Читать книгу Ученик бирюка - - Страница 3

Покойники снятся к дождю – примета верная. А если бирюки? Накануне во сне Ксиму привиделся Дед. Худой, мосластый, лысый как все бирюки, он, покачав головой, сказал:

– Ты заплатишь за это. Заплатиш-шь!

Почему-то старик говорил голосом лесной Твари.

А на утро уже пошел хлесткий осенний дождь, без капли тепла и милосердия. И шел весь день, зацепив часть ночи. А не успел стихнуть, как ветер принес со стороны леса запах. Кровь и мята.

Ксим вышел в лес и бродил там почти до рассвета. Запах водил его кругами, запутывал, манил. Вроде и рядом, не на этой поляне, так на следующей точно, только руку протяни, но и на следующей поляне не было ни следа мертвяков, ни в овраге, ни ближе к реке. Со стороны чащи то и дело раздавался громкий визг Твари. Но не торжествующий и алчный, как обычно во время охоты, а жалобный. Некстати вспомнился давешний сон. Ксим окончательно потерял след только к утру. Исчезла кровь в ветре, пропала и мята. Будто и не было ничего, привиделось. Сняв тяжелые от земли лапти, бирюк босиком чавкал по грязи домой. И у зарослей, окруживших бирючий двор, столкнулся с Агнией. На мгновение Ксим остолбенел: не унюхал! Заранее не услыхал!

Удивление возникло и рассеялось, стоило обратить на него пристальный взгляд. Отравившись однажды человеческими чувствами, Ксим так и не смог полностью изжить их, но справляться научился. Как-никак года три уже минуло. Бирюк прошел мимо нее, вошел во двор, оставив калитку открытой. Агния молча проводила его взглядом, постояла несколько мгновений у калитки, будто решаясь. Впрочем, колебалась не долго.

– Здравствуй, Ксим.

Годы заметно изменили Агнию. Она повзрослела, скорее, даже постарела. На смену бойкости и подвижности пришла степенность. Слегка пополнела, на лицо набежали морщины, волосы потемнели, погустели. Замуж вышла, сына родила. Бирюк против воли подмечал эти изменения. Он, конечно, знал, как время влияет на людей, но все время забывал об этом. Перед Ксимом стоял другой человек. Одно осталось общим – Агния по-прежнему отводила взгляд, как и та хрупкая девушка, какой она была в их прошлую встречу.

– И тебе не болеть, почтенная, – ответил Ксим.

Женщина дернулась, как от удара, глаза сузились. Обиделась? На что? Ксим знал – лицо его бесстрастно, но, кажется, Агния все равно что-то уловила, и недовольство прошло.

– Извини Ксим. Я забыла, что ты не человек. Просто от тебя звучало… как издевка.

Ксим пожал плечами. Люди. Что с них взять.

– Зови лучше Агнией, – попросила она, – ты ведь куда старше, да и знаешь меня с детства.

– Здравствуй, Агния.

И тут произошло чудесное превращение. Серые глаза уставились на бирюка, взгляд обрел твердость. Теперь на него смотрела властная женщина, отринувшая былые обиды и постыдные воспоминания.

– У нас беда, Ксим.

Прозвучало коротко и горько. Похоже, вправду что-то серьезное. Шла бы речь о заболевшем или раненом, Агния бы так и сказала. И сама не пришла бы, да еще на исходе ночи. Обычно посылали мальчишек, или приходил староста Грод. Он, кстати, давно не появлялся, несколько месяцев, наверное.

– Что произошло?

– Дедушка Грод… – закусила губу Агния, – умер.

Это кое-что объясняло.

– Вот как? – отозвался Ксим. – Скорблю вместе с тобой, Агния.

Кривая усмешка сделала лицо женщины старше.

– Тяжело принять соболезнование, если точно знаешь: за словами ничего нет.

Бирюк внимательно посмотрел на нее.

– А ты пришла ко мне за утешением?

– И то верно, – согласилась она. – Я здесь по другой причине.

– Слушаю.

Агния упрямо мотнула головой.

– Собирайся, Ксим, – сказала женщина, – дело срочное.

Бирюк вздохнул. Разговаривать в подобном тоне не позволял себе даже покойный староста.

– Коль твой дед умер, – проговорил он медленно, – я ничем не помогу. Иди себе с миром.

– Он умер, – ответила Агния. – А потом ожил! Собирайся!

Дед, бывало, говаривал: не мешайся в людские дела. Не мешайся, если можешь. Они суетой себя губят и бирюка погубить могут. Хороший совет. Вот только Дед не объяснял, как же с людьми уживаться, если жить все время наособицу?

По деревне шли быстрым шагом. Агния почти бежала, так что длинноногий высокий бирюк за ней едва поспевал. История оказалась на удивление короткой: позапрошлым вечером старику вдруг стало плохо, он слег, помучался ночь в горячке, а к утру скончался. По обычаям предков его привязали к кровати, обложили листьями сухой крапивы и оставили. А на следующий день, когда зашли в комнату готовить тело к погребальной церемонии, Грод дергался, хрипел и пытался веревки порвать.

– Он точно умер? – уточнил бирюк.

– Что ж я, по-твоему, слепая? – вспылила Агния, но тут же осеклась. Негоже всей деревне знать, что староста в мертвяка превратился.

– Точно, Ксим, – сказала она. – Я потому за тобой и пошла. Сам понимаешь, не много радости тебя видеть.

– Что ж за стариком не усмотрели? Зачем в лес отпустили под дождь?

– Какой лес, о чем ты? – нахмурилась Агния.

– Только в лесу его могла ужалить Тварь, – объяснил бирюк. – А иначе мертвяками не становятся.

– Да не был он в лесу, Ксим. Не был! – Агния взмахнула рукой. – Сдал он сильно, болел, по дому еле ходил. Какой уж тут лес.

– Если болел, почему меня не позвали?

Агния косо глянула на бирюка.

– Дед не велел. В последние дни и вовсе только лекаренка к себе пускал.

– Что за лекаренок? – спросил Ксим и тут же вспомнил. Неужто мальчишка, переживший солнцепляс?

– Мальчишка-раб, – в голосе Агнии так и сквозило раздражение. – Дед из столенграда привез. Давненько уже. Ты должен помнить его. На свадьбе нашей его спасал.

Прозвучало горько, осуждающе, и Ксим понимал, почему. Обиделась Агния, что не ее искать он тогда помчался, а мальчишку раба. Янко, вот как его звали. Точно, Янко. Память не подвела.

За время, что Ксим прожил при этой деревне, он видел много похорон. Родовые избы гудели ульем, плакальщицы выли так, что кувшины лопались. Малышня, одетая в пестрые наряды, складывала во дворе огромный костер, вязала похоронный стул из прутьев. Кто постарше сколачивали столы, чтобы после поминальных гуляний сжечь их вместе с покойным. Иной раз и не отличишь, похороны это или свадьба. Но дом старосты Грода окружала звенящая тишина. Как в лесу за миг до нападения Твари. И чем ближе к дому Ксим подходил, тем гуще становилось это чувство.

Пропустив Агнию вперед, бирюк пригнулся и вошел в сени. А вот и запах: обычные в таких случаях кровь с мятой перебивались чем-то еще. Смутно знакомый аромат, скользнувший по кромке памяти, вроде и вспомнишь вот-вот, да все никак. С другой стороны, сейчас и вспоминать не обязательно. Главное – убить мертвяка, а то, если в силу войдет, из пут вырвется – много кого хоронить придется. Ксим рывком повернулся к Агнии:

– Где ваш мертвяк?

Но ответить женщина не успела – из боковой двери чуть не под ноги, причитая, выкатилась, молодая рабыня. Обхватив колени Агнии, она громко зарыдала. Следом выскочил всклокоченный мальчишка с синяком на скуле. Он кинулся было к девушке, но увидал бирюка и застыл. А на лице – не страх, только жадное любопытство и облегчение. Не слишком-то он изменился за эти годы. Чуть только в росте вытянулся.

– Что здесь творится?! – рявкнула Агния. – Янко, где дед?!

Рабыня зарыдала пуще прежнего, а мальчишка прикрыл ладонью синяк и невпопад улыбнулся.

– С этим беда, госпожа Агния, – ответил он, глядя в сторону.

Агнии покраснела от гнева, ногой отпихнула девку, шагнула к мальчишке. Замахнулась:

– Не смей лыбиться!

Улыбка тут же исчезла, в глаза мальчишки широко распахнулись.

– Вот так, – уже тише сказала Агния. – А теперь, где Грод?

Янко бросил быстрый взгляд на бирюка и залепетал:

– Он сбежал, госпожа! Я не смог его удержать! А она, – мальчишка ткнул пальцем в сторону рабыни, – все видела. Испугалась. Дал ей немного настоя, чтоб успокоилась… А она, как услышала, что дверь хлопнула, сразу сюда…

Агния выпустила мальчишку, взяла за косу рабыню, натянула так, что голова девушки запрокинулась:

– Марш в овин! – рявкнула хозяйка. – Если проболтаешься кому, сразу в лес выгоню, поняла?!

Та поняла и, зажав рот ладошкой, выбежала вон.

Судьба девки бирюка не волновала, как и распри гродова семейства. Хороший бирюк мертвяка за несколько верст учует, а Ксим был хорошим бирюком. Мята и кровь дразнили его, звали тотчас броситься в погоню. Глубокий вдох – поймать запах. Вот здесь Грод вышел из сеней. На двери остался след и несколько лоскутков кожи. Тут староста постоял под дверью, словно раздумывая, куда пойти…

– Ксим, постой, – сказал Агния, но кто ее будет слушать?

…а затем сорвался с места и побежал! Именно побежал, не поплелся!

– Ксим, стой! – повысила голос Агния, но бирюк уже размашисто шагал вслед за Гродом.

Мертвяк трусил, сначала по дороге, затем резко свернул к полю. Запах разнотравья мешался с мятой и кровью, но Ксим все равно чувствовал след. Вот здесь мертвяк поскользнулся на мокрой траве и немного проехался. Поднялся, побежал дальше.

– Ксим!

Вот здесь он нырнул в подлесок, схватился рукой за березу, чтобы не упасть – на сучьях нитки рубахи Грода. Все равно не удержался, кубарем скатился в овраг. Ксим осторожно спускался следом. То, что староста убег из деревни и радовало – обошлось без лишних жертв, и настораживало – почему обошлось? Обычный мертвяк превратил бы дом Грода в бойню. А этот просто взял и ушел от живого тепла. Да и умер в постели, хотя обычно Тварь никого не отпускает. Странный из Грода получился мертвяк, как есть странный.

– Ксим? – Агния, как привязанная, оказывается, шла за ним все это время.

– Он вообще тебя слышит? – И мальчишка здесь.

Грод передвигался быстро, Ксим не чувствовал, что они нагоняют бывшего старосту. Мертвому телу отдыхать не нужно, знай, беги и беги себе вперед. Сверху зарокотало, по всему видать, дожди пришли надолго. Успеть бы догнать старосту до того, как ударит ливень – живо все запахи обрубит. Ищи потом мертвяка по оврагам…

Янко вдруг вскрикнул:

– Смотрите!

– Где? – выдохнула Агния.

– Вон там, белое средь деревьев!

И верно, среди черных дерев маячило что-то светлое. Неужто, повезло, и успели? С неба начал срываться дождь.

– Это. Грод? – спросила, задыхаясь, Агния.

– Может, – рыкнул бирюк. Запах вел прямо туда.

Когда ливень ударил в полную силу, Ксим наконец разглядел, что белело среди черных деревьев, и понял: нет, везением тут не пахнет. Грода они не поймали.

– Что это? – спросила Агния, но бирюк отвечать не стал. И так все ясно.

По молодости Ксим водил знакомство с одним разбойником. Тот говорил, мол, привязать к дереву человека – дело из хитрых. Коль ствол слишком тонок, его можно сломать, да и развязаться просто. А толстый – веревки никакой не хватит. Надо по человеку смотреть, и вязать запястья друг к другу тыльной стороной, чтобы даже пошевелиться больно было, не то, чтоб из пут рваться. Примерно так и вязал Ксим тиуна Валдуха. Так был привязан к дубку и этот. По всем правилам разбойничьей науки. Руки вывернуты, и стянуты надежно – аж пальцы почернели – не вырвешься, будь хоть богатырем. А привязанный богатырем не был – бессильно повис на веревках, завалившись вперед. Сквозь рубаху, пропитанную кровью, проглядывало тощее тело. Почерневшую, развороченную шею не венчала голова. Вздрогнула от ужаса и отвращения Агния, хотя Ксим подумал, что все не так уж страшно. Мертвец выглядел куда лучше, чем мог бы. Да, лето было жарким, тело начало уже разлагаться, но тварь всего лишь вырвала ему горло, тогда как обычно не брезговала и брюхо распороть, и руки-ноги пожевать.

– И кто это? – Агния обошла вокруг дерева, явно опасаясь притрагиваться к трупу. Ее деловитая брезгливость слегка позабавила бирюка.

– Кто над ним так постарался? – повторила женщина. – Тварь? Звери, может?

Ксим покачал головой: звери к тварским жертвам обычно не подходили. Да и запах у трупа был характерный, за исключением все того же тонкого привкуса, который бирюк уловил еще в избе.

– Чудно́, – пробормотала Агния. – А Грод-то сюда зачем пошел?

Мгновение Ксим поколебался, уж больно странно выглядела ситуация.

– Похоже, чтобы оторвать голову мертвецу.

– С чего ты взял? Может, это твоя Тварь сделала?

"Твоя", надо же.

– Тварь убила этого бедолагу, да, – сказал Бирюк. – Но голову оторвали уже после смерти, смотри, на шее нет крови. Да и Тварь никогда не отгрызает голову мертвяку.

Янко, ежась под дождем, стоял чуть поодаль. Затравлено переводил взгляд с бирюка на женщину и обратно. Ему довелось встретить Тварь на своем веку. Наверняка потом долго просыпался в кошмарах. А может, и до сих пор просыпается.

– И почему ты решил, что это дед? – спросила Агния.

– Свежая рана. Мы с ним едва разминулись.

– И зачем он это сделал?

Действительно, зачем? Бирюк промолчал. Он и так сказал уже больше, чем хотел.

– Зачем, Ксим? – повторила Агния требовательно.

Ксим принюхался, осмотрелся. Нет, нюх не подвел, голова оказалась в ближайших кустах. Длинные пальцы бирюка цепко ухватили грязно-серую жидкую прядь.

– Узнаешь? – показал он голову Агнии.

Женщина отшатнулась, прикрыв рот руками, затем пригляделась.

– Да… это наш раб, – медленно проговорила она. – Я его уже пару дней не видала – думала, сбежал…

– Недалеко, – хохотнул Янко, и настороженно замер: не ударят ли снова за смех?

Не ударили, Агния, кажется, даже не услышала.

– Кто его здесь привязал? – спросила она.

Ксим пожал плечами.

– Грод?

– Ты спятил! – нахмурилась Агния. – Зачем деду отдавать раба на растерзанье?

Странный запах в избе. Странный запах от трупа. Зачем Гроду идти в лес, чтобы оторвать голову мертвому че… Погоди-ка. Бирюк застыл. Если этого бедолагу убила Тварь, то его пробуждение – лишь вопрос времени. По сути, это готовый мертвяк. Вернее, стал бы, если б Грод ему башку не оторвал.

– Не знаю, – соврал бирюк. – Но все сходится. Голову ему точно Грод оторвал – больше некому.

– Пусть так, – напряженно кивнула Агния.

– Ну, а коли так, – сказал Ксим, – то дед твой сам бы это место не нашел. Значит, бывал тут при жизни, знал, где и что искать.

Дождь внезапно кончился, будто только и шел, чтобы прикрыть бегство странного мертвяка.

– К тому же, – добавил бирюк, – тут его Тварь, видать, и ужалила. А он отбился, домой пришел, да и умер от яда.

– Дедушка пришел сюда, привязал раба и оставил его твари, – проговорила Агния. – А та напала на него, ужалила, а он отбился, и вернулся домой умирать? Не-ет. Нелепица какая-то.

Ксим в душе с ней согласился.

– Что теперь-то делать будем? – подал голос Янко. Агния шикнула, мол, не лезь в чужой разговор.

– Да не, – шепотом отозвался мальчишка, – я к чему. Если обратно не пойдем, дорога совсем размокнет, мы из леса-то день выбираться будем.

– Молчи, сучье семя! – разозлилась женщина. – Будет еще поучать…

– Мальчишка прав, – сказал бирюк. – Пойдем обратно. У нас в деревне дело есть. Нужно сперва…

Коротко свистнул ветер, срывая с веток капли. Из леса потянуло холодом, будто среди деревьев кто окно открыл, пустил сквозняк.

– Ш-ш-ш! – отозвалась листва, и в этом шелесте Ксим ясно услыхал:

– Ты ответиш-шь за это, бирюк!

Сон в руку? Ксим заозирался. Теперь он ощущал присутствие Твари: звенящая тревога, боль и лютая злоба. Где-то неподалеку прозвучал и тут же растаял в тишине перестук копыт, хотя что за конь станет в чаще скачки устраивать? Странный запах от трупа усилился, снова будто лезвие заерзало по кромке памяти. Узнаёшь, запах, бирюк, узнаёш-шь?

"Узнаю", – ответил сам себе Ксим, – "узнаю ́, Тварь тебя раздери".

– Вы слышали? – настороженно спросила Агния.

– Что-то… мол, ты ответишь, бирюк… – поморщился Янко. – Думал, померещилось.

– Значит, не померещилось. За что ты должен ответить, бирюк?

Взгляд ее потяжелел, пронзая Ксима, но тот не обратил внимания. Если Тварь вздумала угрожать посреди бела дня, это не шутки. Тут и бирюку не зазорно испугаться.

– Боиш-шься? – разнеслось над лесом. – Правильно! С-сегодня я приду з-за тобой!

Снова перестук копыт, и давящее чувство рассеялось. Деревья вздрогнули, заколыхались, рассыпали прозрачный бисер капель – будто ветви сперва пригнули к земле, а потом отпустили.

– Ксим, что это значит?

Это значит – беда. И одному с ней не справиться.

– Янко, беги в деревню, – скомандовал Ксим. – Заверни в каждый двор и спроси, не пропал ли кто со вчерашнего дня.

– А если пропал, то что? – спросила Агния.

– Тогда, – ответил бирюк. – Собирай всех – всех! – людей в сходскую избу, где совет проходит. И пусть берут вилы, топоры, все, чем отбиваться сподручно…

– Да объясни толком! – разозлилась женщина.

– Ночью в деревню придут мертвяки, – спокойно ответил Ксим. – А за ними Тварь. Если не поторопимся, все сгинем.

Дед говаривал: не ссорься с Тварью лесной. Она наш сосед, наш друг, наша защита, а защиту надобно беречь. А если защита идет против тебя?

Ксим последним зашел в сходскую избу, за ним рухнул на петли тяжелый засов.

Изба была вместительная, с высокой крышей – небось, трудно такую громадину протопить в зиму. Наверное, зимой редко деревня на советы собирается. А если и собирается, то быстро те советы проходят…

– Он здесь! Он здесь! – зашелестело под потолком, и гомон сам собой стих. К бирюку подошла Агния и Янко при ней.

– Скольких не досчитались? – спросил Ксим.

– Шестерых. Скорняк, два лесору…

– Это неважно, – оборвал Агнию Ксим. – Когда они пропали?

– Один ночью – ушел до ветру и не вернулся. Двое – уже сегодня. И еще трое – вчера, пошли в лес по дрова, да…

– Ясно.

– Что делать будем? – прошептал бледный Янко.

– Ждать. Авось и пронесет, – ответил бирюк, хотя и знал: не пронесет.

Бог Громовик с середины избы мрачно взирал на бирюка, словно заранее обвиняя его во всем, что может случиться ночью. Бородатый чур лицом напомнил Ксиму деда.

– Бух! – кто-то снаружи стукнул в дверь. За общим гулом взволнованных голосов этот стук не сразу услыхали. Примолкли.

– Бух!

– А может это… наши вернулись? – сказала заплаканная толстуха, с надеждой глядя на Агнию. – Наши-то…

– Мертвяки это, – сообщил Ксим.

– А тебе почем знать?! – толстуха сжала кулаки, готовая броситься на Ксима. – Миролюб! Это ты, родненький?!

– Да уймись, баба! – с досадой сказали из толпы. – А коли и вправду мертвяки?

Янко, широко распахнув глаза, смотрел на людей, и взгляд его влажно поблескивал. "Он что, ныть собрался?" – невпопад подумалось Ксиму. А меж тем в избе становилось все жарче.

– Ты, Люцина, умолкла бы, – сказала Агния. – Ради твоего Миролюба я деревню мертвякам не дам!

– А ты видела тех мертвяков?! – зло вскрикнула толстуха. – Вы этому, – кивок в сторону Ксима, – на слово верите?!

– А коль там нет мертвяков, то ничего с твоим мужем не сделается, верно? – буркнул кто-то.

– Ах так! – взвилась Люцина. – Да вы!..

Грохот внезапно стих. Будто те, снаружи, поняли, что дверь им не откроют, и просто ушли. Или нашли добычу попроще. Ксим огляделся, сколько тут народу? Вся деревня или нет? Вдруг и правда, кого забыли, и теперь мертвяки рвут его на части? Хотя, даже если и так, ему не помочь. Об остальных надо думать.

– Они ушли? – спросила Агния, которая старалась поспеть везде: там походить, здесь успокоить. Она была бы хорошей старостой, вот только примут ли старосту-девку?

– Вряд ли, – покачал головой Ксим.

– Тогда почему стихло? – прошептал Янко, который едва не прижимался к бирюку. Верно, думал, так безопаснее.

Ксим не ответил – знать не знал, а загадывать не хотелось. Мертвяков всего шестеро, из них трое – прошлого дня, значит, сильнее и быстрее прочих. Конечно, дела неважные, но могло выйти и хуже. Стены избы – крепкие, даже недельный мертвяк их быстро не проломит. А Тварь можно не опасаться в избе-то.

Бирюк понял, что ошибся, когда сверху посыпалась солома.

Наступила тишина: все прислушивались, отчаянно надеясь, что это всего лишь дождь.

– Крак! – развеяла сомнения треснувшая балка-бык.

– Они на крыше! – завопил кто-то. А дальше все заорали на разные лады. Ксим же молча вглядывался в темноту. Яркие огни факелов и лучин мешали, раздражали зрачок. В полной темноте было бы проще.

– А ну к стенам! Живо! – рявкнул Ксим.

Если мертвяк упадет в толпу – не избежать бойни. Бабы визжали, мужики орали на баб. Дверь снова заходила ходуном – в избу ломились с двух сторон.

Ну?! Откуда пролезет первый?!

– Ба-бах! – Брызнули щепки двери, сквозь свежую трещину просунулась окровавленная рука. Вот тебе и крепкая дверь. Т-р-р-к-к! – следом пролезли плечо и голова. Когда мертвая рука потянулась к людям, кажется, завизжали, все. Переломанные пальцы срастались на глазах, ладонь загребала воздух, пытаясь схватить кого-нибудь.

– Вилы! – потребовал Ксим. Два раза просить не пришлось. Чавкнула плоть, бирюк пригвоздил мертвяка к дверям – пусть попробует освободиться.

– Сверху! – закричали сзади.

Началось! Они уже внутри!

Толпа раздалась, самых нерасторопных бирюк просто отшвыривал с дороги. Переломы ерунда, главное, чтоб выжили. Сила бирючьего племени проснулась, громко застучало кровожадное сердце. Кожа заискрилась чешуйками, будто Ксим в мгновение надел кольчугу о мелких кольцах. Морось, блестевшая в свете факелов, ясно дала понять: крыша больше не преграда. С утробным рычанием в избу прыгнул мертвяк, но до пола не долетел – Ксим перехватил в воздухе. Ноги, враз налившиеся мощью, бросили бирюка вперед, и он страшно ударил мертвяка. На лице того успело отразиться что-то вроде удивления. Будто мышцы по привычке исполнили необходимый в таких случаях ритуал. А у Ксима мелькнула пустая и глупая мысль: "Умеют ли мертвецы удивляться?"

Бирюк вонзил когти в горло врагу, рывок, – и вот голова, брызгая кровью, катится по полу. Кровь! Значит, мертвяк свежий, не из вчерашних. Плохо.

Кто-то завопил, не от страха – от боли.

– Еще один!

"А то я сам не понял!" – мелькнула злая мысль, а бирюк уже драл на части следующего. Когда плоть врага превратилась в лохмотья, Ксим огляделся. Другие пока не прорвались внутрь. Деревенские жались по стенам. Мертвяк вяло подергивался. Что ж, три мертвяка готовы, а деревенские почти не пострадали. Правда, в крыше теперь дыра, да на пол лужа натекла приличная, и…

Ксим похолодел. Как он сразу не догадался!

Дождь хлестал через дыры в крыше, и это означало только одно: Тварь уже здесь.

– Верно, бирюк! – прошелестели капли воды, и из пролома сверху в избу скользнула она. Обычно напоминавшая призрачного коня, сейчас Тварь походила скорее на змея с лошадиной головой. Длинное водянистое тело рухнуло на пол, словно груда кишок, откуда невесть взявшиеся копыта шкребанули по доскам, страшные клыки вонзились в первого попавшегося человека. Тварь мотнула головой, и человек с разорванной шеей буквально отлетел в сторону, сполз по стене, оставив кляксу.

– Поди про-о-очь! – завизжал кто-то, и крик этот разом сломал людскую волю.

Народ ломанулся к двери, мимо бирюка, через него. Паника гнала на улицу, к поджидающим мертвякам.

– Стоять! – закричал Ксим, но его не слушали.

Уловив краем глаза блеск, бирюк отшатнулся: какой-то доброхот с безумными глазами пытался шурануть бирюку в бок вилами. Наверное, чтобы не мешал паниковать. Раздался жуткий скрежет – неужели это ее смех?! Тварь скользнула меж столбов, клацнули клыки, доброхот с воплем рухнул. Рядом на пол упала его нога. Засов отлетел в сторону, двери распахнулись в ночь. И новый истошный визг. Видать, мертвяки принялись за людей.

– Вишш-ш-што ты натворил, бирюк?! – довольно зашипела Тварь. Копыта едва коснулись пола, оставив выжженный след, длинное тело метнулось вслед толпе.

Ксим подхватил вилы и бросился наперерез – прикрыть селян. Им лучше мертвяки – хоть какой-то шанс выжить.

– Людей не трогай, паскуда! – гаркнул он.

– Я и не собиралас-сь! Я здес-сь за тобой!

Вилы прошли сквозь нее, не причинив вреда, и глубоко засели в бревенчатой стене.

– Не возьмеш-шь!

Копыто впечаталось в живот бирюку, картинка перед глазами будто рассыпалась, и тут же соткалась вновь, из кусочков пожиже. Следующий удар в голову – Ксим не успел увернуться, рот наполнила кровь.

– Ты наруш-шил уговор! – из невообразимой дали сказала Тварь. – Жалееш-шь поди теперь?

Нарушил? О чем она?! Уговор для бирюка свят! Неужто держит обиду за тот раз с цветком? Дык ведь загладил вину бирюк, отдал Твари тиуна Валдуха. Да и столько лет все тихо да спокойно было! Ксим смог только выплюнуть кровь и утереться.

– Ничего, еще успееш-шь пожалеть! – пообещала Тварь.

Взметнулась синюшная грива, Ксима грохнуло об стену так, что изба затряслась. Бирючья чешуя спасла: голова не превратилась в лепешку, просто разбилась вдребезги. Ощущения были именно такие.

– Прощ-щ-щай.

Злое торжество в голосе трудно с чем-то спутать.

Движения Ксим снова не увидел. Вскинул руки, понимая, что не остановит копыта Твари. И не остановил. Хрустнула правая рука, плечо закричало бы, умей оно кричать. По левой ладони скользнуло что-то холодное и гладкое. Тварь вдруг застонала. От стона этого заболело нутро, потянуло скрючиться на полу, зажать уши руками, но Ксим сдержался. Стон – это ничего. Значит, ей, может, больнее, чем ему.

Вот только от чего?

Проморгавшись, бирюк увидел, что Тварь не нападает, а бьется о стены, будто стараясь стряхнуть что-то. Или стереть? Ксим уставился на собственную руку, которой вытер кровь с лица.

Неужто Тварь боится… бирючьей крови?

Ксим рывком встал, когтями правой вспорол ладонь левой. Царапина, зато кровить хорошо будет.

– Будь ты проклят!

Тварь ринулась вперед, распахнув пасть. Продолговатая голова ударила точно в грудь, клыки больно вонзились в плоть. Ксим вцепился в окровавленную гриву, чтоб не упасть под копыта. Тварь рванула наружу из избы, что было мочи. Руки соскользнули, ветер свистнул в ушах бирюка, а затем его шибануло об землю. Не вставая, Ксим откатился в сторону. Инстинкты не подвели: мимо тут же скользнула Тварь, взрыхлив землю мерцающими копытами. Ее занесло под плетень, и хлипкий забор улетел прочь. Бирюк и Тварь поднялись с земли одновременно и замерли.

Все решится теперь.

И все решилось.

Крупная фигура в белой рубахе, заляпанной темными пятнами, с разбегу кинулась на Тварь.

– Нет! – мог бы крикнуть Ксим, понимая, что храбрец в следующий миг простится с жизнью. Мог бы, но не крикнул.

Тварь ответила на атаку: мелькнуло копыто, раздался влажный хруст, и нападавшего смело с дороги. На миг Тварь отвлеклась – Ксиму хватило. Он бросился вперед, и когда тело храбреца приземлилось на чей-то плетень, уже допрыгнул до Твари. В этот раз черные когти не прошли насквозь призрачное тело. Вымазанные бирючьей кровью, они вонзились. Тварь завопила, оседая, а Ксим навалился сверху, разжал пасть и вогнал туда – меж клыков – кровоточащую руку.

Пей вдоволь, мразь!

Острые зубы с остервенением конзились в плоть, пытаясь переживать, размолоть, но куда там! Глаза твари закатились, она задергалась, пытаясь сбросить бирюка, но тот вцепился, что было мочи, и обхватил призрачное тело ногами. Кто дольше продержится, того и взяла.

Бирюку показалось, что прошла вечность, прежде чем Тварь обмякла и перестала дергаться. Он выждал еще и только потом высвободил руку из пасти. А после с едва слышным стоном рухнул на землю и привалился к телу врага.

Кажется, кончилось.

– Оно мертво? – раздался восторженный голос Янко. И Ксим спохватился, что вокруг ведь люди. Не вся деревня, конечно, но человек двадцать наберется. Как он мог забыть? Осталось же еще три мертвяка.

Бирюк с усилием встал.

– Мертвяки. Где?

– Нет их, – отозвалась из темноты Агния. – Сгинули.

– Это вы их?..

– Нет. Он. – Она указала на храбреца-самоубийцу, лежащего под плетнем. – Оторвал мертвякам головы и всех спас.

– Кто он? – спросил Ксим.

– Подойди и глянь, – сказала Агния. – Он ведь и твою шкуру выручил.

Не так обычно ведут себя люди, чудом избежавшие смерти. Ну, да и ладно. Ксим не ждал благодарности. Он кивнул и захромал к поломанному плетню. Один человек убил троих мертвяков? Вот так вести! Павший герой уткнулся лицом в землю, притом, что тело лежало на спине. Голова сильно пострадала – как бьет Тварь, Ксим знал не понаслышке.

Бирюк нагнулся, повернул мертвую голову, и оторопел.

– Как же так? – задохнулась подошедшая Агния. – Дедушка…

Лицо Янко исказил страх.

Перед ними лежал Грод – староста деревни, умерший, но вернувшийся, чтобы спасти своих людей от Твари. Звучало сказочно, но весь этот чуров день походил на страшную сказку.

– Ладно, – сказал бирюк, – Агния, мне помощь нужна.

– Что надо? – нахмурилась женщина, не отводя глаз от трупа.

– Мертвяков к дому моему отволочь, – ответил Ксим. – Сам поди не справлюсь.

– Туда же, – добавил бирюк, – присылай и раненых. Перевяжу, вылечу, пока хворь не пошла.

– Раненых не надо, – сказала Агния. – Сами справимся. Янко перевяжет. А эти шесть мертвяков… парни тебе помогут. Иди, бирюк.

– Семь, – спокойно сказал Ксим. – Грод тоже.

– Он не был мертвяком! – возразила женщина.

– Был, Агния. Ты сама сказала, он умер. Ты ведь понимаешь, мне нужно…

– Нет! Деда не дам! Мертвяки не спасают живых. Я не дам его сожрать!

Ксим пошатнулся. Нет, конечно, не от агнешкиных слов, просто нога заболела.

– Ты ведь понимаешь, – начал он снова, но Агния перебила:

– Понимаю! Я все слышала! – голос ее понизился до злого шепота: – Что за уговор у тебя с этим чудищем? Что за уговор, бирюк?!

На вранье у Ксима не осталось сил. На склоки – тоже. Поэтому он повернулся и сделал вид, что уходит домой.

– Не бойся его, Янко, – услыхал за спиной. – Пусть спасибо скажет, что живой остался. Завтра разберёмся, что с ним делать.

Дед учил: не поднимай руки на другого бирюка. Род людской сгинет, а мы останемся. Сгинет ли? Или, что важнее, останутся ли бирюки к тому времени? Обычно Ксим о таких вещах не размышлял – все как-то других дел хватало. А вот тут выдалось времечко, пока стоял у сходской избы да ждал. Осторожные шаги бирюк расслышал за добрую дюжину саженей, запах – и того раньше. Слегка сутулящаяся фигура брела в потемках к избе. Подошла, повела головой, схоронилась в тени.

– Доброй ночи тебе, бирюк, – сказал Ксим. – Не серчай, не признал тебя раньше, не поприветствовал в своей деревне.

Фигура замялась, а затем нехотя вышла из тени.

– Хорошо тебя Тварь потрепала, – сказал Янко. – Околесицу несешь знатную. Какой я тебе бирюк?

– Я поначалу решил, что ты бездомник, – сказал Ксим. – Нечисть, что пробирается обманом в чужое жилище и убивает хозяев. Но нет, ты все же бирюк. Молодой и глупый.

– Бирюк шутит! Во дела! – картинно развел руками Янко. – Какой я тебе бирюк?

– Молодой и глупый.

– Да с чего ты взял-то?

– С того. Когда вспомнил, что Тварь боится бирючьей крови. Когда понял, что она пришла мстить, ибо думала, будто я убить ее хочу. Вот только это не я. Ей подбросили ядовитого мяса – раба, что мы в лесу сыскали. Ты его одурманил и туда отвел? Или Грод? Или вы вдвоем? Молишь, верно, молчи, это уже не важно. Неважно, кто вязал там человека на радость Твари, важно, кто его отравил. А коли это был не я, значит, это другой бирюк. А кто кроме тебя? Мальчишка-лекарь, невесть откуда взялся…

– Невесть? Меня ваш староста из столицы привез! Давно уже!

– Привез, – кивнул Ксим. – Себе на горе. То-то он после смерти сына сам не свой был…

– Думаешь, я бы смог его обмануть?

– А ты и не обманул. Он наверняка знал, что ты бирюк. Сам, небось, и сказал. Заодно, и как Тварь убить, иначе бы он тебя не приветил. Грод не шибко-то наше племя любил. Ты мне вот что скажи, Янко… не жалко было старика травить?

– Его Тварь в лесу убила, Ксим, ты сам сказал.

– Нет, – покачал головой бирюк. – Ни в какой лес он не ходил – я хорошо труп рассмотрел. Тварь обычно людей жует, а этот – целехонек.

– И зачем мне его убивать?

– Чтобы никто не узнал, что ты бирюк. Наверное, Грода собирался убить Тварь, а затем избавиться от меня. Кому нужен людоед на окраине деревни, пусть даже людоед-лекарь? Но у тебя своя задумка имелась. Ты подсыпал в лекарства Гроду тварий яд. Ты бы счастливо спасся, а сиротку, вдобавок, лекарскому делу обученного, в любом доме приветили бы. Но настоящего мертвяка из Грода не вышло. Если б так, он бы в доме, а потом в деревне устроил резню. Но он даже после смерти хотел убить Тварь. И у него почти получилось. Может, ты ему яда не доклал? Кстати, ты ведь сюда за ядом пришел? За кровью Твари? Не пропадать же добру, так?

– История почище тех, что гусляры спевают, – отозвался с кривой ухмылкой Янко. – Только одно не сходится. Я слыхал, у бирюков нюх собачий? Так скажи, я пахну как бирюк? Или выгляжу как вы? Или такой же бесчувственный?

– Пахнешь ты как человек, это точно. И выглядишь тоже, да и мал ты еще, не оброс статью бирючьей. Мальчишка-бирюк – невидаль дивная, ни разу такого не встречал… но кто сказал, что такого не бывает? А чувства… С чувствами у тебя не так ладно. Меня все время что-то настораживало. Будто ты пытаешься лицедеить: смеешься, когда не смешно, грустишь, когда не грустно. Примеряешь разные лица, и все время мажешь мимо нужного. Сначала я об этом не думал особо… Но вечером увидал, как удивляется мертвец. Не по-настоящему, а будто по привычке. И тогда понял, что чувства твои лживы. Ты лишь строишь из себя человека.

Янко на мгновение застыл. Дрогнули губы, словно пытаясь разъехаться в улыбке, но затем уголки опустились, лицо мальчика поскучнело.

– Лады. Чего попусту воздух трясти? Здравствуй, окрестник. Извини, что без даров да без приглашения.

– Здравствуй и ты, дитя.

– И? – Голос почти ровный, чуть подрагивает. – Что дальше?

Ксим прикрыл глаза.

– В том и вопрос: что ты дальше делать будешь? Останешься в моей деревне? Или уйдешь?

Янко пожал плечами.

– Твоей деревне? Ксим, ты знаешь, что тебя не слишком жалуют в твоей деревне? Не только из-за сегодняшнего. Просто не любят. Знал?

Бирюк промолчал.

– Конечно, знал, ты ведь такой умный, – спокойно сказал мальчишка, а потом добавил:

– А еще сильный, страшный, весь такой одинокий. Такой бирюк! Почему живешь на отшибе? Почему они тебя боятся? Зачем это нужно?

Скажи это человек, слова бы вибрировали от злости, голос же бирючонка был сух.

– Ты о чем? – нахмурился Ксим.

– Ты знаешь о чем. Веками бирюки жили… как бирюки. Люди васбоялись и сторонились. Вы их охраняете от мертвяков, вы их лечите, а они готовы винить нас в любой беде. Теленок умер в утробе – бирюк виноват. Урожая нет – бирюк виноват. Они выгоняют вас в лес, когда рождаются дети. Мою мать заставляли уходить даже во время сбора урожая. А это, – повысил голос Янко, – целый месяц, Ксим.

– Это оправдание? – спросил бирюк.

– Это правда. Хватит жить по-бирючьи, надо уживаться с людьми.

– Ты хорошо ужился.

– Смеешься? – сделал вид, что разозлился Янко.

– Вот видишь, -заметил Ксим, – ты так хорошо научился уживаться, что даже не понимаешь меня, поганого бирюка.

– Поганый бирюк, – повторил Янко. – То-то и оно. Так скажи, зачем людям бирюки? От мертвяков охранять? Так люди и сами могут. Я в столице видал, как дружина князя справляется. Они даже бирюка могут на колья взять! Родителей моих – взяли, я едва спасся. Люди сильнее нас, Ксим, они сильнее всех.

– Пусть так.

– Именно так, – уверенно сказал Янко. – А раз так, скажи, Ксим, зачем этой деревне нужен ты?

В голосе мальчишки зазвенел слабый отзвук настоящей горечи. Ксим, сам отравленный людскими чувствами, не мог ошибиться. Но он-то отравился случайно, а мальчишка, что же получается, по своей воле этот яд принимает? Настолько сильна в нем жажда стать человеком?

– Так должно, – ответил бирюк. – Есть деревня, есть лес, в котором живет Тварь. Есть люди, которых она убивает, такие становятся мертвяками. И есть бирюки, которые едят мертвяков и охраняют деревню от Твари. Так было всегда. И так всегда будет.

– Не будет, Ксим. Уже не так, – покачал головой Янко. – Тварь умерла. Некому теперь мертвяков клепать. Не от кого защищать деревню. Остался только ты – бирюк, которого все ненавидят.

– Знаешь, – с вызовом добавил мальчишка. – Я понимаю, каково тебе. Ты спас деревню от мертвяков, убил проклятую Тварь. И никому не нужен. Сам слышал, Агния говорила, мол, из-за бирюка Тварь напала, он виноват. Надо его на вилы взять и дом спалить, пока он от ран не очухался. Ну, каково? Вот досада, наверное?

Сквозняк скользнул между бирюком и Янко, будто пытаясь развести их в стороны.

– Чего ты хочешь, старик? – насупился мальчишка. – Говори яснее или дай уйти.

Дед не раз повторял: делай, что решил. Не колебься, делай.

– Представь, Янко, – сказал бирюк, – что ты овчар. Ты заботишься об овцах, охраняешь их от волков, убиваешь овец, заболевших бешенством. Это твой долг, этим занимались твои предки. Но ты хочешь наплевать на долг, на предков, на что угодно, лишь бы натянуть овечью шкуру и самому побегать в стаде. Может даже, сам хочешь стать овцой? Вот только волки овец не боятся. А Тварь страшнее волка.

– Твари больше нет, – возразил мальчишка.

– Думаешь, она в лесу была последней? – тихо спросил Ксим. – Явится новая.

– Так это когда будет? – махнул рукой Янко. – К тому времени я сам в силу войду, смогу защитить народец. А коли явится – убьем и ее. Всем миром соберемся и убьем. Я им расскажу, как.

– И о том, что ты бирюк, расскажешь?

– Почему нет? – ответил мальчишка. – Только меня они примут. Я ведь не буду на отшибе жить, да пугать их, я им помогать буду. Как свой.

– Помогать, значит… А если скажут тебе, а давай, Янко, и других Тварей перебьем? А что для этого кровь бирючиная потребна – не беда. Кому эти бирюки вообще нужны? На вилы их всех. А если и выживет какой – так это не страшно, без Тварей они долго не протянут. Что тогда? Поможешь овцам истребить волков и других овчаров?

– Помогу!

Мальчишка, кажется, разозлился по-человечьему. И теперь не знал, что с этим чувством делать:

– Тоже мне, сыскался мудрец! Не вали на меня свои бирючьи проблемы! Если любо, считай себя овчаром. Но овчар не только охраняет стадо, он и стрижет его. Повелевает! А ты… овчарка. Шавка, что бегает вокруг и лает на всех разом.

Вдали залаяла собака, но лай никто не подхватил.

– Что ж, и то верно, – сказал Ксим. – Овчар стрижет овец. Заботится о них. А еще… режет, когда нужда есть.

Янко отступил на шаг. В глазах забился пойманной птицей ужас, а бирюкам бояться не положено.

– Погоди, Ксим, ты же не…

– Ты поганая овца, Янко. Пастух перестает быть пастухом, когда начинает жрать траву вместе с овцами.

– Но я бирюк!

– Бирюк понял бы меня. Бирюк не тронул бы Тварь. Бирюк не поднял бы руку на собрата. А ты и не хочешь быть бирюком, ты хочешь быть человеком.

– Стой, Ксим, подо…

– Ты зря думаешь, будто все останется, как есть. Рано или поздно тебя найдут. И все узнают. Умрут Твари, умрем и мы. Не с людьми мы соседствуем, Янко, а с Тварью. А люди – сами по себе.

– И что теперь? – Янко, отступая, уперся спиной в бревенчатую стену.

– Ты должен уйти, – твердо сказал Ксим. – Вместе со мной. Тогда никто не узнает о бирючьей крови и об уговоре с Тварями. Со временем сюда придет новая Тварь, за ней – новый бирюк. А сегодняшняя ночь забудется.

Лицо мальчишки исказил страх, боль, ненависть – будто все человеческие чувства, которые он силился изобразить, разом показались, и тут же без следа сгинули. В глазах Янко не осталось ничего, кроме решимости.

– Я никуда не пойду.

Ксим на мгновение замер. А затем рука его почернела, растворяясь в темноте. Заблестели чешуйки.

– Что ж, – сказал бирюк. – Есть и другой путь.

Янко силился закричать, но не мог – чешуйчатая рука пережала ему горло. Он сучил ногами, силясь вырваться, но вырваться ему не давали.

И к утру в деревне не осталось ни лекарей, ни бирюков.