Читать книгу Девушки тяжёлого поведения - - Страница 20

Это ж на голову не налезет, что занимало советских школьниц!

Мама уничтожила все письма со свердловским штемпелем, а Идочкины не тронула. От Иды, девочки, выросшей на глазах, отличницы и скромницы, не исходило угрозы. Мама, мама, знала бы ты, от кого в их детской компании они получали не положенные возрасту знания, и кто научил Мару курить растёртые в пыль сухие семена сирени!

Март 1981, Мара в выпускном, Идочка в девятом.

«…В октябре написала тебе письмо и «отправила». Неделю назад убирала у себя в секретере и нашла то письмо. Думаешь, где? В коробке, в которой лежит письмо к Д.Д. (Сейчас, водя глазами по пожелтевшим страничкам в линейку, Мара не сразу поняла, кто это – а это адресат её первых стихов, про «запах тела загорелого и невинных губ пожар и объятье неумелое, как любви прощальный дар») и те записки, которые ты хотела отдать ему.

…Сейчас у меня была Таня (Мара тут же вспомнила маленькую гречаночку). Говорили о разной чепухе. Пересказала ей наш разговор со Светой П. (помнишь, её ещё Альберт облапал?)»

Упомянутого Альберта Мара легко представила – он был кузеном Д.Д., а вот Светка напрочь стёрлась из памяти.

«Ты представляешь, она мне в среду заявляет, что моя Мара много на себя берёт».

Какие-то девичьи разборки, в чём там было дело, Мара не помнила в упор.

«Оказывается, она вспомнила сцену на море, когда, видишь ли, ты на неё „косо посмотрела“. Теперь она удивлена и думает, что „неужели я хуже, чем она?“. Вот дура!»

Спасибо, подружка, – мысленно обратилась к покойнице Мара, – ты всегда считала меня лучшей и никто, по твоему мнению, не смел со мной равняться.

«Ты знаешь, по какой-то гадалке получилась такая картина: моя жизнь – страсть. Я долго размышляла над этим и оказалось, что страсть эта к мальчишкам. За этот год (учебный) мне понравились сразу два мальчика. Одного ты знаешь, это Генка Р. (помнишь, я просила тебя написать о нём стих?). И другой, из 10 кл.

С этим вторым произошла поразившая меня история. Он дружил с одной девчонкой из его же класса. Можно сказать даже, её любил. Это видела вся школа. Он с неё глаз не сводил на переменах. И вот получилось так, что он ей надоел, и она порвала отношения. Он стал чуть ли не идиотом. Все учителя заметили это.

Учиться он стал на 2,3,4, когда до разрыва имел 4 и 5.

Через некоторое время он успокоился и сказал, что хорошо, что этот разрыв произошёл, а то бы он стал совсем психом из-за неё. Ты представляешь!

…И вдруг мне в голову пришло, что я к нему неравнодушна.

Как мне быть? Посоветуй.

Ну, хватит обо мне. Хотя нет, ещё не всё.

В первом полугодии я познакомилась через Светку с одним пацаном, кличка Шая. Светка мне его лепила как хотела. Чтоб я с ним гуляла. Это я, интеллигентная девочка, должна гулять с каким-то притырком! Я этого не хотела и, как видишь, оказалась жива. Впоследствии оказалось, что он наркоман.

Ну как? Занятно, правда?

…Пиши о себе подробней.

Ида.»

Апрель 1981.

«Привет, Маришка!

У меня такая новость, что…

Пожалуйста, только не кончай жизнь самоубийством».

Тут следует подробный рассказ, как Ида в весенние каникулы в поездке в Севастополь столкнулась с предметом своих переживаний и случайно выяснила, что он учится… в седьмом классе. Сама Ида – в девятом, а Мара в десятом.

«…Я не перестаю думать об этом. Ведь тем летом Альберт сказал, что ему 16 лет, а на самом деле ему тогда было 13, а может, даже и 12».

Ну да, подумалось Маре, мы здесь на юге, созреваем и наблатыкиваемся «взрослых» манер гораздо раньше своих холоднокровных сверстников.

«Может, и Д.Д. наврал о своём возрасте?

У меня в голове не укладывается, что 12-13-ти летний мальчик мог так себя вести по отношению к 14-15-ти летним девушкам. Но вспомни это лето! Какой он был тогда смирный! Помнишь нашу фразу: «Скажи мне, Алик, почему ты такой смирный?»

И каким милым (он вообще симпатяга) я видела его в Севастополе!

Не задерживай с ответом!»

Июль 1981 года.

«Здравствуй, мой милый, дорогой, горячо любимый Робинзон!

Дима, видимо, решил, что можно продолжить роман, который он начал в позапрошлом году. Значит так, играем мы в карты (в подкидного), он мне подыгрывает. Когда ему об этом говорят, он краснеет. Когда я один раз проиграла и сказала, что если не везёт в картах, то повезёт в любви, он согласился и с тех пор когда проигрывает, говорит, что его кто-то сильно любит, и смотрит такими глазами, что я отворачиваюсь.

Но самое интересное было в понедельник, 20 июля. Мы (это 2 на 2) играли в карты, когда ко мне пришла Татьяна и отвела меня поговорить. Мы отошли, и она показала мне письмо (отвратительное, кстати). Когда я его читала, то поминутно ржала, и Танька называла имена мальчиков, о которых упоминалось в письме, и который писал (я их знаю только по рассказам).

Димка как услышал имена, сначала только кидал косяки в мою сторону, потом швырнул карты на скамейку, ушёл к себе во двор, встал возле абрикоса и, закусив нижнюю губу, стал смотреть опять, как отпетый ревнивец.

Как это назвать, а?»

Ах, Идочка, мы с тобой обе сильно поплатились за издевательства над влюблёнными мальчиками, дорогая, – посожалела взрослая Мара.

«Мы с Татьяной, смотря на эту картину, ещё громче заржали.

И последнее: сегодня мы придумали, как опять заставить Диму страдать. Но об этом позже, т. к. это ещё надо осуществить.

Альберта и Д.Д. на море нет, и очевидно, не будет этим летом.

…Ну, пока всё. Если не сдашь экзамены – забуду о тебе (маленький армянский шутка). Жаль, что тебя нет с нами. Поприкалывались бы с Димы вместе с тобой.

Целую. Жду и надеюсь.

Ида.»