Затем около 600 тыс. лет назад в Африке появился homo heidelbergensis, которого порой считают архаической формой homo sapiens. Его анатомические черты отличаются от черт homo erectus не в последнюю очередь дальнейшим ростом размера мозга до 1200 см³, что лишь на 200 см³ меньше среднего размера мозга современного человека. Лишь с появлением анатомически современного человека (homo sapiens) около 200 тыс. лет назад мы находим наш нынешний размер мозга порядка 1400–1600 см³.

Увеличение размера мозга характеризовалось возрастанием количества «порядков интенциональности». Идея «порядков интенциональности» приходит из «теории ума», способности нашего собственного ума осознавать, что существует другой ум, который мыслит подобно нашему и который имеет намерения и цели, которые могут быть подобными нашим или даже существенно отличными от них. Мы полностью принимаем это «прочтение ума» как данность, но в действительности это решающий аспект нашей человеческой идентичности. Например, для вовлечения в коллективные религиозные верования требуется несколько различных порядков интенциональности, фактически четыре и возможно даже пять. Робин Данбер приводит пример, подчеркивая и нумеруя каждый уровень интенциональности: «Я полагаю [1], что ты думаешь [2], что я верю [3], что существует Бог, который намерен [4] влиять на наше будущее, так как Он понимает наши желания [5]». Представляется, что между размером мозга и количеством порядков интенциональности в родословных гомининов существует приблизительно линейное отношение. Данбер полагает, что интенциональность четвертого порядка не могла возникнуть ранее чем 500 тыс. лет назад, приблизительно во время появления архаического homo sapiens, а интенциональность пятого порядка возникает вместе с анатомически современным человеком, возможно вместе с появлением языка[32].

Поэтому представляется, что личность зарождалась постепенно, ожидая дуновения ruach’a Божьего, который начинал пониматься как Святой Дух, и затем произошло неизбежное: из безжизненной материи появилась личность – нарратив, которому теперь 3,8 млн лет. Имея преимущество прицельного взгляда, мы теперь знаем, что Святой Дух является третьей личностью Троицы. А потому появление личности благодаря имманентному действию Духа в тварном порядке является вполне ожидаемым.