Читать книгу Любовная история - - Страница 15

В седьмом часу вечера по – вой улице мчалась рессорная бричка. В запряжке было два чёрных коня. Их погонял сидящий на козлах низенький кучер в белом платье и жёлтом жилете. Со всего маху хлыстал он коней по спине, и те, издавая звонкий протяжный крик после каждого удара плетью, неслись на всех парах. Это Александр ехал на очередной бал.

После истории в Петербурге Ветринский сделался сам не свой. Он совсем не выходил из дому, не появлялся в людных местах и избегал разговоров с кем-либо. После возвращения в Москву он ни разу не виделся ни с Верещагиным, ни с Жадовым. Раз как-то Верещагин сам приезжал к нему, но Александр велел лакею встретить его и уведомить, что хозяев нет дома. Так он огородил себя от всех: до жути не хотелось ему видеть людей. Хотелось быть одному, совсем одному. Он стал придирчив и раздражителен настолько, что как-то за столом, уронив чашку кофе и разбив её, обвинил в этой неудаче слугу Петьку, якобы тот преподнёс ему чашку не с левой, а с правой стороны, и свирепо отчитал его. Также он был ужасно зол, когда портной сшил ему шлафрок и самую малость прогадал с размером. Казалось бы, не беда: слегка ушить и дело с концом, – но Ветринский упорно твердил портному, что шлафрок слишком широк и преподносить барину такую работу – неприемлемо. Не обошёл Александр и повара. За обеденным столом он потребовал Мишку к себе, чтобы тот объяснился, почему дурен суп. Однако Мишка совсем не понимал негодования хозяина: суп вышел отменный. Что-то не давало покоя Ветринскому, что-то его тревожило. Чуть позже он извинялся и перед Петькой, и перед Мишкой, а подшитый шлафрок очень даже нахваливал. Так и проводил свои дни Александр: в одиночестве, иной раз вспылив, но позже досадуя на себя за это.

И кто знает, сколько ещё бы он так томился, если бы не письмо от Верещагина, которое он получил сегодня утром. Распечатав конверт, Александр обнаружил в нём три листа, на которых, кривыми буквами, Верещагин оставил своё послание. Сперва он выразил негодование насчёт того, что уже четвёртую неделю от Александра нет ни слова. Затем на двух листах расписал все события, которые узнал за это время и которые не имели никакого отношения ни к Ветринскому, ни к нему самому. Наконец, на третьем листе уведомил, что по случаю приезда к графу Мухину его дальних родственников в доме самого графа в этот вечер намечается бал и Ветринский, безусловно, является званым гостем. Прогнав прочь от себя все скопившиеся в голове мысли, Александр повелел отглаживать его излюбленный костюм и закладывать бричку.

Серый широкий дом уже был заполнен гостями, когда Ветринский подъехал к нему. Повелев кучеру не отлучаться ни на минуту, он вышел из брички. На крыльце его встретил Верещагин.

– Александр Сергеич, наконец-то вы приехали, – скороговоркой заговорил он. – Я как раз вышел курить, как чуял, что вы объявитесь. Где же вы столько времени пропадали? Считайте, месяц минул, а от вас ни словечка. Неужто дела какие вас застали? или отлучались куда? Впрочем, успеете ещё всё нам рассказать, скорее проходите, вас заждались. – И, схватив Александра, поволок того в зал, после чего отошёл.

Ветринский очутился в месте, столь привычном, но в этот вечер, словно, совсем от него отчуждённом. Его присутствие казалось ему лишним. Все кланялись с Ветринским, не проронив при этом ни слова о недавнем событии с его участием. Все чувствовали, что говорить об этом неловко, да и неуместно.

Одна дама в палевом платьице подошла к нему и учтиво поклонилась. Это была княжна Рюхина, о которой Ветринский что-то даже слышал. Она видела Александра на каждом балу, на котором только присутствовала, и он был ей очень интересен, но подойти и устроить знакомство она не решалась. Встретив Ветринского одного, без сопровождения кого-либо, и пользуясь выпавшей ей возможностью, она, наконец, нашла в себе силы заговорить с ним и даже выразить желание станцевать мазурку, на что был ответ: – «Извините-с, не танцую». После этих слов Александр вышел на крыльцо, оставив ошеломлённую княжну.

«Зачем же сюда приехал? Знал же, знал, что делать мне здесь нечего – на кой черт тогда я здесь! А всё этот Верещагин. Если бы не его письмо… Но ведь мог бы и не приезжать. Для чего-то же я здесь… А княжна! Как бы не подумала она, что я из неуважения отказал ей танцевать… А, впрочем, пусть думает что хочет! И Верещагин пусть думает обо мне что хочет! Сейчас пойду и всё ему скажу. Пусть не ждёт меня больше на балы – всё равно не приду!» Но только Александр решился, как из дверей выскочил сам Верещагин с бокалом шампанского в руке.

– Александр Сергеич, вот вы где! Я уж вас везде обыскался. Ну что вы тут делаете? Какое вам может быть дело до этого крыльца. Пойдите скорее за мной, граф уже вас заждался! – И, взяв Ветринского за руку, он потащил его за собой. Александр молча пошёл за ним.

Поднявшись на второй этаж, Ветринский очутился в просторной комнате, обставленной роскошной мебелью. Посредине комнаты стоял большой стол, накрытый бархатной скатертью. За ним сидели гости, среди которых были князь Польский с супругой и двумя дочерьми, генерал Карасев, чиновники Лопухин, Григорьев, Макарьев и Бронской, граф Разумовский и уже знакомые читателю Жадов и Верещагин. Рядом с хозяином дома, графом Мухиным, сидела его жена и те самые дальние родственники, что своим приездом устроили сегодняшний вечер. Когда Ветринский вошёл, Верещагин громким возгласом обратил на него внимание гостей. Все обернулись и стали приветствовать Александра, несмотря на то, что его фамилия вызвала у некоторых смущение и растерянность. Александр заметил это, но не подал виду. Он сел за стол, и тут же Верещагин начал рассказывать историю, как, будучи ещё студентом, имел честь видеться с самим государём и даже лично с ним разговаривать. Эту историю он рассказывал с таким воодушевлением и гордостью, что гости вольно или невольно, а слушали очень внимательно и восторженно. Лишь только Александр и Жадов не выказывали никаких эмоций – эту историю (к слову, выдуманную самим же Верещагиным) они слышали неоднократно, ибо тот рассказывает её едва ли не на каждом балу.

– История, конечно, занимательная, – обратился к рассказчику Карасев, как только тот закончил, – интересная и, можно даже сказать, гм… выдающаяся, вот только кто же подтвердит, что это на самом деле было?

– Неужели не верите? – ответил Верещагин.

– Ну, как же… верю, да только всё-таки очень уж все складно сложилось в вашей истории… так и не бывает.

– Я тоже это заметил, – отозвался Польский.

– Позвольте, господа, ну, раз уж вы мне не верите, то этому всему есть свидетель, и он сидит прямо перед вами, – и Верещагин указал рукой на Жадова.

– Свидетель? – изумившись, вполголоса сказал Жадов.

– Право, вы и не упомянули о нём в своей истории, – настаивал на своём Карасев.

– Вы действительно были там? – спросила княжна Польская.

– Эм… я… – замялся Жадов.

– Ну, не томите, скажите же уже, наконец, – нетерпеливо крикнул кто-то из гостей.

– Господа! Господа! Будьте спокойнее, – вступился Верещагин, – что же вы так все на него обрушились? Дайте же ему перевести дух. Скажите, господин Жадов, правда ли всё то, что я давеча рассказывал?

– Д-да-с… Да-с. Совершенная правда.

– Ну вот, видите! Напрасно вы сомневались, господа.

– Не верю, – твёрдо сказал генерал.

– Да что же вам ещё нужно, когда и доказательства все вам уже предъявили. Или же хотите сказать, что я вам солгал?

– Сказать ничего не хочу, однако и словам господина Жадова не верю: уж больно они неубедительно прозвучали.

– Помилуйте, господа, напрасно вы не верите. А слова его так неубедительны оттого только, что сейчас господин Жадов находится в затруднённом положении и во всяких делах в последнее время рассеян.

Жадов с растерянным видом оглянул всех гостей и вопросительно посмотрел на Верещагина.

– В каком же это смысле затруднённом?

– Да дело-то самое простейшее, – начал Верещагин, – вы, как узнаете, сразу и сами всё поймёте. Пока мы с любезнейшим Александром Сергеевичем и господином Жадовым пребывали в Петербурге, господину Жадову больно полюбилась служанка в том доме, где мы снимали квартиры.

Жадов покраснел и уставил глаза в пол. Александр раздражённо посмотрел на Верещагина, но тот не заметил этого и продолжал свой рассказ.

– А по всем вам известному делу Александра Сергеевича мы были вынуждены выехать из Петербурга чуть раньше запланированного времени. Теперь вы можете судить сами, каково сейчас господину Жадову. Оттого-то он и молчалив, а слова его неубедительны. Это же душевная наука, господа, тончайшая душевная наука.

– Постойте, – вмешался граф Мухин, – а по какому такому известному всем нам делу вы отлучились из Петербурга? Я, право, этого совсем не понял.

– Как, граф, вы ещё не слышали? – изумился Верещагин. – Вся Москва последний месяц только об этом и говорит, как Александр Сергеевич изволил уехать от своей невесты, Варвары Владимировны Ефимовой. Не слыхали? Так я вам сейчас расскажу…

– А не слишком ли вы заговорились? – вспыхнул Александр.

Все гости обратили своё внимание на него.

– Что вы, Александр Сергеевич…

– Помолчите, друг мой, не то будет хуже, – сказал Ветринский, встав из-за стола.

– Зачем вы меня затыкаете?

– А затем, что если этого не сделать, – наговорите много лишнего.

– Мне не нравится ваш тон, – возразил Верещагин и вытянулся в струнку.

– А вам больше и не придётся меня слушать! Прошу прощения, граф, за свой поступок, – он может показаться слишком дерзким, – но я не имею никакого желания здесь оставаться. Прощайте.

Неожиданно в комнату вошёл ливрейный слуга, а за ним ещё два человека – мужчина в эполетах, среднего роста, с проседью в волосах и бакенбардах, и девушка в зелёном платье, в белых перчатках и с беленькой шляпкой.

– Граф, по вашему приглашению прибыли Ефимовы, – объявил лакей.

Гости оторопели. Верещагин застыл на месте, разинув рот. Все были в смятении. Когда генерал Ефимов и Варвара увидели Александра, тотчас опешили.

– Ах, и вы приехали! – воскликнул Ветринский. – Как вы вовремя, я как раз собирался уходить.

Выходя из комнаты, он встретился взглядом с Варварой. Что-то было не так в её взгляде: она словно не узнавала Александра. Он был уверен, что, как только она увидит его, тотчас вспыхнет ненавистью. Но, к смущению Ветринского, этого не произошло. Он спускался с лестницы совсем растерянный.

Очутившись на улице, он спешным шагом подошёл к своей бричке, запрыгнул в неё и повелел извозчику:

– Вези меня скорее отсюда! Как можно дальше вези!