Читать книгу Творческие работники - - Страница 3

…Много званых, а мало избранных.

(Новый завет от Матфея 22,14)

Ровно и быстро бежит асфальтовая лента. Гроб слегка покачивается, подергивается из стороны в сторону. И скорбно-печально сидят на двух скамейках вдоль бортов катафалка родственники в темном и друзья. Молчаливые георгины пышно-похоронно колышутся в траурном великолепии. И урча мотором, катится автобус-катафалк в тесном потоке.

Визжат тормоза у светофоров. Рубчатая выпуклая резина бешено мнет темное тесто дороги. С гулом катится поток в раскаленном, бетонном желобе с асфальтовым дном. И судорожно сжимается кислород, уступая черноватой дрожащей бензиновой гари. Солнце слепым, раскаленным добела кругом повисло, и небо плавится, растекается, расползается от него во все стороны белесыми, обожженными лоскутами…

Взвыли моторы, заскрежетали зубцы бесчувственных металлических шестеренок, и снова в монотонном гуле катится катафалк. Покачиваются мерно в такт толчкам темные георгины, молчаливые фигуры, траурные, черные. А в закрытом деревянном ящике, на белой подушке мотается уже никому не нужная голова…

– Стой! Опять перекопали! – шофер выматерился про себя.

– Поехали в объезд, через Смирновскую.

– Там тоже работы. Вчера ехал, и пришлось поворачивать…

До крематория теперь даже не доберешься, – пробурчал кто-то сквозь зубы, – все стало сложно…

Темные фигуры родственников застыли.

– Попробуем, поехали!

Качнулись вперед-назад, и снова закачались в такт георгины. Автобус взвыл тонко и зло и, заурчав, покатился в каменном, раскаленном лабиринте. Солнце жарилось в вышине, застыв в одной точке…

– Стой! И тут перекопано…

– А через Трифоновскую?

– Там уже две недели проезд закрыт.

– Поехали вокруг, с Ленинского проспекта заедем…

– И здесь перекопали… – прошептал шофер от неожиданности и изумления. – Больше дороги нет. Придется нести или тележку достать.

Он вытер платком пот со лба.

Темные фигуры, как по команде, поднялись…

– Что, не проехать? – веселый парень в спецодежде подошел к автобусу. – Сегодня вы уже пятые. Вон тележка, возьмите. А то, если хотите, подложим бревнышки – и поезжай…

– Подкладывай бревнышки свои, да побыстрей!

– А ты не злобись, – добродушно сказал парень, – мы тоже дело делаем…

Родственники, как по команде, сели…

Автобус перевалился раз, другой с боку на бок и, зло фыркнув мотором, выскочил на асфальтовую дорогу, что вела в крематорий.

На центральной чугунной калитке крематория висел плакат с отчетливыми буквами:

КРЕМАТОРИЙ ЗАКРЫТ НА РЕМОНТ!

ПОХОРОНЫ ОТМЕНЯЮТСЯ!

Двое пьяных, держась друг за друга, остановились поодаль.

– Ты глянь, сегодня не хоронят. Рай и Ад на ремонте, Вася…

– Гы, гы, гы, – загоготал второй и мутными глазами уставился на гроб. – А кого это хоронят? – спросил он, заплетаясь в согласных. – Может, ему еще срок не вышел, а его хоронят…

– …Ууффф… ну и жара, – выдохнул первый. – Каково ему там, в ящике?

– В крематории еще жарче, – второй пьяный неожиданно помрачнел и, зло сплюнув, резко дернул первого. – Пошли отсюда! Еще успеешь насладиться. Все там будем…

Солнце как застыло вверху, так и не двигалось. Только горело все жарче. Листья деревьев превратились в мягкие серо-зеленые тряпочки. Бессильно висели они на темных гладких ветвях. Ни ветерка. Только горит воздух, дрожит невидимо голубовато-серое пламя выгорающего кислорода, и все выше над раскаленным лабиринтом поднимаются, как тончайшая кисея, волны удушающей гари.

– Стоп! Отлично, ребята! Отлично!!

Невысокий, плотный человечек выскочил откуда-то сбоку и радостно запрыгал возле гроба. Темные родственники, до этого вытащившие гроб и молчаливо стоявшие вокруг него, ожили. Лихо подкатил автобус, до этого уехавший зачем-то за угол. Гроб ловко втолкнули в него, и все шумно полезли внутрь…

– Ну и жарища! Представляешь, если бы все снова пришлось делать.

Человечек подскочил к плакату и, подпрыгнув, ловко его сдернул.

– Поехали! Поехали! – заорал он.

Из кустов выскочили люди с кинокамерами. Дверца автобуса лязгнула, и, лихо взбив пыль на обочине, катафалк сгинул за поворотом.

Двое пьяниц мигом протрезвели.

– Ты запомнил номер? – быстро спросил один из них.

Второй кивнул.

– Беги и разузнай, кто нанимал катафалк. А я поеду на киностудию. Быстро!

Встречаемся у шефа.

Дорожка перед чугунной решеткой опустела. Темный металл нагревался. Совсем свесились дряблые листья. И, неестественный, унылый, проталкивался сквозь душный плотный воздух звон из соседнего монастыря.

* * *

– …Вы говорите, в пятый раз приезжают?

– Да.

– Но ведь это естественно. Киносъемка. Иногда и по десять раз снимают одну и ту же сцену. Что вам показалось подозрительным?

– Катафалк.

– В каком смысле?

– Такого катафалка нет в Москве.

– Что значит нет? С таким номером?

– Нет, номер здесь ни при чем. Нет такого автобуса. У него много особенностей. Царапины и т. д. Не спутаешь.

– Ну и что? Значит, киношники используют какой-нибудь свой автобус. Вам это не пришло в голову?

– Видите ли, мы проследили за ним. Катафалк въехал через ворота на территорию киностудии и сгинул. Исчез!

Брови на сухом, гладком лице шефа вначале слегка поднялись, потом сдвинулись. Он чуть откинулся в кресле и медленно затянулся. Ароматный дым трубки плыл по кабинету.

– Мы обыскали всю территорию. Как в воду канул…

Тут брови шефа совсем сошлись на переносице.

– Вы что, проникли на территорию киностудии? – медленно спросил он.

– Нас туда пригласили, – поспешно пояснил молчавший до того второй инспектор.

– Пригласили? – теперь брови шефа опять чуть приподнялись.

– Выскочил какой-то толстяк и спросил, что нам здесь надо, а потом предложил делать все что нам угодно и выписал пропуск.

– И потом, – заговорил опять первый инспектор, – потом нет такого сценария…

– Как нет? – шеф пустил клуб раздраженно крутящегося дыма.

– Вернее, сценарий-то есть. Но никто еще и не собирался по нему снимать…

– А тот, кто снимает этот фильм, режиссер, ничего не знает об этих пяти выездах. Он думает начать съемку только где-то в следующем месяце.

– Почему вас заинтересовал этот катафалк? В самом начале.

– Случайно. Что-то в нем не понравилось, показалось необычным. Я расследовал как раз то дело с крематорием. А потом решил на всякий случай узнать, в чем дело.

– И потом, – заговорил второй, – студия какая-то странная…

– Это центральная студия страны, – меланхолично заметил шеф.

– Я понимаю, но там как-то все необычно…

– Необычно, странно, – шеф неожиданно резко выпрямился в кресле. – Раз

туда они сами вас пустили, то меня это все не касается. Но в другой раз я вам не

советую околачиваться возле киностудии. Не советую, – с ударением произнес

он и, сделав паузу, сказал уже совсем по-другому. – А сейчас можете отдыхать.

Жарко сегодня очень…

Оба инспектора встали.

– …Впрочем, – шеф скрылся за густым синим клубом дыма, – ненавязчиво,

издалека последите… Ненавязчиво…

* * *

Шел шестой час вечера. Город от удушья, казалось, потерял сознание. И в бреду без остановки грохотал что-то своим шершавым, высохшим бетонным языком. Все яростнее визжали тормоза тысяч автомобилей, и все меньше оставалось глотков чистого кислорода в умирающем, размякшем лабиринте…

Люди, переполненные горящей кровью, уже давно все делали молча, автоматически. Как в бреду, втискивались в транспорт и, почти теряя сознание, прижимались к потным, горячим, чужим телам своим таким же потно-горячим, липким телом. И с гулом, безостановочно все катилась и катилась раскаленная, душная, распаренная жизнь в шестом часу безумного августовского дня…

Оба сотрудника медленно шли, выбирая тенистые переулки. Одного из них в самом деле звали Васей, Василием Петровичем. Другого звали Андрей Петрович. Кровными братьями они, несмотря на одинаковые отчества, не были. Но в остальном очень походили друг на друга.

Переулки кружили прихотливо, незаметно сворачивали, разбегались надвое, натрое, и причудливая их паутина запутывала прохожего… И где-то в этой липкой паутине душных улочек таилась беда. Паук поджидал жертву, готовясь быстро промчаться напрямик из центра и схватить прохожего в тот миг, когда, истомленный борьбой, он, ничего не подозревая, забудется на мгновение. Не доверяйте этим бесконечным московским переулкам. И если с вами ничего не случится, то выведут они вас в такое место, что и сам не поймешь, как же ты мог попасть сюда. Но зато в такой страшный, раскаленный день, как сегодня, в них хоть и душно, и липнет воротник рубашки к потной шее, а все же лучше, чем на просторных, прямых и широких улицах…

В такую сеть переулков и улочек и углубились наши двое знакомых.