Читать книгу Византийские грешники - - Страница 9

После пробуждения Кесарий видел всё отчётливо и без помех. Он лежал на скрипучей кровати в комнатушке с облезлой штукатуркой. Подле него, на иссохшем чурбане, что выполнял роль подставки, стояла ёмкость для питья. Голова не гудела. Судя по ленивым лучам, солнце недавно вступило на дежурство.

Несколько раз прокричал внутригородской петух. Следом межкомнатный проём заглянула уже знакомая девушка. Теперь удалось разглядеть её получше. У неё были тонкие черты лица, дополняющие бледность, тёмные глаза и тёмные волосы, проглядывавшие из-под платка. От строгой туники сапфирового цвета веяло какой-то вдовьей тоской.

– Как вы? – поинтересовалась она.

– Лучше вчерашнего. Благодарю за спасение жизни.

– Вы преувеличиваете, порезы неглубокие. – Зашедшая раскраснелась. – Могу я узнать, что стряслось вчера?

– На меня напали. Грабитель. Ушёл ни с чем, – безразлично выговорил Кесарий.

Он вдруг приподнялся и заметал заполошный взгляд.

– Что-то потеряли?

– Сумку.

Девушка указала пальцем на пол рядом с кроватью. Кесарий поднял суму и прижал её к груди, удивляясь своей невнимательности. Он подумал, что ночью его могло рвать и пристыдился, хотя никаких следов не было.

– Полюбили тати наш отшиб. Даже в курятник пытались залезть.

– Пытались?

– Пёс спугнул… А вы бредили во сне. Цитату из «Откровения» приводили.

– Да? – переписчик справедливо засомневался в таком дотошном знании библейских текстов.

– Вы упоминали блудницу. Из какой именно главы – не скажу, там про армагеддон и наказание за грехи.

– Ага, – осенило Прокопийского и он продолжил в голове: – «Понятно, к чему. Любопытно, о ком же шла речь».

Девушка вздохнула:

– Мне идти надобно. Отдохните маленько, матушка скоро придёт. Яйца свежие понесла продать.

Кесарий молниеносно сел на кровать и обхватил плечи кистями, потягиваясь.

– Не собираюсь злоупотреблять гостеприимством. Да и понедельник уже, дел много. Рассвело не так давно – значит, везде успею.

– Может, вам голову обмотать на всякий случай? У нас где-то лежала чистая тряпица.

– Благодарю, лишнее. – Кесарий с опаской дотронулся до лба. Кожа в местах порезов чуть пощипывала.

– Будь по-вашему.

– А куда собрались, если не секрет?

– В церковь, – смутилась девушка. Улыбка вмиг пропала с её бледного лица. – Панихида первого дня по василевсу. Как раз под ночь весть пришла. В столицу ехал. Царствие небесное!

Юстин правил без малого девять лет и не прогневал народ. Секретарь перекрестился. Правда, он поймал себя на мысли, что его совершенно не тронула кончина василевса. И даже стало как-то не по себе. С другой стороны, никакой связи с почившим у него нет. Разве что, через монеты. Сколько там ему было? Где-то под семьдесят. Старость своё взяла.

Спасительница будто прочитала отрешённость в его сердце.

– Знаете, мил человек, у нас дворцовых не очень жалуют. Папа всегда их ругал. Говорил, нам, простым людям, от них житья нет. Но мне всё равно грустно.

– Грустите, что уж в себе держать?! Винить себя за такое никак нельзя, – рассудил Кесарий. – А я вас задерживать не буду. И маму тоже. Идёмте!

На крыльце, под навесом, прямо у порога, на скамье над плетёными корзины стояла продолговатая кадка с водой.

«Иногда утром похуже выгляжу, а тут даже не опухший!» – увидел Кесарий своё отражение.

Ночной ливень оставил лужи разных размеров и форм: большие и маленькие, похожие на гусей, идеально круглые. А улицы без мощения превратил в трясину. Парочке пришлось ухищряться и обходить кашицу, но грязь всё равно прицеплялась мелкими серыми точками. Прокопийский вяз, пытался прыгать, удивляясь чужой невозмутимости.

– Вы мне скажите, что стрясётся, если, положим, не проведут отпевание? – поинтересовался он у спутницы, когда вышли на сухое.

– Точно не скажу. Но оно душе помогает очиститься.

– Ладно. А вот затеряюсь на краю света. Не будет тела, не будет даже человека, кто за меня замолвит слово в храме да закажет отпевание. Тогда грешным на небеса?!

Идущая на панихиду задумалась, однако не смогла ничего ответить. Вместо этого она остановилась.

– Всё, мне тут всего-ничего осталось, сударь, – произнесла она, глядя прямо на Кесария.

Секретарю не хотелось расходиться, несмотря на то, что они говорили мало. Из без того разворошенного душевного улья вылетели иные пчёлы сожаления, и он изрёк, припоминая Дионисия, на месте которого оказался:

– Простите великодушно, мне нечем отплатить за вашу доброту.

– Ничего страшного. Храни вас Бог!

Окрылённый Кесарий наметил путь в канцелярию по ориентирам, и вскоре поравнялся с монолитными окраинными зернохранилищами у гавани Феодосия.

– Забыл спросить, как её зовут! Вот же… – хлопнул по ссадине на лбу секретарь и оскалился. – Забыл избавиться от рукописи.

Впереди замаячил сырой и грязный заколулок, где коты занимались делёжкой рыбьего скелета.

– Желудок бы не выплюнуть! – посетовал на вонь Прокопийский, закрывая капюшоном нос. Он раскрыл свиток и, словно первые люди, вкусил запретный плод. Чем больше его глаза поглощали строк труда «Тайная история», тем чаще он, присвистывал и нервно посмеивался, пугая кошек. Рассказывалось про Флору, бывшую жрицу любви, и бурную жизнь племянника почившего. Теперь слова кабатчика не казались таким уж бредовыми.

– Амиан, конечно, сплетник, но не стал бы непроверенное писать. Почерк точно его. Ладно, сплетни – выдумки, а тут…

Рука тянулась выкинуть опасное сочинение, но хотелось дочитать и узнать всю подноготную. Кесарий, не желающий опаздывать, рассудил, что ничего страшного не случится, если взять свиток на работу и решить его судьбу в конце дня.

**

У портика канцелярии, в вымытых водой промежутках между камнями брусчатки, извивались десятки дождевых червей. Кесарий с трудом не раздавил несколько розоватых верёвок.

На самом крыльце, под портиком, в бездействии обнимал метлу Исидор. Под ногами его валялся совок и небольшое ведёрко.

– Святые угодники! На ипподром ходил? – спросил уборщик.

Предположение Исидора не было лишено смысла. Болельщики партий ипподрома имели крутой нрав. Их любимчики проигрывали – они крушили всё вокруг и дрались. Их команда выигрывала – они на радостях дебоширили и лезли в драку. А с кем именно вступать в противостояние – вопрос второй.

– Спугнул грабителя. Ну хоть череп на месте, – пояснил Прокопийский. – А ты тут чего?

– Отдыхаю. Квестор ни свет ни заря попросил подмести и помыть все углы. Нагрянули гости из дворца, сам догадываешься, почему.

– Наверное… Ладно, пойду.

– Только ноги вытри о тряпку. А то наследишь мне грязюкой!

Кесарий серьёзно отнёсся к просьбе и потратил много времени, очищая обувь мокрым уголком. Прямо на его глазах из кабинета главы канцелярии, который находился в конце широкого коридора от входа, выплыл тучный мужчина в рубахе с расшитым синим воротником и с орлом на груди. Полный. Роста небольшого. Глаза, даже издалека, казались выпученными. Волосы блестели, как будто их намазали салом.

«Держится очень уверенно – мимолётно рассмотрел незнакомца секретарь. – Интересно, какую должность занимает. Доместик? Силенциарий?»

Следом показался сгорбившийся квестор Прокл. Кесарий выказал уважение обоим, сделав поклон.

– Вот как раз и он, господин Нарсес, – произнёс квестор, завидев подчинённого.

Пришлый мужчина задумчиво дотронулся до своего второго подбородка.

От имени «Нарсес» у Кесария перехватило дыхание. Казалось, сердцебиение его слышится по всей канцелярии. Ноги-столпы будто отяжелели, обмякли и тяжестью стремились куда-то под пол.

«Глупый! Надо было утопить свиток, уничтожить, как Марцелин велел, – начал корить он себя, – Теперь уже поздно, всё наперекосяк. Ну, четвертовать не четвертуют. Хотя за гадости про без пяти минут императора и его избранную могут!»

– Будет угодно позвать ко мне? – спросил евнуха Прокл.

– Сами разберёмся, в привычной обстановке, так сказать. Ваша помощь более не нужна.

– Разумеется, – сказал квестор и обратился к подчинённому: – Ну, не стой как вкопанный. Пройди к себе.

Кесарий медленно вошёл в привычный рабочий зал и, сжав кулаки, уселся на своё место. А затем вскочил и поставил треногу Исидора с другой стороны стола.

Гость из дворца предварительно закрыл дверь и сел напротив. Смотрел пристально, чем ещё сильнее пугал переписчика. Какое-то время в помещении висело безмолвие. От мучительного ожидания ноги Кесария принялись отстукивать.

– Сможешь сочинить добротный панегирик о нашем почившем Юстине, – нарушил молчание Нарсес. – Греческий, латынь. Стиль свободный. Все приёмы – на твоё усмотрение. Дело не терпит отлагательств, срок – до захода солнца. Отсюда его заберут вередарием.

– Дд-да.

– Можно не провожать. – Нарсес встал и вышел.

Кесарий выдохнул, подобно усталому псу после бега. Его внутренний голос ликовал:

«Уф, всего лишь хвалебную оду настрочить».

На радостях Прокопийский потянулся к суме, но тут услышал причитания квестора, разносившиеся на весь коридор:

– Эх, молодняк пошёл: подносил блюда к триклинию, а теперь командует!

Кесарий понял, о ком речь, и это его позабавило: Нарсесу на вид было не меньше пятидесяти – довольно зрелая молодёжь.

Квестор вошёл к Прокопийскому.

– Ещё кое-что, Прокопий… – начал он.

– Прошу прощения, Кесарий.

– Именно! – осёкся квестор. Он не уселся, а принялся кружить, шаркая ногами. Визит старого знакомого подействовал на него неожиданным образом. – Послезавтра отправишься в маленькую командировку где-то на неделю.

– Куда?

– К магнифику Трибониану, к юристам. Там много бумаг – новая кровь норовит всё переворошить.