Читать книгу Ученик бирюка - - Страница 10

Встретили его насторожено. Вид у хозяина был мрачный, под глазами засели темные круги. Жена его выглядела и того хуже. Оба, видать, не спали толком несколько ночей, а дневную работу никто не отменял. Скотина и хозяйство не будут терпеть. Лесса была слишком слаба. Она будто дышала через силу. Выглядела даже хуже, чем в прошлый раз.

– Ей стало лучше к вечеру, – сказал кузнец. – Но утром снова похудшело.

– В себя не приходила, – уточнил Янко.

Кузнец покачал головой. Жена его хотела что-то добавить, но отчего-то осеклась. Оба они смотрели на Янко то ли с надеждой, то ли со злостью. И он решился.

– Я могу спасти ее. Попробовать. Но это опасно.

Жена кузнеца побледнела и прижала фартук ко рту, а сам кузнец вдруг постарел лет на десять и глухо сказал:

– Делай, что должно.

Они не понимают, сообразил Янко, насколько это опасно.

– Она может…

– Делай! – повысил голос кузнец. – Делай уже.

Янко глубоко вздохнул. Теперь пути назад нет. Он либо спасет девочку, либо сгинет с ней. Хромому от разъярённого кузнеца далеко не уйти.

– Хорошо, – сказал он. – Мне нужна горячая вода, чашка для отвара, тряпка и небольшой деревянный чурбачок.

Миг – и родители принялись суетиться. Когда нервы на пределе – суетиться самое оно. Все, что нужно, появилось у Янко так быстро, как он и не рассчитывал.

– Теперь, – сказал он. – Выйдите. И не заходите, пока не позову.

Жена дернулась, но кузнец просто кивнул, глядя в пол, и вышел, потащив ее за собой. В комнате стало сразу как-то мрачнее, тени надвинулись на девочку, потянули к ней свои лапы. Янко вздохнул еще раз, теперь с облегчением. Не хватало еще перебранки с родителями. А тени его не пугали. В чашку он высыпал траву, принялся размешивать. Мешать нужно долго и тщательно. Траву так просто не заваришь, тут терпение нужно. Доведя отвар, Янко оставил его дышать, а сам достал нож и взялся за чурбачок. Чиркнул по нему разок, другой, снял стружку. Большого сходства с человеком и не требовалось, но Янко все равно пришлось повозиться. С непривычки он умудрился два раза порезаться, благо неглубоко, но все-таки закончил реба. Тот получился уродливым: ладно на девочку – вообще ни на кого не похожим. Янко даже плюнул от огорчения. Ну не дано, чего тут скажешь. Жизнь впереди долгая, успеет еще научиться нормальных ребов вырезать. Если получится сегодня ночью все, как задумано, то долгая.

Поковыряв еще немного чура для очистки совести, Янко положил его на стол и подошел к Лессе. Кончик ножа легко уколол детский пальчик, и снова кровь пришлось чуть ли не выдавливать из ранки. Так, наверное, корову доят, пришла нелепая мысль. Кое-как сцедив капельку крови, Янко собрал ее на палец, и быстрее, пока не скатилась, размазал по чуру. То, что осталось на пальце, окунул в чашку с отваром. И тут же выдернул его, обжегшись. Пламя лучины дернулось от гневного шипения Янко. Выругав себя же, он аккуратно срезал от реба небольшую стружку и кинул ее в чашку. Теперь все было готово.

Набрав в рот горячего отвара, он наклонился к Лессе и открыл ей руками рот. Приникнув к ее губам, Янко аккуратно перелил отвар, а затем приподнял ей голову, чтобы она не захлебнулась. Тоже опасный способ – тело слабое, сейчас как пойдет отвар в легкие и… Горло девочки дернулось раз, другой. Янко снова открыл ей рот, проверил. Все хорошо, проглотила. Он хлебнул еще раз из чаши, немного пополоскал рот и выплюнул на реба. Теперь они все связаны: чур, чаша с отваром, девочка и он. Нужно было исключить чашу и себя. Янко подождал немного, потом перевернул девочку на бок и засунул ей в рот два пальца – насколько смог. Пошевелил ими. Обессиленное тело не хотело отдавать лишнюю влагу, но Янко был настойчив. Лесса вздрогнула, ее скрутило несколько раз, а затем и стошнило. Янко вовремя успел убрать пальцы и сунуть к ее губам реба. Рвота хлынула на деревяшку и руки Янко, тот недовольно скривился. Отложил чура, обтер руки об одеяло. Гадость какая. Он снова взялся за нож уколол свой палец. У него капелька черной крови выступила сраз уже. Он ткнул пальцем в лоб девочки, там остался жирный след. Затем помазал и самого чура. Оставалось самое главное.

Янко взял лучину расщепил ее аккуратно. А затем медленно поднес огонек к черной отметине на лбу девочки. Если крови слишком много, она просто спечется и все будет напрасно. А если слишком мало – опять же ничего не выйдет. Придется делать нового чура, готовить новый отвар… Несколько долгих мгновений ничего не происходило. А затем капля бирючьей крови вспыхнула ярким пламенем. Во лбу девочки будто вырос целый огненный рог. Янко, не ожидавший такого, отшатнулся, и увидел, как на столе занимается пламенем чур. Получилось! Как есть получилось! Они теперь связаны! Янко хлопнул девочку по лбу, гася пламя, и кинулся к чуру, схватил его и начал отряхивать, чтобы сбить пламя. С третьего или четвертого удара, это удалось и в руках у Янко оказался заклятый чур, самый настоящий. До сего момента он о таких только слышал, но ни разу не видел. Получилось, да еще и с первого раза! Теперь нужно определить болезнь, понять сколько из нее девочка передала чуру, и уже дальше решать, что с ним делать. Иные хвори требуют огня, другие – воды, земли а то и вовсе животной утробы.

Янко завертел в руках деревяшку, осматривая ее со всех сторон. Да, дерево почернело и слегка потрескалось, лицо чура и до опаления не отличавшееся красотой, сейчас вовсе могло испугать медведя. Но больше ничего не изменилось. Не поплыли контуры, не разошелся особый узор, не расцветились древесные волокна. То ли девочка не передала чуру своей хвори, то ли никакой хвори у нее не было.

Янко яростно принялся вертеть реба в руках. Может, он что-то упустил? Не может такого быть, чтобы хвори не было! И девочка должна была передать чуру болезнь, обязана была! Ведь сработала же связь, они с деревяшкой сейчас ближе, чем с отцом-матерью. Ведь вспыхнул же огонь, сработала бирючья кровь, не могла не сработать!

Но на ребе по-прежнему не было ни единого следа какой-то хвори. Если верить проклятой деревяшке, девочка была здорова.

Янко в изнеможении уселся на лавку. Хотело швырануть чура куда-нибудь подальше, желательно в печку, но он сдержался. Не время давать волю чувствам, особенно, если они навеяны пилюлями. Нет уж, сейчас нужно оставаться собранным. Что там говорили кузнец с женой? Ей стало лучше вечером, но к утру схуднуло? Значит, приступ хвори, чем бы она ни была, приключился ночью. Значит, нужно просто дождаться его. И Янко принялся ждать.

Время тянулось медленно, особенно если учесть, что он не отрывал взгляд от лица девочки, боясь пропустить, когда начнется то, не знаю что. Однако оно никак не хотело начинаться. Лучина прогорела, Янко зажег другую, третью. Прогорели и они. Идти беспокоить кузнеца с женой не хотелось. Пришлось бы отвечать на вопросы. Потому Янко просто сидел в темноте – его не совсем человечьи глаза кое-как приспособились. Немножко света давали угли в печке, немножко – лунный свет из маленького окошка под потолком. А большего и не требовалось – кажется, ночь уже подходила к концу.

Лесса дышала ровно, будто ей и правда стало чуть лучше после всех усилий Янко. Это немного утешало. Может, родители просто забыли ей на ночь дать отвара? Плохо заботились о чаде, вот и стало хуже? Проведя столько времени у кровати девочки, Янко был готов поверить даже в это. И в миг, когда он почти придумал, что сказать о лечении девочки нерадивым родителям, чур на столе шевельнулся. Сперва Янко подумал, что ему показалось. Но чур шевельнулся еще раз. Девочка меж тем лежала совершенно неподвижно. Янко поднялся, стараясь лишний раз не дышать. Осторожно приблизился к столу, уставился на реба.

Тот дрогнул. А Лесса нет.

Уже второй раз за ночь с чуром этой девочки происходило то, чего не могло быть. И тут пошевелилось уже одеяло пошевелилось, девочка застонала. С кровати свесилась ее нога. Дитя задергалось, мучительно пытаясь встать. Очнулась?! Янко подскочил к ней, не зная, радоваться или…

Нет, определенно не радоваться.

Глаза девочки были плотно закрыты, она не очнулась, лишь пыталась встать с кровати, пребывая в забытьи. Громкий стук заставил Янко подскочить, он оглянулся и увидел, как свалившийся на пол бер принялся кататься из стороны в сторону. Как будто что-то есть в самой деревяшке, и оно пытается выбраться на волю. Тем временем девочка умудрилась как-то встать на ноги. Она шагнула вперед, и Янко просто отлетел в сторону, будто и не весил ничего. Маленькие ручки обескровленной девочки швырнули его едва ли не через всю избу. Он с шумом врезался в лавку и завалил ее. Шатаясь, Лесса побрела вперед, к двери. Чур буквально бесновался на полу, будто невидимая рука колотила им по доскам. Янко не понимал, что происходит, но знал, что нужно сделать.

Он поднялся, окунул руку в отвар, подхромал к девочке и одним движением стер кровавую метку с ее лба. Девочка замерла. Ее глаза открылись, но в них не было ни капли жизни. А Янко уже подхватил с пола чур и вскрикнул, обжегшись. А затем схватил со стола нож и воткнул его в чура. И так, держа его на рукояти, подбежал к печи и швырнул в огонь вместе с верным товарищем – ножом. Пламя взметнулось и опало, Янко мог поклясться, что где-то вдалеке раздался вопль. А девочка в тот же миг тихо осела на пол там, где и стояла. Теперь ее придется еще и в кровать волочь. Как встала, так могла бы и обратно лечь, зараза мелкая. Отдышавшись, Янко таки перетащил Лессу обратно в кровать. А там прислушался к ее дыханию, оно было гораздо легче и глубже, чем вечером. Это и есть тот самый приступ? Она ведь шла куда-то, так? Поморщившись от боли в ноге, Янко похромал к двери и открыл ее. В сенях спали кузнец с женой. Несмотря на весь шум, они так и не проснулись. Натерпелись, видать за прошлые ночи. Янко закрыл дверь, и вернулся в комнату к девчонке. Стоило ее, наверное, обтереть, да напоить все-таки отваром. Только уже другим, таким, что кровь восстановит. Этим бирючонок и занимался, пока не сел передохнуть на лавку, да на ней и уснул.

Янко разбудили родители девочки, кузнец вздернул его с лавки и обнял, да так сильно, что кости затрещали. А тот даже не сразу понял, что происходит. Но в кровати сидела Лесса и с большим аппетитом расправлялась с пищей. На щеках алел здоровый румянец, и, казалось, присутствие Янко в комнате ее совершенно не смущало. Янко скривился, не зная, какую эмоцию дать. Самое время обрадоваться успеху, но сил просто не осталось, даже на плач. Короткий утренний сон не принес никакого облегчения, и уж точно их не принесли медвежьи объятья кузнеца. Увидев, что Янко проснулся, кузнец бухнулся на колени. Жена кинулась к нему, Янко думал, примется подымать его, но она упала рядом. И оба стали голосить. Ярко и не знал, что на свете существует столько благодарностей разом. Он стоял и не знал, что с этим всем делать. Застыл над двумя телами с чувством, которое не мог определить. Позднее решил, пусть это будет лёгкая и приятная паника.

– Спасибо… Спасибо! – выпалил он и попятился назад, в дверь. К его ужасу, кузнец с женой поползли за ним. Из избы Янко буквально выскочил. Бежать не мог, но очень быстро похромал вон. Мысль, что чета кузнецов поползет за ним через всю деревню, приводила его в ужас, но обошлось. Хотелось идти сразу домой, но он стиснул зубы и поперся проведать детей. Тут-то и выяснилось, что и Вишка и тихарев сынок (тот, который по слова бабки и вовсе не болел), если и не выздоровели окончательно, то резко получшели. Детишки прибавили в краснощекости, и настроение их прошло в гору. Бледными немощами они уже не выглядели. Будто болели они только за компанию с кузнецовой Лессой. Выглядело это жуть как подозрительно, но у Янко не было сил разгадывать такие загадки, он просто вздохнул с облегчением и принял это как данность.

Дом Васила казался какой-то далекой звездой, до которой уже и не добраться, но каким-то чудом Янко все же дошел. Доплелся до лавки, увалился спать. Это уже потом ему Вьюна со мехом рассказала, что у дверей василовой хаты столпилась чуть не вся деревня, прослышавшая, что молодой лекарь избавил дочь кузнеца от какой-то страшной хвори. Янко-то думал, что они еще день назад поверили в него, ан нет, то все было понарошку. Поверили они только сейчас. Васил всю эту кодлу терпеть не стал, разогнал криками и рукоприкладством.

– Ну хватит уже! – орал Васил. – Мальчонка на ногах еле держится! Геть из избы, завтра придете! Ишь уселись на шею мальцу! К Деду вы со всякой херней не ходили!

Люди подумали и разошлись.

Спалось Янко плохо. Если днем он хорошо справлялся с ролью обычного человеческого мальчишки, то ночью натура бирючья отыгрывалась на нем за все сразу. Часто его во снах били, и нельзя было сказать: сон это простой, или воспоминания с невольничьего рынка. Враги во сне были похожи на Ксима – лысые и равнодушные. Иногда Янко от кого-то бежал, когда по лесу, когда по городу, в котором никак нельзя было узнать Столенград, а меж тем, по ощущениям, это именно он и был. Та самая пристань, только гораздо больше, дом гильдейский, где он и жил с родителями. И бежал он часто именно к этому дому, хотя в реальности было все совсем наоборот. Но сегодня был самый противный сон. Янко шел по деревне – сам шел, без костылей, легко и свободно. А вокруг стояли люди. Почему-то все они были заметно ниже ростом, чем он, но это не мешало им смеяться и тыкать в него пальцами. Стоило Янко только подойти к ним, как они тут же со смехом разбегались, уворачивались, проскакивали у него между ногами, скользили между пальцами. Янко выл от ярости и обиды, но ничего не мог поделать. Смех стоял такой, что тряслось небо, и люди вокруг становились все выше, а Янко все уменьшался. «Иди сюда, дитя!»– позвала откуда-то ласково Милена жена гадского Хрипана, и яростно заозирался Янко. Даже огрызаться на «дитя» не хотелось – столько тепла и заботы было в ее голосе. Он сначала медленно, потом все быстрее пошел на голос, спотыкаясь на каждом шаге, и хохот окружающих становился тише.

– Иди сюда! – снова позвала Милена, и Янко заторопился. Послышался скрип. Слезы счастья заструились по его щекам – и это было удивительно, потому что бирюки не плакали. Янко порой даже завидовал этому умению. Люди и сами не понимали всей прелести слез, и проливали их просто от боли или обиды, но уж он-то нашел бы применение такой отличной маске. Плачь он тогда в деревне, может, и Ксим бы ничего не заподозрил. Хотя… что «хотя» Янко не додумал, он просто торопился к Милене.

– Быстрее!

– Я иду! – хотел было сказать Янко, но вышел только всхип. Но это неважно, она конечно услышит и поймет его. Милена была очень похожа на маму. Снова что-то заскрипело.

– Быстрее, Иван, быстрее!

Иван?!

Янко дернулся неловко, оступился и… очнулся во дворе. Ветер тут же продул его насквозь – мокрая рубаха не защищала от холода, а лишь помогала сильнее замерзнуть. Луна с высоты недоуменно таращилась на Янко, жесткая земля давила комьями пятки, а нога побаливала. Янко, не найдя под рукой костыля, от неожиданности шагнул назад, и снова раздался тот противный скрип – недовольно ворчала шина, наложенная Ксимом, возражала против прогулок без опоры.

– Что за?… – только и успел сказать Янко, как вдруг сзади за шею его обхватила рука. Тонкая, но очень сильная. Он, было, дернулся, попытался вырваться, но его встряхнули как котенка, а затем ударили под колено. Ноги сами подкосились, Янко неловко рухнул плашмя на землю. Неведомый враг уселся на него верхом и слегка подпрыгнул на ребрах, выдавливая воздух – так что даже теперь даже и не вскрикнуть. Голову буквально вмяли в землю, рот тут же наполнился кровью из разбитых губ, нос вспыхнул болью. Но это все показалось ерундой, когда враг с ворчанием вгрызся в шею Янко. Тот хотел закричать от ужаса и боли, но через прижатые к земле губы вышло только тихое мычание. Враг чавкал и сопел, Янко буквально чувствовал, как тот высасывает кровь из раны, как натягивается кожа. Как рвутся мышцы шеи.

И вдруг враг захрипел. Давление на голову исчезло. Янко хотел рывком вскочить, но сил хватило только слегка приподняться на дрожащих руках. Враг скатился со спины Янко и тяжело упал на землю рядом с ним, завозился в пыли, задергался. Мальчишка первым делом прижал руки к шее, и пальцы не нащупали там никакой рваной раны. Тонкий порез, из которого продолжала литься кровь, и все. Янко сорвал тряпку с руки и зажал рану на шее.

– Хр-р-р! – выдавил из себя враг.

Луна в ужасе глядела на это существо – чуть выше сажени в высоту, одетое в обычную рубаху, в какой мальчишки бегают. Оно каталось по земле и царапало длинными пальцами горло. Глаза ввалились, серая кожа натянулась и лопнула, обнажив узенькие полоски мышц.

– Ты бирю-укх! – выплюнуло вдруг существо. – Значит, не всех…

Изо рта его пошла пена. Тварь повернулась, луна с омерзением взглянуло ему в лицо. И Янко тут же это лицо узнал – несмотря на то, что оно было сведено судорогой, а кожа пошла струпьями. Перед ним лежал племянник Хрипана – Петар. Мертвый.