Читать книгу Увидеть свет - - Страница 12

Дождь стучал по крыше заброшенной оранжереи, словно пытался выбить ритм их немой исповеди. Стеклянные стены, покрытые паутиной трещин, превращали мир снаружи в акварельный мазок – размытые огни машин, силуэты деревьев, склонившихся под напором ветра. Владимир сидел на ящике из-под инструментов, крутя в пальцах ржавый болт. Юлия стояла у входа, следя, как капли стекают по её запястью к локтю, рисуя мокрые дорожки. Она всё ещё держала в руке зонт-трость, но не раскрыла его. Казалось, сегодня они оба решили промокнуть до костей.

– Здесь раньше росли орхидеи, – сказал Владимир, указывая болтом на пустые стеллажи. – Лиза любила их. Говорила, что они похожи на бабочек, застрявших в земле.

Юлия кивнула, не зная, что ответить. Его голос звучал ровно, но в каждом слове слышался подтекст – как треск стекла перед тем, как оно разлетится.

– Мы познакомились в метро. Она рисовала в блокноте, а я украдкой срисовывал её уши. Они были… несовершенные. Одно чуть выше другого.

Он усмехнулся, бросил болт в угол. Звук металла о бетон эхом разнесся под сводами. Юлия прижала ладонь к стеклу, чувствуя холод.

– Рак. Четыре стадии за восемь месяцев. – Он достал из кармана смятый листок, развернул его. Чернила расплылись, но строчки угадывались: «Не забудь купить краску умбру. И сними шапку, замёрзнешь». – Последняя записка.

Дождь усилился, превратив оранжерею в барабан. Юлия закрыла глаза, представляя женщину с несимметричными ушами. Ей хотелось спросить, как пережить такое, но язык прилип к нёбу.

– Я не плакал, – Владимир подошёл к ней, оставляя мокрые следы на полу. – Решил, что слёзы – это предательство. Вместо этого реставрировал фрески. Пока однажды не разбил молотком стену XII века.

Он взял её руку, приложил к своей груди. Под мокрой тканью билось сердце – неровно, с пропусками, как старый двигатель.

– Теперь я понимаю: сломать что-то – тоже способ помнить.

Юлия попыталась отстраниться, но он удержал её ладонь.

– Твоя очередь.

– Я не… – голос сорвался. Ком в горле рос, сдавливая дыхание. Она зажмурилась, увидев перед собой мать: «Плач – это слабость. Слабость – это смерть».

– Боишься, что развалишься? – Владимир стёр каплю с её щеки. – Ты крепче, чем думаешь.

Первый рывок воздуха вышел со стоном. Потом слёзы хлынули, горячие, вопреки холодному дождю. Она скрючилась, прижав кулаки к животу, будто пытаясь удержать то, что рвалось наружу – годы запретов, страх оказаться ненужной, гнев на себя за эту слабость. Владимир не обнимал её. Просто стоял рядом, пока дождь смывал соль с её лица.

– Она бы тебя одобрила, – прошептала Юлия, когда рыдания стихли.

– Кого? – он нахмурился.

– Тебя. Ты… – она провела рукой по своему лицу, смешивая слёзы с дождём, – ты научился жить с трещинами.

Он рассмеялся грубо, почти сердито, и вдруг притянул её к себе. Лоб упёрся в её мокрое плечо.

– Врёшь. Я просто научился их красить в золотой цвет.

Они стояли так, пока гроза не отступила, оставив после себя запах мокрой земли и тишину, в которой боль наконец могла дышать. На прощание Владимир положил ей в карман смятый листок Лизы.

– Прочти, когда захочешь снова построить стену.

По дороге домой Юлия наступила в лужу, специально. Вода хлюпнула в ботинок, холодный восторг побежал по ноге. Она засмеялась – робко, как ребёнок, делающий первый шаг. В кармане листок шелестел, напоминая, что трещины могут стать мостами.