Читать книгу Увидеть свет - - Страница 21

Мастерская Владимира пахла скипидаром и мокрой глиной. За окном лил осенний дождь, стуча по жестяной крыше, как джазовый музыкант, потерявший ритм. Юлия стояла у мольберта, разглядывая их совместную работу – абстрактный портрет, где мазки её нерешительности сплетались с его смелыми штрихами. Владимир сидел на подоконнике, чиня старый граммофон. Его руки, испачканные в масле, двигались уверенно, но взгляд то и дело скользил к ней, будто проверяя границы ещё не произнесённых слов.

– Здесь не хватает красного, – сказала она, касаясь кисти к холсту. Капля краски упала на пол, как кровь из порезанного пальца.

– Или синего, – он поднял голову. В глазах – отблеск лампы, похожий на ту самую трещину в статуе из её сна. – Того, что между небом и морем. Неопределённого.

Он встал, приблизился. Запах металла и древесины смешался с ароматом дождя. Юлия сжала кисть так, что щетина оставила отпечатки на ладони.

«Это не он. Это я. Я создала его из обрывков желаний: запах кофе с солью, руки, умеющие оживлять мёртвое, фразы, как ключи к клетке. А если завтра он исчезнет, и останется только эхо моего одиночества?»

– Ты дрожишь, – Владимир остановился в сантиметре. Его дыхание сместило прядь её волос. – Как холст перед первым мазком.

Она засмеялась нервно, звук получился надтреснутым:

– Мама говорила, любовь – это договор. Пункты, подписи, штрафные санкции.

– А я говорю – это лесной пожар. – Он взял её руку, приложил к своей груди. Под кожей билось что-то тёплое, живое, не вписывающееся в графики. – Ты либо бежишь, либо становишься пеплом, из которого всё начнётся заново.

Капля дождя просочилась через щель в раме, упала ей на шею. Владимир стёр её большим пальцем, движение медленное, как расшифровка древнего письма. Юлия закрыла глаза, видя внутреннюю киноплёнку: их споры о Камю в книжном, осколки зеркал, ночь в музее, где он назвал её трещинами со светом.

– Я боюсь, – выдохнула она, чувствуя, как его губы касаются виска. – Что ты – мираж. Что я выдумала тебя, чтобы сбежать от себя.

– Тогда беги, – прошептал он в кожу у уха. – Но знай: мираж не пахнет скипидаром.

Его губы нашли её губы. Поцелуй был горьким от кофе, солёным от дождя за окном. Юлия ухватилась за его куртку, сминая ткань, будто пытаясь удержать реальность. Внутри всё перевернулось: страх и надежда, желание и сомнение сплелись в узел, который невозможно развязать, только разрубить.

Когда они разомкнулись, граммофон внезапно заиграл – заезженную пластинку с голосом давно умершей певицы. «Любовь – это…» – пелось в трещине, и игла застряла, повторяя слог «лю… лю… лю…».

– Твоя мать права, – Владимир прижал лоб к её лбу. – Только договор – не между людьми. Между страхом и смелостью. Подписи – наши поцелуи. Штраф – разбитое сердце.

Она рассмеялась, и смех подхватил заевшую пластинку. Игла прыгнула дальше: «…это ветер, что стирает города!»

Позже, когда дождь стих, они нашли на полу кисть с засохшей краской. Алый мазок пересекал синий, создавая новый оттенок – тот самый, неопределённый. Юлия спрятала кисть в карман, как талисман. Всю ночь ей снилось, что она падает, но вместо камней внизу были облака, и каждое прикосновение к ним оставляло следы цвета, которого нет в палитрах.