Читать книгу Любовная история - - Страница 4

В доме Апраксиных праздничный вечер. Приглашённых было немного, но даже и среди них нашлось, кому опоздать. Сергей Дмитриевич присутствовал, как и обещал, а его сын, с невестой, давно уже были в Петербурге.

Благодаря стараниям кухарки Авдотьи стол был прекрасно накрыт. Несмотря на праздничную суматоху, всё в доме было тихо: лишь дети порой кричали, заигрываясь в общей зале; Любочка, кривляясь, веселила брата; тот смеялся, и Люба сама заливалась детским звонким смехом. Это забавляло Настасью Дмитриевну и гостей; Григорий же смотрел на детей совершенно равнодушно. Среди приглашённых также был и его брат – Илья Тимофеевич. Вместе с ним приехали его жена, Ольга Андреевна, и их пятилетний сын Павлуша. Об Илье Тимофеевиче обычно все отзывались как о человеке доброй души; он обожал развлечения, но видел их отнюдь не в буффонстве, а в охоте с борзыми, езде верхом или семейных застольях.

Григорий и Илья сидели в кабинете. Вдруг дверь отворилась и к ним вбежал маленький Павлуша, неразборчиво крича и размахивая руками. Илья Тимофеевич посадил сына на колени и начал с ним играться точно так же, как Любочка игралась с Петенькой. Григорий с сожалением смотрел на дурачества брата, и ни для кого не заметная тоска отразилась в его глазах. Вслед за Павлушей вошла и Ольга Андреевна, подошла к мужу и сказала:

– Ну, что вы здесь пропадаете? Пошлите к нам. Илья, дети тебя заждались…

Детям, в особенности Любе и Пете, больше всего хотелось играться с дядей Ильёй, который и сам своей задорностью походил на ребёнка.

– Мы с Гришей уже идём, – ответил он и поцеловал жену в щёку. Посадив Павлушу себе на шею, крикнув: «Эй, брат Гришка, догоняй!», он помчался из комнаты с сыном на плечах. Григорий с насмешкой принял слова брата, но за секундной насмешкой последовало безразличное выражение. Ни брови, ни губы его не шевелились, и лишь глаза его о чём-то говорили; глаза, словно уставленные в пустоту.

Когда Григорий вошёл в общую залу, гости воодушевлённо разговаривали между собой. Апраксину не хотелось оставаться здесь. Он сделал жест Шмитцу, означающий, что он зовёт его в свой кабинет. Григорий не желал пребывать в одиночестве и хотел, чтобы рядом с ним был кто-то. Кто-то, но никак не его жена или дети. Но когда друзья вошли в кабинет, не переговорили друг с другом ни слова. Шмитц уселся в кресло и закурил. Это был немец, прекрасно изъяснявшийся по-русски; вообще немец он был кровный, однако всю жизнь проживший в России. Он был слегка полноват, имел тёмно-русые короткие волосы на голове и тонкие усы над такими же тонкими губами. Имел место в той же конторе, что и Апраксин, и был его помощником. Прежде служил в армии, имел несколько ранений и был даже раз контужен в руку, но подал в отставку. Человек он был добродушный и доверчивый. Таких людей, как Шмитц, очень легко обмануть, ввести в заблуждение или сильно ранить. Да, именно ранить, ведь сердце его было очень чувствительно и уже неоднократно переносило ранения. Самые глубокие шрамы доставляли ему дела любовные. Никогда он не знал в них удачи, и никогда не желал о них говорить.

– Какой странный ты человек, – обратился Шмитц к Апраксину, пребывавшему в глубокой задумчивости. При всей своей проницательности Шмитц никогда не понимал отчуждённости Апраксина от своих близких: он не мог осознать, как этот человек, имеющий и любовь супруги, и любовь своих детей, может этому противиться. Шмитцу от этого было даже больно и обидно за самого себя.

– А?.. Ты о чём?

– Говорю, странный ты человек, Григорий. Не понимаешь своего счастья, попросту бежишь от него. Поверь мне, я точно знаю, какое тебе досталось счастье! – последние слова он произнёс с глубокой душевной тоской, которую едва мог бы заметить кто-то, кроме него самого.

– Ты заблуждаешься, мой друг Ганс. – Апраксину было привычкой называть Шмитца «друг Ганс». – Какое же это счастье?..

Шмитц уже было хотел что-то возразить ему, как маленькая Любочка отворила дверь. Она вошла в кабинет и тихим голоском сказала:

– Папенька, к тебе пришли.

– Должно быть, это Николай, – сказал Апраксин и вышел из кабинета.

Он был совершенно прав. Сильно опоздав, его навестил Николай Вишневский. Это был его хороший друг, с которым он познакомился через отца Николая. Апраксин поприветствовал гостя, усадил его за общий стол, кликнул Шмитца и уселся рядом с Вишневским. Среди приглашённых он был неизвестен, поэтому общий разговор переменил своё направление: каждый имел честь познакомиться с новым гостем и засвидетельствовать своё почтение.

В продолжение вечера все позабыли о своих заботах, за исключением разве что Николая и Апраксина. У Вишневского было своё дело, по которому тот хлопотал уже не первый день. Он подошёл к Григорию, отвёл его в сторону и начал:

– Григорий Тимофеевич, у меня к вам особое есть дельце…

– В чём же это твоё дельце?..

– Вы не могли бы подсказать, где у вас в Москве можно… кольцо купить… какое-нибудь поприметнее… Вы же и сами понимаете: я у вас в Москве-то всего ничего. Никого да ничего не знаю…

– Зачем же тебе кольцо?

Николай знал и понимал отношение Апраксина к любовным делам, поэтому не хотел говорить истинной причины.

– Отцу подарок.

– Позволь, по какому же такому поводу?

– А зачем повод? Чтоб родному отцу подарок сделать, тут и повод не нужен.

«Отцу подарок… А то я не знаю! Думает, я не догадываюсь, зачем ему кольцо!»

– Это ты подметил верно, здесь и повода не надо. Сходи в лавку на – вой улице. Очень приметная такая лавка, да и с тебя там много не возьмут.

– Благодарю, Григорий Тимофеевич, выручили!

– Отчего же не выручить?

Николай был очень доволен, что дело его осталось теперь за малым.