Читать книгу Ученик бирюка - - Страница 6

Бух! Бух-бух!

– Есть кто дома? Открывай!

Янко подскочил и в этот раз-таки свалился с сундука. Почему-то после всего случившегося ночью на лавку идти уже не хотелось. В итоге мальчишка уселся на уже знакомый сундук, и кое-как уснул. Долго ерзал, вспоминал пришельца, клял Ксима, и в итоге, намаявшись, ушел в сон. Чтобы снова проснуться непонятно как!

– Открывай, говорят! – снова громыхнуло у дверей.

Неужели Ксим вернулся? Стыдно сказать, но Янко почувствовал огромное облегчение. Сейчас он во всем разберется, скажет что-нибудь обидное, наверняка, но хотя бы будет все в поря…

– Щас дверь нахрен выломаем! – рявкнули снаружи, и почувствованное миг назад облегчение исчезло. Нет, не Ксим это вовсе. Тот бы вообще кричать не стал, просто выломал бы, раз уж собрался. Да и голос не похож.

Днем было уже не так страшно, к тому же пилюлю Янко еще не глотал, и бирючье спокойствие понемногу брало верх.

– Сейчас! – сказал Янко и похромал к двери.

Взялся за засов, потянул и охнул. Это ж с какой силищей он дернул его ночью, что теперь так трудно отодвигать? У страха глаза велики. И когти тоже, припомнил мальчишка, когти у страха тоже были довольно велики. И чешуя черная.

Едва с засовом было покончено, как дверь снаружи сильно толкнули, Янко не удержался и рухнул навзничь. В сени зашли два мужика – похожи, как братья: оба рыжие, светлоглазые, бороды с легкой проседью. Вот только один с топором, а другой с вилами.

– Где бирюк?! – гаркнул тот, что с топором.

– Вчера ушел, – ответил Янко, неловко пытаясь подняться.

– Куда? – мужик наклонился, схватил мальчишку за ворот и дернул вверх. – Куда ушел?!

– В лес.

– Когда вернется? Говори, сученыш!

– Не знаю! – заорал в ответ Янко. – Мне откуда знать?! Вчера еще должен был! И вообще, пусти!

Он схватился руками за ладонь, что все еще держала его за ворот, попытался разжать, да только царапнул случайно.

– Ах ты сопля! – разозлился мужик, замахнулся было, дернулся, но не ударил. Его схватил за руку тот, который вилы держал.

– Охолонь, Хрипан. Не видишь, мальчишка калечный?

Хрипан этот самый прищурился, бросил взгляд на ногу Янко, увидел шину, ремни.

– И то верно, – пророкотал он. – Не след такого бить. Тебя как звать, малец?

Интересно, подумал невпопад Янко, Хрипаном его за голос зовут, или это родители так угадали?

– Эй, малец, ты глухой? Слышишь меня?

– Нет, – быстро сказал Янко, потом поправился. – Да, слышу. Янко.

– Ишь ты, – недобро усмехнулся мужик. – Янко. Почти как брата нашего. Не врешь?

– Не вру.

– Вот и не ври, – качнул головой Хрипан. – Ты этому бирюку кто?

– Ученик.

– Во как. Не знал, что бирюки учеников из людей берут.

Значит, за человека приняли! Стараясь не выказывать радости, Янко ответил:

– Он странный.

В глазах Хрипана снова появился безумный блеск.

– Странный, значит? Так куда он ушел, говоришь?

– В лес, – ответил Янко.

– В лес, – протянул мужик. – А зачем он туда ушел?

– Так прислали за ним. Сказали, в лесу кто-то со скалы упал, расшибся, помощь нужна.

Мужики переглянулись.

– Мирон, это кто у нас там давеча со скалы падал? – нахмурившись, спросил Хрипан.

Мужик с вилами пожал плечами:

– Никто вроде.

– Ага. А кто за ним прислал? – спросил Хрипан.

– Не знаю, – пожал плечами Янко. – Я в доме был. Он только за сумкой зашел, сказал, что в лес, и вышел.

– И больше ничего не говорил?

– Ничего, – сказал Янко и спохватился. – А! К нам ваш староста вчера днем подходил! Худой такой. Сказал, что у плотника сын захворал. Может бирюк там?

Кулака он даже не увидел. Что-то тяжелое врезалось ему в челюсть слева, и Янко отшвырнуло к стене. Костыль отлетел в сторону, зазвенел по полу. А сквозь гудение в ушах Янко расслышал:

– Стой, Хрипан! Это же мальчишка еще! Он тут причем?

– Пусти, Мирон! Я из него быстро правду выбью!

– Да какая правда! Не врет он!

– Не вру, – хотел сказать Янко, да язык не послушался. Взгляд с трудом отыскал в кружащейся комнате Мирона. Тот держал Хрипана за плечи и яростно тряс. Мальчишка смутно припоминал, что у него есть нож. Где он? Мысли с трудом проталкивались сквозь гудевший череп. Нож… он где-то рядом. На миг оцепенение спало, и рука Янко дернулась к поясу. Нож выскочил наружу, зажатый в ладони, ножны упали куда-то вниз. Янко был готов. Вот только перед глазами все плыло. Хрипан наконец сбросил с себя Мирона, шагнул к Янко.

– Да у тебя нож! – с издевкой сказал он.

Да, у меня нож, хотел сказать Янко, но не успел. В ладонь его ударил тяжелый сапог, и но из руки пропал, зазвенел где-то под столом. Сам мальчишка оказался в воздухе. Хрипан крепко сжимал ворот его рубахи, с ненавистью глядел ему в лицо. Янко сильно мотнуло, он врезался в стену, скатился в угол, весь сжался, ожидая удара. Но его не последовало. Мальчишка открыл глаза и увидел, что Хрипан застыл и даже будто обмяк. Он поглядел куда-то поверх Янко, а затем упал на колени и заплакал. Как есть заплакал – со слезами и соплями, очень-очень горько.

– Он же убил их!.. – рыкнул сквозь слезы мужик. – Всех убил. Даже Светика. Там крови столько…

– Може, и не убил, – сказал Мирон, и в голосе его напряжения тоже поубавилось. – Авось отыщутся. А кровь… да мало ли…

Говорил мужик и сам, похоже, себе не верил. Хрипан не пытался вырваться, просто рыдал, а его брат неловко топтался рядом. Постепенно голова перестала кружиться, Янко, опершись о стену, медленно встал и подобрал костыль. Взглянул на странную парочку, и только сейчас заметил, что на улице, перед дверью тоже стоит прилично народу. Лица у всех злые, но вместе с тем малость испуганные. И правда, ведь знали, что к бирюку идут, взяли с тобой топоры да вилы. Но, коль и впрямь взялись бы они, например, Ксиму угрожать, то эти двое легли бы первыми, а затем, и добрая половина тех, что на улице. Если не все. Что ж тут у них стряслось? Мирон поймал взгляд Янко и покачал головой, молчи, мол. Тот, впрочем, ничего говорить и не собирался. А ну как этот самый Хрипун опять в драку кинется? Жаль Ксима здесь нет, уж он бы ему показал. Или не жаль. Кончилось бы дело великой кровью, а так, может, и разойдутся.

Хрипан наконец встал, вытерся рукой и вышел, ни на кого не глядя. Мирон остался.

– Не держи на него зла, – сказал он Янко. – У нас этой ночью брат пропал. Со всей семьей… А из чужаков здесь только вы двое, к тому же один – нелюдь. Сам понимаешь.

Янко понимал. Не понимал он другого: почему Хрипан так резко ударил его, когда он сказал про…

– Плотник, – прошептал Янко, и Мирон кивнул:

– Да, плотник. – И стиснул челюсти. Видать из последних сил держался, чтобы не кидаться на всех, как Хрипан.

– Ладно, Янко, бывай, – сказал Мирон. – У тебя еда есть-то? Лучше тут пересиди, пока твой бирюк не вернется.

Как раз вот этого Янко не хотел. По чистому и совершенно непонятному везению та тварь не ворвалась в дом.

– Ночью вокруг дома кто-то ходил, – сказал он. – В дверь ломился.

– Кто? – насторожился сразу Мирон.

– Не знаю. Громкий кто-то, рычал, бился.

– Тут в соседнем дворе собака пропала. Может, ее слышал?

– Собаки двери не дергают.

Мирон задумался.

– Лады, – сказал он. – Скажу всем, чтобы запирались.

– Я не про то, – мотнул головой Янко. – Не хочу тут ночевать! А ну как опять это вернется?!

– А выбор-то у тебя есть? – горько улыбнулся Мирон. – Ты чужак. Кому ты тут нужен?

– Я лекарь, – ответил мальчишка, стараясь вложить в эти слова всю гордость.

– У нас ведунья есть, – сказал Мирон, но вдруг задумался. – А вообще, пойдем. Поживешь у Молчуна. У него как раз старуха помирает, ей уход нужен.

Колебаться Янко не стал, подхватил сумку с лавки, костыль и захромал вслед за Мироном. Двор у дедовской избы был и правда полон народу. Хрипана видно уже не было, и большая часть людей, видать, ушла вслед за ним, но все равно многие остались, неизвестно зачем. Янко прошел мимо них, стараясь ни на кого не смотреть. Думал, что за калиткой почувствует себя спокойнее да не тут-то было. Деревня гудела как улей. Отовсюду слышались громкие голоса и плач. Обычный деревенский гомон с мычаньем коров, кудахтаньем кур и лаем собак превратился во что-то жуткое, нагоняющее страх. Возле дома неподалеку собралось, наверное, с полдеревни. Страх, печаль и отвращение пропитали все вокруг. Пилюли Янко отрубали почти напрочь все бирючьи чувства, но даже с этими обрубками он чувствовал запах смерти. Кого-то убили, причем жертв не одна и не две. Хмурые мужчины заходили внутрь этой скорбной избы и выходили бледными. Кого-то выворачивало прямо у порога – не успел даже сойти толком.

– Так все так ужасно? – шепотом спросил Янко.

Мирон скривился и промолчал.

– Настолько ужасно, как может сделать только бирюк?

Янко пришлось быстрее орудовать костылем, потому что Мирон лишь прибавил шагу. Шли, правда, недолго. Уже через три двора повернули и остановились у аккуратного, хотя и явно видавшего виды дома. Раздавался стук топора о дерево.

– Хозяева! – позвал Мирон. – Есть кто?

Стук прекратился. Из-за поленницы вышел худой, неопрятный старик, смерил взглядом гостей.

– Чого надо?

– Здаров, Васил.

Старик не ответил на приветствие, взглянул недобро:

– Нашли кого?

Мирон разом помрачнел еще больше.

– Везу нашли. За домом лежала со свернутой шеей.

– А остальные?

– Нет. Сгинул Вир, сгинули племяши мои, сгинули…

– А брат твой не мог жинку сам?..

– Везу? – напрягся Мирон. – Да ты что? Он же любил ее, с нами из-за нее вечно цапался, против отца пошел… нет, это кто-то другой. Чужой.

Янко почувствовал, как Мирон напрягся, видать, вспомнил, что один из чужаков рядом стоит.

– Искать-то будешь брата? – спросил старик. – Облаву делать?

– Будем, – кивнул Мирон. – Обыщем лес, как народ соберем. Ты…

– Я в этом деле вам не помощник. Зря пришел.

– Я не за тем, – махнул Мирон рукой. – Парнишку вот привел, – сказал он, слегка подтолкнув Янко. – Говорит, лекарь. Поможет, если что.

Старик устало вздохнул. И это была не того рода усталость, какая проходит после сна, он словно устал от жизни и всего, что с ней связано. И в глазах – только одно желание, чтоб ушли побыстрее. Держался так, как если бы годы изо всех сил тянули к земле, а он из одной только вредности старается им не уступать.

– Не надо нам, – качнул он жидкой бороденкой. – И так помрем.

Мирон нахмурился. Видать, нелегко дается ему это спокойствие, подумал Янко, да и как иначе-то?

– Пожалей мальчонку, – сказал Мирон. – Я его из дома бирючьего забрал. Не ночевать же ему там, ну в самом деле.

В глазах старика шевельнулся интерес.

– Из бирючьего? – переспросил он. – И что ж ты там делал, отрок?

– С бирюком он пришел. Куда ж ему идти-то было.

– А чего он сам молчит? Не только хромой, так и немой в придачу?

– А чего говорить, – насупился Янко. – Я лекарь, а не болтун. И если лекарство мое вам не надо, то и говорить тут не о чем.

– Ишь ты гордый какой, – хмыкнул старик. – Нос задрал выше крыш. Так, небось, ногу и сломал, что на дорогу не глядел?

– Ногу мне бирюк сломал, – огрызнулся Янко. – Чтобы я от него не убег.

Тут уже и Мирон поглядел на мальчишку с удивлением.

– Что ж ты ему такого натворил? – заинтересовался старик. – Бирюки так просто детям ноги не ломают.

– Чуть не убил его, – честно ответил Янко.

Старик неожиданно расхохотался, да так хрипло, что где-то ворон закаркал в ответ.

– Лады, – сказал он наконец, – если ты и вполовину так лечишь, как языком мелешь, то… – он помедлил, – то будем рады.

– Вот и хорошо, – вздохнул Мирон. – Пойду я тогда.

И ушел, не обернувшись даже. Скинул, мол, с шеи хромоного мальчонку, можно и важным чем-то заняться. Янко неожиданно почувствовал ком в горле. Эх, не вовремя Ксим исчез, совсем не вовремя. Старик махнул рукой, будто сетуя на что-то, и пошел обратно за дом. Делать нечего, Янко двинул за ним. Васил легко вытащил из колоды топор и принялся дальше рубить дрова, будто и не отвлекали его, будто и нет поблизости никаких мальчишек посторонних. Как отлетали чурбаки в разные стороны, так и отлетают. Правда, выглядел Васил при этом до того бледным и уставшим, что казалось, каждый новый удар – точно станет последним: старик рухнет без сил, а то и вовсе помрет. Но раз за разом Василу каким-то образом удавалось оставаться на ногах, а куча дров рядом с ним только росла.

Заскучав, Янко уселся на лавку поодаль. Сумка с костылем примостились рядом. Мальчишка вытянул ноги и впервые за день почувствовал, что можно отдохнуть. Утро даже начаться не успело, а уже столько всего приключилось: драка, разговоры, прогулка через всю деревню, опять разговоры. Посидев так немного, Янко подцепил сумку, развязал ее, достал сверток с пилюлями. Горькая гадость, как и всегда, обожгла язык, горло, ушла куда-то вглубь желудка, затаилась там. Стук прекратился, мальчишка поднял глаза и тут же встретил внимательный взгляд старика Васила.

– Чего вытаращился? – буркнул старик. – Помоги в дом занести.

– Да у меня ж нога, – соврал Янко. Нет, он, конечно, мог бы. Но приказной тон старика будто бросал мальчишке вызов, который тот просто не мог не принять.

– Не бреши, – отозвался старик. – А то я не видел, как люди на костыль опираются. Он тебе и не нужен небось.

– Так что, – добавил он. – Бери дрова и неси. А то без ужина останешься.

У Янко так и чесался язык сказать, мол, сами свою человеческую жратву ешьте, да повезло, что мысль вперед языка поспела. Захлопнул челюсти Янко и пошел помогать. Дров набрал только в одну руку, прижал к груди, во второй – костыль. Пусть дед что хочет там себе думает. А тот, похоже, ничего не думал вовсе. Даже не глянул, идет за ним кто или нет. Лишь дверь оставил открытой, заходи, мол. И Янко осторожно, будто в берлогу медвежью, зашел.

Дом изнутри выглядел еще хуже, чем бирючий. По крайней мере сени – крошечные, две на три сажени, но заваленные всяким хламом: сломанная коса, треснутый топор, колесо без одной спицы. Мусор и скрипучая лавка. По крайней мере, выглядела она ужасно скрипучей. Не развернешься толком. Дверь в клети была прикрыта, но сидела на петлях плохо, вкривь и вкось. Скинул дрова в сенях Янко и шагнул дальше в дом.

Оттуда сразу пахнуло чем-то кислым. Сама хата оказалась под стать сеням – черная печка посреди, и стоя у нее, можно рукой дотянуться до стен. Ксим бы дотянулся, у Янко пока руки не такие длинные. И воняло тут куда хуже, чем ожидалось. Немытое тело, моча, болезнь – все вперемешку. Здесь, похоже, медленно и мучительно умирал человек. Или, что вернее, уже умер.

Старик перехватил взгляд Янко, развел руками в притворном смущении:

– Так и живем, – а затем добавил. – Спать будешь на печи. Или в овине, выбирай.

Овин – это, двор почти. Там, конечно, воняет только сеном, но… тут Янко припомнил ночного гостя, и его пробрала мелкая дрожь.

– На печке, – выдавил он.

– На печке, так на печке, – согласился старик. – Вещи вон у лавки брось.

Сразу за печкой обнаружилась лежанка с кучей тряпья на ней. Васил указал на эту кучу пальцем, а сам вышел в сени. Под потолком было окошко, но его, похоже постоянно держали закрытым – как сейчас, поэтому в доме еще и хоть глаз выколи. Янко осторожно приблизился, стараясь дышать глубже – чтобы быстрее привыкнуть. Груда тряпья оказалась человеком, укрытым сразу несколькими одеялами. Старуха. Глаза закрыты, грудь не движется, сухие тонкие губы слегка разомкнуты. Умерла? Да нет, не может быть. Янко наклонился над лицом старухи стараясь уловить хотя бы легкое движение воздуха, задержал дыхание. Ничего. Слегка содрогнувшись, он тронул серую в коричневых пятнах шею – та на ощупь была прохладной, да и вена не отозвалась привычным стуком сердца. Старуха и правда, умерла, причем, похоже, давненько. Янко поежился.

– Ну что, разобрался, что к чему? – спросил старик, неожиданно появляясь из сеней.

– Разобрался, – поджал губы Янко.

– И что скажешь… лекарь? – это самое «лекарь» было сказано с такой порцией яда, что Янко не стерпел:

– Что мне тут делать нечего.

– И почему же? – заинтересовался старик.

– Потому что я людей лечу. Живых.

– И?

Значит, старик либо не знает, либо издевается. Либо сошел с ума.

– Она мер…

– Мер… тва? – вдруг спросила старуха хоть и треснутым, но вполне разборчивым голосом. – Нет. Еще нет.

Несмотря на все свое хладнокровие, которым Янко в тайне гордился, он все равно вздрогнул и отшатнулся. Старик захохотал, и сразу стало ясно, что все это время он с трудом сдерживал смех.

– Вьюна, ты слыхала? – скалился Васил, – Небось думал, что я его сюда привел за мертвецом ходить?

Смеялась и старуха, но ее смех был больше похож на кашель. А Янко стоял и совершенно не знал, что сказать. Сумасшествие какое-то. Он же был уверен: бабка мертва, а она… смущение ушло, накатила злость на старика, старуху и на себя самого. Тоже мне лекарь, не смог мертвого от живого отличить. Уж с Ксимом бы такого точно не случилось.

– Ну? – спросил старик. – Язык проглотил?

– Проглотил, – буркнул Янко. – Что от меня потребно?

– Бойкий малыш, – прошептала старуха. Казалось, смех высосал из нее последние силы.

– Что-что, – сказал уже серьезно Васил. – Помоги ее поднять.

Янко наклонился над старухой, не зная, за что браться.

– Хватай под руки, – велел Васил. – Перевернем.

Старуха оказалась внезапно тяжелой, не ожидавший такого Янко отступился и чуть было не рухнул на нее сверху. Старик вовремя схватил его за плечо и оттолкнул в сторону.

– Учись, – сказал он, – лекарь.

– Не обижай мальчика, – прошептала старуха.

– Я и не обижаю, – отозвался старик, сноровисто переворачивая жену, та стерпела, хотя по лицу было видно: каждое движение причиняет ей боль. Она медленно поднялась на кровати, с трудом спустила ноги на пол. Васил оглядел ее, повернулся к Янко и сказал:

– Во дворе колодец. В сенях ведро. Тряпки там же. Тащи сюда. И неча мне про ногу свою рассказывать.

– Да я не…

– Не перебивай. За ней, – указал он пальцем на старуху, – уход нужен. Вот это и будет твое дело. И лениться не смей – накажу!

Голос Васила звучал до того серьезно, что Янко даже не усомнился, накажет. Еще как накажет. И весь оставшийся день Янко сидел безвылазно подле старухи. Васил заставлял обтирать ее, переворачивать, слушать дыхание. Никогда еще Янко не доводилось столько возиться с кем бы то ни было. Оно ведь обычно как – сделал больному снадобье и все. Остальное – за родными, они и лекарство будут давать и ухаживать. Не бирючье это дело. Нет, иногда, конечно, родители оставались на ночь у какого-нибудь богача, когда требовал он ухода тщательного, или, когда случаи были совсем безнадежные. Но такое случалось редко – если болезнь излечить можно, обычно хватало лекарства и ухода. А если нельзя, то хоть всей столицей у постели больного сядь – не поможет. Болезнь старухи – жены Васила – вылечить было нельзя. Запущенная желтуница легла на старость, и не имелось в хрупком теле сил противостоять этой хвори. Болезнь можно было бы передать беру – лекарскому чуру, перед этим опоив старуху нужным отваром, но в таком состоянии он бы ее прикончил куда вернее и быстрее, чем сама болезнь. Янко мог бы рискнуть, но едва он заикнулся при Василе о чем-то подобном, тот лишь наорал в ответ. Потом, успокоившись, добавил:

– Ее Дед выходить не смог, а уж ты и подавно не сможешь.

Тут-то и встало все на свои места. Янко гадал: как так вышло, что старуха не померла уже давным-давно, оказалось, старый бирюк выдал Василу какое-то лекарство, которое и поддерживало в ней жизнь. Янко пожал плечами и все советы оставил при себе. Вечером старик сначала накормил жену, потом сел за стол сам и позвал Янко, но тому вовсе не улыбалось блевать, так что он просто отказался. Старик поджал губы и настаивать не стал. А после ужина пришла пора и поспать. Янко поначалу думалось, что заснуть он не сможет. Будет вслушиваться, не раздадутся ли шаги на пороге, не примется ли кто-то очень опасный ломиться в дверь. Но мальчишка так намаялся, что провалился в сон, едва забравшись на печку.