Читать книгу Ученик бирюка - - Страница 7

Утро буквально ворвалось ему в голову через ноздри. Сотни оттенков запахов смешались, закружились, сводя с ума. Виски сразу заныли, и мальчишка вспомнил, до чего он не любит всю это бирючью природу. От печки разило портянками, дом пропах больными старыми телами, сам Янко вонял не хуже иной псины, а уж вчерашняя дедова еда… от ее запаха затошнило так, что чуть наизнанку не вывернуло. Что за напасть такая?! Шатаясь, он встал, хотя вставать не хотелось совершенно. Хотелось спать да не моглось. Болело тело, мир вокруг казался слишком четким, оттого еще и глаза заслезились. В доме было тихо, наверное, старик со старухой не проснулись еще. Стараясь никого не разбудить, Янко спустился с печи, взял костыль. Дрожащей рукой толкнул дверь.

На улице стало еще хуже. Тут, конечно, портянок не было, но лучше бы были портянки. Пахло всем подряд: липой, пометом, гнилью, хвоей, мокрым мехом, землей. От немыслимого сочетания запахов затрещала голова, снова принялись слезиться глаза и даже уши заложило. Стараясь вовсе не дышать, Янко прижал рукав рубахи к носу и попятился назад, в дом. Но было уже поздно: весь этот безумный набор ароматов осел у Янко на языке, живот свело судорогой, и мальчишку согнуло пополам. Желудок бы с удовольствием расстался с содержимым, если бы не пустовал. Вдох, выдох – уже через рукав. Стало полегче, собственная вонь – не такая ужасная. Янко перевел дух. Плохо дело. Как есть плохо. Чтобы понять, не нужно семи пядей во лбу. По какой-то причине вернулся бирючий нюх, а он с ним справиться не сумел. Неужели Ксим так постоянно живет? Янко что есть силы прижал рукав к носу, вздохнул ртом, и его затошнило с новой силой. Он закашлялся до исступления, казалось, сам желудок стремится покинуть отравленное тело. Янко скрутило, он упал на колени. А потом и вовсе завалился на бок. Немножко хотелось умереть. Но получалось только мучиться.

– Ты там живой? Эй? – пробилось сквозь шум в ушах.

Янко разлепил глаза и увидел за околицей человека. Женщину.

– Не плачь, – посоветовала гостья в полной, похоже, уверенности, что он сейчас же перестанет.

Вопреки ее совету, слезы катиться по щекам не прекратили. Янко утерся и наконец рассмотрел гостью получше. Не женщина – девчонка. Чуть пониже самого Янко, волосы светлые, почти белые, коса, может, и не очень длинная, но толстая. Лицо правильное, красивое, по людским-то меркам. В общем, скука. Ничего интересного с точки зрения лекаря-нелюдя. В глаза бросалось только старое платье: поношенное платье, коротковатое и, похоже, тесноватое. Ладной девичьей фигурки не скрывало совершенно. Наверное, человек счел бы красивой. Но даже нечеловек заворожился на мгновение зелеными глазищами. А они в ответ уставились на скрючившегося Янко.

– Ну что? Живой ты? – повторила она, слегка нахмурившись.

– Ж-живой, – прохрипел он, прижимая к лицу рукав, и с трудом поднялся. Не дело это – в пыли валяться на глазах у всей деревни. Вот почему нельзя было этой девке пройти мимо? Янко зло глянул на нее, но девчонка даже и заметила его злости.

– А не похоже, – заметила она. – Тебе бы к лекарю.

Ах ты умная какая нашлась!

– Я сам лекарь, – прокашлял Янко.

– Ну да, – Девчонка даже не скрывала недоверия. – Тебя как звать, а, лекарь?

– Янко.

– Иван? – нахмурилась она, видимо, сквозь рукав имя пролетело как-то не так. – Странное имя. Нездешний что ли? – А потом вдруг рассмеялась. – Ну конечно не здешний. Чего я спрашиваю.

Янко, не зная, что ответить, просто кивнул. Ему хотелось, чтобы девчонка поскорее ушла, но та никак не уходила. Как стояла-таращилась, так и продолжила стоять-таращиться. Ждала чего-то? Подул лёгкий ветер, принесший ещё одну пропасть запахов. Янко снова согнулся в спазме, закашлялся. Хотелось вырвать, очень хотелось, но Янко отчаянно держался. Он знал, стоит ему только исторгнуть негораздое содержимое желудка, он против всякого желания вдохнет поглубже, и все начнется заново. Эдак тут блевать до синих веников можно!

Усилием воли высотой с дуб Янко удалось кое-как не выблевать желудок на землю, и, стараясь не вдыхать особенно глубоко, он сел на корточки и поднял голову. Девчонка по-прежнему была здесь. Но смотрела, против ожиданий, не на него, а куда-то вдаль. Янко проследил ее взгляд и увидел три телеги, запряженные лошадьми. Вокруг телег суетилось полдюжины человек. Видно, семья: отец, покрикивающий на остальных, мать, таскающая бесконечные свёртки, дети, которым, кажется, больше охота играть, чем уезжать, и старая рабыня-каганка, которая, судя по всему, и таскала поклажу. Посуетившись еще немного, вскоре они все устроились на телегах. Небольшой обоз двинулся с места под улюлюканье детей и гробовое молчание наблюдавших за всем этим взрослых. Тех, кто оставался в деревне.

– И они не первые, – сказала девчонка. – Сегодня уже целый обоз собрался. Две семьи снялось, будто припекло их всех.

Янко не ответил. Ему было глубоко блевать на уезжающих из деревни людей. Да и на остающихся тоже. Девка, видать, поняла это.

– Ладно, Иван, еще увидимся, – сказала девчонка. – Ты давай не болей, дыши чаще. – И пошла дальше, за ней пошла корова, а Янко не пошел. Он смог продышаться ровно настолько чтобы выудить из пояса запасные пилюли и закинуть в рот. Уселся на лавку, прислонился спиной к бревнам, стал ждать, когда поможет. А помогло, и правда, быстро. Стоило вредной девчонке уйти, Янко тут же пришел в себя, будто она забрала с собой все его странные мучения. Или они сами пошли за ней, как корова. Янко ещё какое-то время прижимал к лицу рукав, боялся убирать. Даже глаза закрыл. Так было проще представлять, что вокруг все хорошо, нет ничего, что можно так убийственно пахнуть.

Давно такого с ним не случалось… да и, пожалуй, никогда приступы не были такими сильными. Гадать о причинах не приходилось: Янко точно знал, откуда взялась напасть. Все из-за голода. Беда с этими бирюками, отстраненно думал Янко, едва дыша. И живут не по-людски, и питаются не как люди. Да, он мог с помощью пилюль сойти за человека, мог смеяться и плакать, но вот еда… Ему по-прежнему была нужна вываренная особым способом человечина, причем не любая, а только которого загрызла в лесу Тварь. Обычно после такого люди превращались в мертвяков и шли в родные селенья убивать. Тут-то и были нужны бирюки. Никто не знал, почему так происходит, хотя Янко всегда думал, что причина в Тварях: убивая человека, они выпивают из него душу. И, как душа из мяса людского выпита, тогда и бирюку сгодится. Происходило такое не так уж часто, но и еды бирюкам нужно было не так уж много. Укуса два-три в день, и жить можно. У Ксима с собой был приличный запас еды в его сумке, но сумку он унес с собой. Значит, придется терпеть и ждать. А терпеть Янко умел. Ему и раньше приходилось голодать после побега из столицы, и он научился сдерживать голод, заставлять себя забывать о нем, и даже пользовался этим в первое время с Ксимом. Еще и говорил, мол, не хочу я жрать твою еду, противно, мол, вообще голода могу неделю не чувствовать, но Ксим тогда равнодушно сказал, что это только бирюки на такое способны. Янко так расстроился, что даже перестал отказываться от пищи.

Одно странно, почему голод пришел так рано? Янко ведь ел в последний раз дня… два назад? Перед тем как они зашли в Цветановку. Неужто настолько он разленился, что теперь и двух дней без человечины не протянет?! Хорошо, что пилюли помогают хотя бы… сколько их там осталось? Дюжина? Меньше?

На него вдруг упала тень. Опять эта девчонка? Вернулась ещё поиздеваться? Ярко распахнул глаза и сразу понял: это не девчонка, хотя видел только темный силуэт, вставший на пути солнечных лучей. Это был косматый высокий мальчишка. Того же возраста, что и Янко, может, и чуть постарше. Поджарый такой, мускулистый, загорелый. Хотя одет абы как – рубаха рваная, в пятнах вся, штаны такие же. Карие глаза его внимательно изучали Янко, но взгляд был с этакой злобинкой. На губах – ехидная полу-улыбка.

– Ты чего рукав жуешь? – спросил он. – Голодный? Не кормит тебя дед Хмурняк?

Хмур…а, это он про Васила. То молчун, то хмурняк. Сколько прозвищ для одного противного деда. Не лучшая, похоже, у того слава по деревне. И немудрено. Янко отдернул рукав, и поднялся. Много сил ушло, чтобы не пошатнуться.

– Ты кто? – спросил он.

– Я? – удивился парень. – я-то понятно, кто. Это ты кто?

И опять эта ехидная улыбочка. Не поймёшь, серьёзен он или шутит.

– Янко. Лекарь.

– Кувай. Балбес, – передразнил сухую манеру Янко мальчишка. Вот и гадай, кого он назвал балбесом.

Янко осторожно вздохнул, голова немного закружилась, но приступ миновал. Вовремя.

– Чего вздыхаешь? – скорчил озабоченное лицо Кувай. – Не здоровится?

Нет, ну точно, издевается!

– Иди к хренам! – ответил Янко. Не хватало ещё время тут терять со всякими придурками.

Кувай расхохотался.

– Не пойду, – заявил он, – или пойду, но вместе с тобой. И не к хренам, а к хрену. Старому.

Точно придурок. Янко повернулся и хотел было двинулся обратно в дом, но придурок схватил его за рукав.

– Не понял, что ли? – спросил он, уже не улыбаясь. – К старосте пойдем. Зовёт он тебя.

И это было уже совсем другое дело.

Путь лежал мимо двора плотника. Исчезла толпа, не сновали мужики, не голосили бабы. Двор пустовал. Янко немного задержался поглядеть, принялся тереть ногу, будто та заболела, и мальчишка-сопровождающий возражать не стал. Он тоже уставился на дом плотника, вдохнул воздух полной грудью и улыбнулся. А затем облизнул губы бледным языком. По спине Янко побежали мурашки. Он выпрямился:

– А чего староста хочет-то от меня?

Но придурок не ответил, весело насвистывая, он шел вперед, совершенно, будто не беспокоясь о хромом попутчике за спиной. А вот попутчик беспокоился. И чем дальше, тем сильнее. У очередного двора, Кувай остановился. Пнул ногой воротину и отошел:

– Заходи давай. По сторонам не глазей. Чеши сразу в дом.

Янко кивнул и зашел. Двор старосты оказался не таким уж и большим. Поди у того же плотника побольше будет. Будто и не возился особо по хозяйству глава деревни, на огород один и уповал. Хотя, решил Янко, свои люди в беде не оставят, всяко помогут. Поначалу шел с опаской: что тут такого есть, на что глазеть не положено. Оказалось, что лохматый придурок ценный совет дал: глазеть просто не на что. Утоптанная дорожка от ворот к дому, там огород, тут колодец. Сарай да нужник, и все. Скучно. Даже собаки не оказалось. Помялся немного у порога, нехорошо без спроса заходить, да вроде же сами звали.

– Да заходи ты уже, – велел из-за плеча Кувай.

Янко поплевал для верности через плечо и зашел.

А сразу за порогом споткнулся. Так-то он уже привык спотыкаться, приспособился – почти всегда удерживался на ногах. Но сейчас ему удержаться не дали. Подхватили под руку, толкнули в шею – Янко грохнулся ничком, приложился подбородком о дощатый пол, перед глазами ярко вспыхнуло. Рот наполнился кровью – то ли язык прикусил, то ли щеку. А меж тем, кто-то – Кувай, видать, кто же еще! – уселся сверху, заломил руку так, что вот-вот и плечо вывернется. А не плечо, так локоть.

Янко лежал неудобно, видел только часть горницы. Высокий человек маячил где-то на границе поля зрения. Вдруг у самой головы появился сапог. Хороший, кожаный. Что за нелюдь такой – в сапожищах по дому ходит! Сумку сдернули с плеча. Юноша кое-как запрокинул голову и встретился глазами с седым косматым стариком. Ага, знакомый взгляд. Синие, не по возрасту яркие, глаза буквально прожигали Янко насквозь.

Старик поймал взгляд Янко, ткнул себя пальцем в грудь.

– Я здешний староста. Меня Рат зовут.

– Зна… комы, – прохрипел Янко.

– Да, виделись. А теперь рассказывай, – велел Рат, снова уходя куда-то из поля зрения мальчишки, – кто ты таков, откуда взялся, куда путь держишь.

Янко завозился на полу, силясь взглянуть на старика – бесполезно, тот вышагивал по чистому, будто только что намытому полу, и никак не давал снова поймать свой взгляд. Получилось лишь едва сдвинуться на полу, чтобы глотнуть воздуха. Разговаривать тоже стало сподручнее, чем Янко и не преминул воспользоваться.

– Странно у вас гостей принимают в деревне, – сострил он и скорчился от боли: ему снова выкрутили на излом руку. Он бы и рад заорать, но жёсткая ладонь накрыла ему сверху рот. Получилось лишь замычать.

– Охолонь, Кувай, – велел староста, и резкая боль из руки ушла, осталась лишь тупая, слегка напоминающая о том, что сустав едва не попрощался с жизнью. А на обслюнявленных губах – не вкус даже, а запах то ли земли, то ли мокрой псины.

– Рассказывай, – повторил староста. Он наконец остановился напротив Янко и даже присел. – Тебя что, пытать надо?

Да вы ж вроде как уже, хотел сказать Янко, да прикусил язык.

– Янко меня звать, – сказал он, – я бирюка ученик. Пришли мы в эту деревню к Деду.

– Угу, – задумался староста, затем скомандовал. – Подними его и крепко держи. Чуть дернется, можешь рвать глотку. Мне тут лишней возни не надобно.

– Ага, – согласился за спиной придурок, и радости в этом голосе было так много, что Янко на мгновение пробрала жуть.

Его легко вздернули на ноги, поддержав за шею. Теперь он, считай, висел на собственной заломленой руке без шанса на сопротивление.

– Начнем с простого, – сказал староста. – Где бирюк?

– Я не знаю. Говорил уже.

– Если и говорил, то не нам, – раздался мальчишеский звонкий голос из-за плеча.

– А я и не с тобой говорю, щенок! – огрызнулся Янко, и тут же в голову ему прилетела крепкая затрещина.

– Рот не раскрывай, покуда не велели!

Янко обозвал его про себя скотиной.

– Ну? – спросил староста. – В жизнь не поверю, что ученик бирючий не знает, куда его учитель делся.

– Не ведаю.

– Не верю.

– Да во что хочешь верь, – разозлился Янко, уставясь на Рата. Тот глядел не враждебно, а с легким интересом. Оценивающе. Не хочет он знать ничего про Ксима, понял вдруг Янко, ему я интереснее. И это странным образом успокоило.

– Кончайте голову мне дурить, – сказал он. – Не знаю я, где бирюк. Знал бы, давно бы отсюда к нему ушел. Он меня к Деду приволок, чтобы я учился, но нету вашего вшивого Деда. Да и не бирюк вам нужен. Был бы нужен – так сразу бы меня сюда притащили, а не через день!

– У нас тут и без тебя забот хватало, – сказал староста. – Семью целую извели. Пропали без вести, весь дом в крови… – Староста вдруг осекся, будто понял, что оправдывается. Ухмыльнулся криво. – Хорошо, ты смышленый, это мы выяснили.

– Так что, – посерьезнел он. – Зачем вы людей с бирюком своим убили?

– А чего сразу мы-то? – возмутился Янко. – Ты много слышал, чтобы бирюки на людей нападали, а?

– Чего вы? – удивился Рат. – Даже и не знаю, чего вы сразу. Не успели вы с бирюком своим прийти, как у нас люди пропадать начали. И уезжают целыми семьями, а пошто – молчат, отнекиваются… Ничего об сем не ведаешь?

Так вот зачем его сюда приволокли. Что ж, беспокойство старосты можно понять.

– Я… – мальчишка замолчал. – Той ночью в дверь ко мне кто-то ломился. Тать какой-то. Выл страшно, напугал меня до колик.

– Собака, может? – предположил староста.

Да что ж все собак предполагают? Неужто в этой деревеньке собаки такие дикие?

– Собаки дверь не дергают, – ответил старой фразой Янко.

– Угу, – буркнул Рат. – Значит, не видал этого татя?

Староста уселся на лавку, воткнув локти в колени. Изучающе поглядел на мальчишку.

– Не знаю, что там с татем твоим, – сказал он медленно. – Но что правда, то правда: бирюк тут не при чем. Не изводят бирюки целые семьи не заливают кровью хаты. Тут кто-то другой постарался.

А ты откуда знаешь, изумился про себя Янко. Откуда столько уверенности в голосе, будто бирюков на своем веку повидал самых разных и разбирался в них как в репе. Хотя, может, и в репе не разбирается, вон какой огородик хилый.

– Ладно, Кувай, пусти его.

Кувай тут же выпустил, и Янко рухнул на колени. Заломленная рука стала за время знакомства с Куваем совершенно чужой. Она просто не захотела вылезать из-за спины. А уж когда к ней прилила кровь, тут уж и вовсе можно было волком взвыть. При таких делах очень сложно подыматься с пола, пытаясь сохранить достоинство. Янко и не стал пытаться. Шипя и ругаясь, он встал на ноги и обернулся посмотреть на своего мучителя. Тот стоял с умильной улыбочкой, но было, видать, что-то такое в лице Янко, и Кувай отступил, посерьезнел:

– Не дуркуй, – сказал он.

– Не буду, – пообещал Янко, нашаривая костыль и пытаясь замахнуться.

– Ну-ка оба! – рявкнул старик, что аж изба ходуном заходила.

Где-то вдалеке отозвался гром, хотя никаких туч в небе Янко не помнил. Он отошёл и от Кувая, и от старика подальше, не прося разрешения, уселся на лавку, лелея вывернутую нещадно руку.

– Что мы имеем в итоге? – задумчиво сказал Рат. – Ничего ты не знаешь, ни про бирюка, ни про татя ночного. Темнишь чего-то… – староста покачал головой. – И пользы от тебя ни на грош.

– Я лекарь, – заметил Янко.

– Хорош лекарь.

– Хорош!

– Был бы хорош, – рассудил староста. – Не повел бы тебя бирюк к Деду в ученье. Хороший лекарь и так все знает.

Ярко запнулся. Не расскажешь же, что не за знаниями тебя сюда привели, а за воспитанием.

– Я б тебя взашей выгнал, – сказал Рат. – Не нужен мне тут невесть кто без роду и племени.

Кувай странно хмыкнул.

– Не нужен?! – ощетинился Янко. – То-то я смотрю, у вас лекарей прям завались. Горстями! А я!.. – Янко перевел дыхание, – настоящий лекарь!

Староста какое-то время задумчиво смотрел на него.

– Ну давай проверим, – сказал он. – Коли у человека кашель сильный, очень сильный, в груди болит, слабость, а на щеках румянец, будто здоров он как бык… смог бы такое вылечить, раз ты лекарь?

Янко сжал губы. Пример не удачный. Черная грудница это, староста хорошо описал. Коли румянец пошел, значит умрет человек. И что? Сказать правду, выставив себя неумехой, или соврать? Он недолго поколебался.

– Нет уже спасенья, – сказал Янко глухо. – Помрет человек, раз так далеко болезнь зашла.

Против всех ожиданий староста удовлетворённо кивнул.

– Твоя правда – сказал он, потом вздохнул, – ладно, убедил. Сгодишься на первое время. Живи, лечи. Но, как нога твоя зарастет, шуруй на все четыре стороны, коли тебя твой бирюк не заберет раньше.

Янко кивнул, но не удержался и спросил:

– А остаться?..

– Нет, – покачал головой Рат. – Вокруг тебя творится какая-то херня, парень. Беспокойно это дюже. В нашей несчастной деревне и так слишком много всяких уродов. Понатащил сюда Дед. Так что выздоравливай и вали.

Сказано это было таким тоном, что сразу ясно: спорить не поможет. И Янко понуро кивнул.

– А теперь шагайте отсюда. Оба.

Уходя за дверь, Янко не знал, облегчение ему нужно сейчас чувствовать или опасаться чего. Он украдкой глянул на Кувая и встретился с ним взглядом. Косматый парень неприкрыто разглядывал юношу и ухмылялся.

– А ты ничего, – сказал он. – Знаешь, как с этим старичьем разговаривать. А то ишь какие важные.

Янко пожал плечами.

– Ты не обижайся, что я тебя за горло-то хватил, – сказал Кувай. – Сам знаешь, каково оно.

Янко не знал, но на всякий случай кивнул. Он в общем и не обижался. Кувай говорил искренне и вел себя очень дружелюбно. Это одновременно и настораживало, и успокаивало. Тот еще раз улыбнулся, обнажив крепкие клыки, а затем с силой хлопнул Янко по плечу.

– Ладно! Потом еще поболтаем! Бывай!

Повернулся и ушел прочь, оставив Янко наедине со всеми мыслями.