Читать книгу Любовная история - - Страница 8

Между тем Александр с уже знакомой читателю компанией кутил в Петербурге. Они сняли три квартиры, все на одном этаже. Верещагин и Жадов поселились вместе, Варя и Александр – отдельно от всех, в разные комнаты. Этажом ниже жила Анфиса – служанка. Каждое утро она заходила к приезжим из Москвы и ставила им на стол завтрак и пуншу, после чего гости пропадали на весь день. Анфиса была девушка молодая, со стройным станом, слегка румяным лицом и длинной тёмной косой. Жила и одевалась она под стать служанке, что очень подкупило Жадова. Спустя всего пару дней после своего приезда Жадов стал откровенно любезничать с нею и тем самым забавлял своих приятелей. – «Смешон ты, братец! – говорил ему Верещагин. – Ты посмотри на неё и на себя. Ей-то всего ничего лет семнадцать, а ты уж сорокалетний старик для неё – уж, право, смешно!» – «Так и что, что сорокалетний? – отвечал Жадов. – Кто-то и позже меня сватается и ничего! Что же с того, что ей семнадцать? Самое лучшее время! Лучший возраст!» – «Ну, полно, не оскверняй её чести». – «Да чем же я её оскверняю? Наша разница не так уж велика!» – «Да зачем же тебе это, я всё не пойму. За ней и приданого нет. А если же ты думаешь, что выйти за господина Жадова это большая честь, то ты уж, брат, ошибаешься. Честь эта самая обыкновенная». Эти слова Жадов не воспринял как оскорбление: он знал, что Верещагину всё равно, что говорить, – лишь бы говорить; поэтому нередко в речах его слышались самые скверные, но в то же время самые откровенные словечки, которые, однако, создают о человеке, который их сказал, дурное, но самое верное впечатление.

Почти всё время Варя проводила со своим женихом, и расставались они только вечером, когда каждый расходился по своим комнатам. Оставшись наедине, Варя, лёжа уже в своей кровати, вспоминала все события минувшего дня и умилялась.

В другой квартире навзничь лежал Александр и уныло рассматривал потолок. Уж чёрт знает, что он там пытался разглядеть и найти и о чём думал он в эти минуты. Однако за день до свадьбы Сухарёва он стал всё больше сомневаться, хочет ли жениться сам.

На самой же свадьбе было изобилие гостей. Жадов внимательно всех оглядывал и, как обычно, что-то бурчал. Верещагин оборачивался ко всем подряд и заводил лёгкие и совершенно бессмысленные разговоры. Варя всё время находилась подле Александра, который уже успел представить её Сухарёву. Пару слов о новоиспеченном женихе. Человек он был высокий, худощавый, белокурый, одевался всегда по моде, как и подобает графскому сыну. Лет ему было двадцать восемь, и с Александром тот познакомился совсем в юношестве, когда отцы их по старой дружбе часто навещали друг друга. К слову, отец и мать его, разумеется, тоже присутствовали на свадьбе, но читателю совсем ни к чему знать о подробностях их жизни. Лучше будет рассказать о невесте – княжне Екатерине Золотцевой. Девушка совсем юная: лет девятнадцати. Невысокая, светлая, стройная, с приятными чертами лица. Поначалу молодые люди не очень полюбились друг другу, однако с самого начала все понимали, что женитьба была бы для всех сторон выгодным делом: Золотцевы выдали бы свою дочь за достойного графа, а Сухарёвы получили бы большое приданое. Так и было сделано. Когда же свадьба стала вопросом решённым, молодые люди притерпелись друг к другу и даже мнимое чувство любви возникло между ними. А, как известно, такие браки не могут быть счастливыми, а если и могут, то счастье в них тоже будет лишь мнимым.

Сухарёв увлечённо рассказывал Александру все подробности своего знакомства с Золотцевой. Рассказал, как дело дошло до венчания. Так Ветринского охватило представление о своей будущей супружеской жизни. Мороз пробежал по его телу, сердце налилось испугом и отвращением. – «Свадьба… Нет – противно! И люди эти – противны…»

Уже вечером, по обыкновению своему, Варя лежала на кровати и думала: как же хорошо будет, когда и она выйдет замуж! В этот вечер ей было особенно приятно об этом думать. За стеной, в соседней квартире послышались голоса. Варя прислонила ухо к стене, но ничего не могла разобрать. Поняла она лишь одну фразу: «Не расстраивайся ты так: и в Москве найдёшь себе нищую служанку», – но она не поняла даже, кто её сказал. С тёплым чувством на душе она отвернулась от стены и заснула.

Проснувшись чуть позже обычного, сонным взглядом она окинула комнату: Анфиса ставила завтрак на стол. Варя приподнялась на кровати и поприветствовала служанку:

– Доброго утра, Анфиса.

– Доброе, сударыня, – отвечала Анфиса, расставляя посуду и поправляя скатерть на столе. – А меня к вам господин Ветринский послал, с поручением.

– Ветринский?

– Ветринский, Александр Сергеич. Велел передать вам это, – она достала из кармана своего запачканного фартука запечатанный конверт, – велел передать, а сам уехал.

– Как уехал?

– Так, барыня. Взял экипаж, да и уехал.

– Да когда же это было-то?

– Часа, может, два назад.

Варя ничего не понимала. Она переменила своё положение на кровати, сев напротив стола. Взгляд её был тяжёлым, недоумевающим и как будто бессмысленным.

– Вы что же, барыня, конверт-то изволите взять?

– Оставь, Анфиса… Ступай.

Анфиса вышла из комнаты, а Варя просидела ещё несколько минут совсем неподвижно. Резким взглядом она посмотрела на конверт, жадно вцепилась в него и, достав из него письмо, стала читать:

«Варвара Владимировна

Если вы читаете это письмо, знайте: я уже далеко от Петербурга, возвращаюсь в Москву. Минувшей ночью я принял окончательное решение, что никакой свадьбы быть не может. Если хотите знать: я действительно любил вас, может, люблю и сейчас. Но всё это необходимо забыть и оставить. Вы в полном праве назвать меня подлецом: да, в ваших глазах я сущий подлец, – но не лгун! Никогда не врал я вам о своих чувствах, не вру и сейчас, говорю, как угодно моей душе. У вас есть деньги на обратную дорогу, хорошего вам пути.

P.S. Даже не вздумайте разыскивать меня. Всё должно остаться в прошлом. Думайте обо мне что хотите, но не ищите меня… прошу, не ищите.

Любезнейший друг ваш Александр Ветринский»

Варя была ни жива ни мертва. В конверте она нашла сторублёвый билет и ещё несколько десятирублёвых ассигнаций. Первой мыслью её было сжечь их вместе с этим же конвертом, но очень быстро эта мысль оставила её. К сердцу подступила сильная душевная боль.

Не притронувшись к завтраку, она принялась складывать вещи. На следующий день она выехала из Петербурга.